Квартира в подарок

Дина рассказывала и попутно жевала. На последней фразе подняла глаза на Антона. Антон застыл, сгорбившись и опустив глаза, нервно теребил в руке вилку, поддевая и отпуская один и тот же кружок огурца в своей тарелке.

– Прости, – едва слышно произнес он.

– Что значит, прости? – оторопела Дина. – Ты, о чем?

Антон молчал, не поднимая головы.

– Ну, ладно тебе. Хватит придуриваться, – озорно и легонько толкнула его в плечо Дина, перегнувшись через стол. – Не смешно.

– Не смешно, – серьезно согласился он.

Сидел поникший и подавленный, хотя еще пару минут назад демонстрировал прекрасное настроение, с каким обычно возвращался домой с работы.

– Что происходит? – насторожилась Дина.

– Мне тяжело об этом говорить, – произнес муж после некоторого молчания, сопровождавшегося чередой глубоких вдохов и выдохов, будто, он готовился нырнуть в бассейн с тумбочки.

– Наверное, не тяжелее, чем мне слушать, – вслух предположила Дина, заподозрив что-то совсем неладное, и поторопила: – Объяснись, пожалуйста.

– Чего тут объяснять! – вдруг сорвался на взволнованный крик Антон. – Все и так ясно. У меня есть любовница. Она ждет от меня ребенка. Хочет, чтобы я на ней женился. Я долго тянул, ссылаясь на твою мнимую болезнь. Прости, – в какой раз брякнул он. – Но у Светки, видимо, терпение лопнуло.

И стукнул кулаком по столу, словно точку поставил. Тарелки с супом, заранее поставленные Диной на обеденный стол, подпрыгнули, содержимое всплеснулось, брызги разлетелись, попали на пол и на одежду Антона, на футболку и домашние спортивные брюки.

– Черт! – подскочил он, отряхиваясь и размазывая томатные пятна по футболке и штанинам.

– А как же я? – растерянно пролепетала Дина ему в спину, когда он ринулся в ванную.

– Найдешь себе кого-нибудь обязательно, одна не останешься, – пообещал Антон из ванной. – Ты хорошая женщина. Красивая. Покладистая. Здоровая. Вкусно готовишь. Мне с тобой было хорошо. Но, прости, так получилось, что у меня появилась другая. У нас будет ребенок. Я за него в ответе.

Дина с силой прикусила губу и ощутила во рту соленый привкус. Позже поняла, что это был вкус крови из губы, которую она прокусила. Губа еще долго выглядела опухшей и отзывалась болью при каждом прикосновении, но в тот момент Дина ничего не почувствовала, кроме соленого привкуса. С тех пор она ненавидела ничего соленого. Соленый вкус ассоциировался с изменой, предательством и несправедливостью. Если бы в тот момент Дина порезала руки или ноги, она скорей всего тоже ничего бы не почувствовала. Острый спазм в груди был настолько силен, что все остальное отодвинулось на второй и даже на третий план. Сознание помутилось, картинка перед глазами поплыла и только слово «прости» повторялось в ушах дробью.

Как она прожила остаток того дня, не умерев, не испустив дух, Дина не знала. Ночь не принесла облегчения. Наоборот, чувство обиды и потери обострились. Она, то тихо глотала слезы, то рыдала взахлеб с громкими причитаниями. Попыталась лечь в кровать, но не могла найти себе положения, чтобы умерить терзание души. Вставала под душ, но даже горячая вода, которая часто спасала ее и от головной боли, и от тяжелых дум, не помогала в этот раз.

– Только, пожалуйста, без глупостей, – озабоченно умолял Антон, держась при этом на некотором отдалении от нее.

