Страница 100 из 104
Все это рассказывает мне упырь, облокотившись на одну из пыльных дубовых бочек, находящихся в небольшом влажном помещении, пропахшем дерном, кислым фруктом и деревом. Вино, хотя ценитель из меня так себе, здесь великолепное, но я не налегаю, вечером, один бокал, легкого белого, со льдом и водой из источника. Аромат лаванды ненавязчиво присутствует даже в морском бризе, им пахнет постельное белье и узкие улочки, утренний кофе и смуглое плечо на котором я засыпаю каждую ночь. Неказистая лиловая травка теперь навсегда будет ассоциироваться у меня с этим отпуском и упоительным состояние счастья.
Тринито (мне все время хочется добавить тоулол*) – сонный курортный городок, в котором не так помешаны на нормах приличия и воспитании, в этом его прелесть. В бунгало, которое находится в частных владениях на территории огромной фазенды Валиссы Лигару закрыто от посторонних, как военно-стратегический ядерный объект. Утром приходит горничная и повар, днем они уходят. Все это время мы гуляем по городу, катаемся на аналоге нашего катамарана, обедаем в прибрежных ресторанчиках деликатесными морепродуктами, играем в казино, но я не азартна, и мне хочется просто гулять, взявшись за руки и наслаждаться непозволительной роскошью близости, стелящейся за нами на грани приличия.
Кожа моя покрыта ровным золотистым загаром, везде. А когда я впервые вышла в местном аналоге бикини к закрытому, принадлежащему лишь семье Лигару, дикому пляжу, и прилегла на шезлонг, скинув пляжное платье, Макс сначала набросился на меня, с трудом дотерпев до бунгало, а затем запретил так ходить. И всё же я нашла способ убедить его, что загорелое тело – это красиво. А моё загорелое тело – красиво вдвойне. Грудь уже налилась, стала тверже и полнее, я вся как-то приятно округлилась, и, хотя животик не выпирал явно, тело моё изменилось. И эти метаморфозы радовали и меня, и упыря.
Нам оставалась пара тягучих, словно густой лавандовый мед, дней, наполненных удовольствием ничегонеделания и сплошным релаксом, и придется возвращаться в рабочие будни, а еще, буквально перед носом маячила свадьба, празднование которой мы решили сделать очень скромным, только для близких, так что едва ли наберется дюжина человек. Утром Максимилиан обычно отправлялся на пляж, а я нежилась в кровати до его возвращения, балансируя на узкой грани сна и яви, и этот день не стал исключением.
Меня разбудили откровенные ласки, губ и языка и нескромные движения пальцев, рисующих вокруг пупка и венериного бугорка завитушки и спирали. Едва я открыла глаза и поймала взгляд своего бесстыдника, он пошире раздвинул мне ноги и не разрывая зрительного контакта лизнул. Обжигающе горячо и возбуждающе сладко. Я выгнулась на встречу его ласкам, хрипя со сна его имя и разводя колени еще шире, словно предлагая себя.
Макс лишь усмехнулся и с радостью воспользовался предложением, покусывал и посасывал набухшие лепестки, неспешно и тягуче ласкал жесткими пальцами внутреннюю поверхность бедра, но старательно обходил самую чувствительную точку, пульсирующую и жаждущую внимания. Я протянула свои пальцы к возбужденному до предела клитору, за что получила болезненный укус и с шипением отдернула руку.
Хитрый прищур, и зубастик грозит мне пальцем, потом с видимым интересом смотрит на него, и облизывая, неспешно гладит влажный вход, дразнит, то входя, то выходя. Совсем на чуть-чуть, лишь играясь и еще больше раззадоривая, и распаляя мое желание. К пальцу присоединяется второй, а потом язык и губы, а когда я готова молить и сдаться, он резко, почти до боли ударяет языком по клитору, подводя меня к пропасти и полностью погружается в меня пальцами.
Я кричу и бьюсь словно птица в силках, ооо, я готова просыпаться так каждое утро.
Когда откат оргазма становится менее болезненным, возбужденный, едва сдерживающийся вампир входит в меня, пронзая и вбиваясь в древнем ритме. Кровать ходит ходуном, бьется о стену так, что с потолка что-то сыпется, его глаза всматриваются в мое сосредоточенное лицо, шея и руки напряжены, желваки ходят ходуном, а клыки торчат как у саблезубого тигра. Я вновь кричу, достигая пика, сжимая мышцами его до предела, царапая мощную спину.
Укус, осторожный, даже приятный, грудь колют мелкие иголочки, несколько жадных глотков и он прокусывает своё запястье, и когда я впиваюсь в него, глотая кровь, его глаза закатываются от невероятного кайфа, он изливается внутрь, вбиваясь, вторгаясь в меня всей своей мощью, погружаясь до самого дна. Наши языки танцуют последний танец, мы пьем запах и вкус крови друг друга, и мне все это кажется естественным и прекрасным.