Страница 17 из 19
К храму Поримса мы подъехали к 11.10 утра. Со стороны главного входа его территория огорожена каменной оградой. Между деревьями натянут транспарант с лозунгом: «Отправляясь в путь, позвони об отъезде, а прибыв на место, позвони о прибытии». Имеются в виду родственники. Интересный лозунг. Его автор – Корейское агентство связи. Смысл – не только призыв к тому, чтобы почаще пользоваться телефоном. В Корее семейные отношения настолько крепки и важны, что никакой член нормальной корейской семьи не может передвигаться вне дома, не сообщая об этом своим родственникам, с которыми вместе живет. Конечно, в последнее время семейные отношения уже начали изменяться, и связи слабнут. Наверное, агентство решило внести свою лепту как в сохранение традиций, так и в увеличение собственных доходов.
О нашем приезде было известно заранее, и в храмовой столовой нас ждал обед. Монастырская столовая – сугубо функциональное здание с цементными стенами и металлической крышей. Оно могло бы стоять и на стройке, выполняя функции рабочего офиса. Однако пол в нем обогреваемый, то есть ходят по нему босиком, сидят на полу, а обедают за низенькими столиками. Столики были выстроены в длинный ряд. Я, как всегда, немного опоздал. Сел около входа, там, где попрохладнее от легкого сквозняка. Однако это мало спасало от невыносимой жары.
После обеда один из монахов устроил небольшую экскурсию по храму, рассказывая о старинных стелах и буддийских изваяниях. Затем студентам предоставили свободное время, а профессора отправились изучать старинные книги. Для студентов чтение и анализ буддийских книг, написанных на древнекитайском языке, – занятие слишком сложное: не хватает компетенции. Поэтому основной работой занялись преподаватели во главе с профессором Хван Пхэганом.
Профессоров пригласили в узкое одноэтажное здание с несколькими комнатами, расположенными в один ряд, – в дом с традиционной корейской планировкой. Комната, куда мы вошли, напоминала обыкновенный корейский офис: тут и письменные столы, и металлический сейф, и шкафы с папками отчетной документации, и телефон, и кожаные диваны для посетителей. Только хозяевами его были бритые монахи в серых кофтах с широкими рукавами и таких же широких серых штанах.
После короткой беседы хозяева принесли книги, а гости принялись за работу. Одному из монахов – высокому молодому парню с недорогими, но яркими, под позолоту, часами – поручили приготовить чай. Я внимательно наблюдал за его «магическими» действиями.
Сначала он ополоснул заварной чайник горячей водой из большой пиалы. Затем налил горячую воду в чайные чашечки. Через три-четыре минуты вода из чашечек снова была слита в большую пиалу. В эту же пиалу монах добавил свежей горячей воды. Полученная таким образом смесь из горячей воды была отправлена в заварной чайник, в котором уже лежали листья зеленого чая. Спустя некоторое время заварка была налита в большую пиалу, которую монах снова разбавил горячей водой. После этого он разлил чай по чашечкам и предложил гостям.
Если гость хочет выпить чая еще, то в заварной чайник доливается вода, заварка из него снова переливается в большую пиалу, и уже из нее чай попадает в чашечки. Такая церемония настолько сложна и длительна, что после прохождения всех ее этапов чай уже никак нельзя назвать горячим.
Но не слишком ли увлеклись профессора изучением ксилографов, содержание которых не всегда бывает понятно даже самим монахам? Нужно подумать и о студентах. Завершив часть работы, профессор Хван Пхэган зовет студентов и устраивает им небольшую лекцию об особенностях средневековой корейской ксилографической книги.
Ксилографы бывают двух типов: сделанные с новых досок (첫계본) и с досок, с которых уже снимались отпечатки (후세본). Знать это необходимо для уточнения датировки книги. Новые ксилографы имеют более четкую печать. В «старых» копиях в столбцах между иероглифами появляются горизонтальные черты – следы от квадрата, в котором мастер вырезал письменный знак. Кроме того, в конце книги, как правило, указывается год, когда были сделаны доски для печати. Иногда там встречается имя резчика.
Что касается дат, то здесь тоже есть интересные особенности. В принципе, корейский лунный месяц делится на три декады – верхнюю, среднюю и нижнюю (상순, 중 순, 하순), однако очень часто в текстах пишется не слово «декада», а слово «стирка» – хан (澣), то есть «верхняя стирка», «средняя стирка» и «нижняя стирка», поскольку в старину как раз было принято мыться и стирать один раз в десять дней. При этом служилое сословие – янбане – на время стирки могло получать небольшой отпуск.