Спать он устроился на диване в гостиной. И от этого было еще горше. Ведь прошлой ночью они засыпали под одним одеялом. Спустя всего лишь сутки Антон превратился в чужого человека. Как это могло произойти при условии, что никакой ссоры между ними не было, никакого разногласия не наблюдалось? Мир и взаимопонимание теплились до последнего. Или Дина старательно не замечала проблем? Как говорят в народе, жена об изменах мужа узнает в последнюю очередь. Наверное, потому что не хочет их замечать. Принципиально не снимает розовые очки. А если смело взглянуть правде в глаза, то разве отношения были идеальными, коли появилась любовница? Появилась она, судя по всему, не вчера. Потому как уже и ребенка ждет, и муж уверен, что от него. Значит, Антона что-то не устраивало в их семье? Но почему он об этом молчал? Почему так долго не заговаривал о грядущих переменах? Зачем тянул? Может, не был уверен в новой пассии и еще надеялся сохранить семью? А может, о Дине заботился, пытался как можно дольше сохранить ее спокойствие? Изощренное благородство, предельно вежливое издевательство. Однако думать так о муже, с которым прожила в любви и согласии двадцать лет, категорически не получалось. Вот если бы он изменял открыто и врал, то она бы уже привыкла. Ей было бы не так больно. Наверно…

Дина запуталась в собственных размышлениях.

– А если бы я тебе не рассказала про звонок? – задалась она вопросом в промежутке между приступами отчаяния и душивших ее рыданий.

– Все то же самое было бы позже, – спокойно ответил Антон.

– Зачем ты тянул?

– Выбирал момент.

– Чтобы ударить больнее?

– Наоборот.

– Это жестоко.

– Прости, – пустил разговор по кругу Антон.

Дина снова громко заплакала, сотрясаясь всем телом.

Так продолжалось всю ночь. Утром Антон ушел, как обычно уходил на работу. Дина осталась дома, как обычно оставалась. Необычным было то, что она не встала с постели и никаких планов на день не строила. Она лежала совершенно потерянная, готовая скорее умереть, чем жить дальше, и думая о том, как было бы здорово иметь неизлечимое заболевание, которым наградил ее Антон и о котором твердила по телефону Светлана.

Дина не заметила, как провалилась в глубокий и спасительный сон. Ей бы не просыпаться совсем или хотя бы как можно дольше, но телефон не умел испытывать жалости и читать мысли. Кто-то набрал номер Дины, телефон послушно выдал бодрую мелодию и продолжал ее проигрывать, пока Дина окончательно не распрощалась со сном. Нехотя и неторопливо, неуклюже, превозмогая боль во всех мышцах и частях тела, будто в предыдущий день ее подвергли не только душевной, но и физической экзекуции, Дина встала, машинально всунула ноги в тапочки и прошаркала к обувной этажерке, что ютилась в коридоре близ входной двери. Именно там Дина вчера оставила свою сумку, из которой настырно, уже в пятый или шестой раз по новой надрывался телефон. Кто-то не унимался, решив во что бы то ни стало достать Дину. Может, вознамерился окончательно уничтожить ее?

Дина вытащила трубку и уставилась на экран. Звонил Шурка Потякин – старый друг Антона.

– Да, Шура. Что ты хочешь? – устало произнесла Дина, приняв вызов и проигнорировав приветствие.

– Дина, здравствуй! – не стал уподобляться Дине Шурка. – У тебя все в порядке?

– Если не считать того, что меня бросил муж, который по совместительству твой друг, – нашла в себе силы для самоиронии Дина, – у меня все отлично. – И добавила известным мотивом: – А в остальном, прекрасная маркиза, все хорошо, все хорошо!

– Чувство юмора не потеряла, это главное, – отозвался Шурка озабоченно, будто не верил во все хорошее.

Дина хмыкнула сердито.

– То есть ты в курсе произошедшего? – требовательно вопросила она.

Шурка замолчал. Дине показалось, что она услышала извиняющееся шарканье ножкой. Вот только слова «прости» не хватало, которое еще вчера встало ей поперек горла. Не дожидаясь пошлого извинения, она обрушилась на Шурку со всем возможным негодованием:

– Козлы вы все! Уроды! Вам ничего не стоит использовать женщину! Прожить с ней двадцать лет, а потом бросить на произвол судьбы!

– Я тоже Антона не одобряю, – робко вставил Шурка.

– У него там любовь! – не останавливалась Дина. – А у нас с ним, что было? Не любовь, значит? Развлечение? Или вы скажете, что любовь живет лишь три года? Почему тогда при заключении брака не заявить о том, что союз не навсегда, а только до той поры, пока не угаснут чувства здесь и не появятся другие с другой женщиной в другом месте? Почему так никто не говорит? Почему все врут? Сначала врут одной. Потом другой. Твердят про любовь, а сами понятия не имеют, что это такое!