Еще профессор Хван говорил, что иногда на бумаге ксилографа можно заметить прозрачные линии – «линии напряжения», которые образовывались оттого, что мокрую бумагу брали пальцами.
Однако лекция закончена. Студентам уже больше нечего делать в монастыре. А профессора еще не завершили изучение материалов. Поэтому принимается решение: студенты пойдут вперед в совон Кансон (江成書院), что находится неподалеку, начнут практиковаться в снятии отпечатков со стелы, а преподаватели, закончив работу, подойдут позже. Я отправился вместе со студентами.
Деревня Кынъённи, где находился совон, расположилась на противоположном берегу небольшой речки Вольчхон, которая из-за проливных дождей вышла из берегов. «Мост» из камней, положенных на дно, местами был залит бурным потоком. Поэтому для перехода на другую сторону пришлось снять обувь и закатать штанины.
Совон Кансон находился в самом конце деревни. Жители ее, встречавшиеся нам на улице, искоса поглядывали на столичных гостей, но не говорили ни слова. Ворота на территорию совона не были заперты, и мы беспрепятственно вошли туда. Замок висел лишь на воротах, отделяющих храм предков от остальной части. Совон Кансон был основан в 1785 году в честь конфуцианского ученого Мун Икчома (文 益漸, 1329–1398), который был выходцем из уезда Кансон.
Не спеша студенты подошли к крыльцу учебного корпуса совона, сложили вещи. И в этот момент, откуда ни возьмись, появился старик в традиционной корейской аристократической (янбанской) одежде белого цвета, то есть поверх кофты чогори на нем был надет белый халат турумаги. Однако шляпа на его голове была вполне европейская, белая, которая, несмотря ни на что, прекрасно гармонировала со всем национальным костюмом. Старик подошел к студентам, сел на крыльцо, раскрыл книгу – современное переиздание старинного корейского ксилографа с текстом на древнекитайском языке – и начал ее читать: сначала по-китайски, но с корейским произношением. Затем принялся, что называется, с листа делать перевод на современный корейский язык и комментировать его. Студенты, как это и полагается при общении со старшим, без лишних слов окружили старика и стали слушать его комментарии. Как я понял, книга представляла собой историческую хронику данной местности.
Старик читал с огромным вдохновением – наконец-то в его деревне нашлись ученики, готовые воспринять традиционные знания. Однако, как мне показалось, «ученикам» было довольно скучно. Некоторые из них постепенно отошли в сторону и начали готовиться к снятию копии-отпечатка со стелы, расположенной тут же.
Почувствовав настроение слушателей, минут через сорок старик перестал читать свою книгу и куда-то исчез.
Студенты приступили к снятию копии-отпечатка (тхакпон, 탁본) со стелы, содержавшей краткую историю образования совона Кансон. На этот раз в порядке их работы были некоторые отступления от правил: во-первых, стелу не мыли. Мне сказали, что она и так чистая, да и воздух чересчур влажный, чтобы ее мыть. Во-вторых, тушь не растирали, как это обычно делается, а использовали уже готовую жидкость.
Пока студенты работали со стелой, из храма Поримса подошли профессора, завершившие просмотр рукописей и ксилографов. Они попросили кого-то из студентов сходить за хранителем совона. Его адрес был заранее сообщен в уездной администрации. Хранителем оказался старик в традиционных белых корейских одеждах, который уже приходил к нам. Он открыл ворота храма предка, Мун Икчома. Внутрь были допущены лишь профессора и я как почетный гость. Студенты остались снаружи. Так же как и в совоне Ёнгок, профессор Хван Пхэган, его ученик Кан Чжэчхоль и я совершили поклон предкам, в честь которых построен храм. На этот раз уже никто традиционных одежд не надевал. Но поклоны совершались одновременно и по команде распорядителя – хранителя Кансон-совона. В завершение нам была предложена книга почетных посетителей, в которую два профессора и я записали свои имена и адреса. Оказывается, такие книги есть практически во всех храмах предков. На прощание профессор Хван Пхэган передал хозяину деньги – на содержание храма и в знак благодарности за возможность снять копию со стелы.