Страница 4 из 6
Я покачала головой. Кажется, в тот момент голос меня оставил окончательно.
– Несс, – тихо позвал Кейн. – Я начинаю волноваться. Скажи хоть слово.
Я снова покачала головой и зажмурилась.
– А хочешь, я сделаю так, чтобы ты забыла об этой дурацкой церемонии? Ты только скажи.
В его голосе слышалась хитрая улыбка. Наверное, в ту минуту мне стало совсем плохо, и я кивнула. И что же он мог сделать, чтобы я обо всём забыла? Я могла подумать о чём угодно, кроме этого.
Он прижался ко мне и коснулся губами моих губ.
Это было так необычно, какое-то новое, незнакомое чувство. Я до сих не понимаю, что это было, и единственное слово, каким можно описать его: это было сладко. Разве тело может ощущать сладость? Кожей. Я не знаю, но это было так.
Кейн отодвинулся.
– Видишь? – сказал он. – Я же говорил, что ты обо всём забудешь.
– О чём? – вырвалось у меня.
– Ни о чём, всё отлично, – он рассмеялся.
Мне очень хотелось поговорить об этом, но я боялась. Кейн был старше меня на два года, и наверняка у него уже было что-то похожее, только не со мной, раз он знал, что получится. Я думала о том, чувствовал ли он с другой девушкой то же, что и со мной, и было ли это так же сладко. И мысли об этом настолько вскружили голову, что я пришла в себя только после того, как меня толкнули в плечо.
– Несс, инициация через две минуты, – тихо сказал Кейн. – Я не смогу пройти с тобой, но всё равно буду… ну, рядом.
Я потёрла глаза, посмотрела на него.
– Прости, что?
– Говорю, что я не смогу пройти с тобой в зал инициации, – повторил Кейн, и в это мгновение я вспомнила, что мне предстоит. – Поэтому… В общем, с днём рождения.
Он протянул мне маленькую коробочку. Пока я открывала её, мои руки тряслись, и у меня получилось только с третьего раза. В коробочке лежали маленький наушник и микрофон, какой можно прикрепить даже к коже, и он будет похож на родинку.
– Я буду рядом так, как смогу, – Кейн развёл руками, неловко улыбнулся, и я вдруг поняла, что он волнуется не меньше моего. – Ну же, скажи хоть слово… Несс?
– Да… прости, я немного… – я зажмурилась, потёрла глаза, как будто это могло помочь прийти в себя. Надо было сказать что-то, но в голову ничего толкового не приходило, и я сказала то, что стоило. – Спасибо, Кейн. Я просто…
Я наклонилась к нему, уткнулась лбом в его плечо. Засунула чёрную капельку в ухо, прикрепила на шею под ухо микрофон. Наушник моментально принял форму уха, и я мысленно указала ему изменить цвет так, чтобы его не было видно.
– Нам надо идти, – негромко сказал Кейн.
– Да, хорошо, – кивнула я.
Если смотреть сверху, наша деревня похожа на длинную полосу, перечёркнутую несколькими короткими – это центральная улица и боковые линии. Участки квадратные у всех, на каждом располагается жилой дом и автоферма, и каждое здание здесь звучит своей тихой нотой; всё это сливается в общую протяжную песнь. Центральная улица упирается в здание совета. Под присмотром самых старших людей мне и предстояло попытаться коснуться волевика, правда, наблюдать они будут с высоты пары этажей. Об этом мне рассказывал Кейн.
– Говорят, волевик может принять вообще любую форму, и для окружающих это не всегда безопасно, – объяснял он. – Был случай, когда волевик в руках парня взорвался и задел присутствовавших на церемонии. Своего хозяина он никогда не ранит, а вот…
Я не хотела вслушиваться. Я хотела наслаждаться звуком его голоса, не вникая в смысл. Секунды утекали слишком быстро, мы стояли слишком близко к дверям здания. Меня тошнило от волнения, и в трёх шагах от заветной двери я ухватилась за руку Кейна, боясь упасть на бетонное крыльцо.
– Несс, ты должна зайти туда одна, – сказал Кейн, и его слегка искажённый голос эхом отдавался в капельке в моём правом ухе. – Не думай о том, что ждёт тебя потом, сосредоточься на волевике. Тогда всё пройдёт гладко.
Я кивнула – всё равно не вышло бы выжать ни слова. Шагнула вперёд, по крыльцу, ещё раз и ещё. Тяжёлые двойные двери из тёмного металла были распахнуты настежь, в помещении было темно, и мне предстояло шагнуть в эту тьму. Я вдохнула, выдохнула, вспомнила совет Кейна. И сделала новый шаг.
И окунулась в темноту коридора, а одновременно с ней – в новый приступ страха.
Казалось, тьма обступала меня со всех сторон, давила, не позволяла дышать. Я боялась сделать шаг, боялась открыть глаза, даже попытаться вздохнуть, как будто малейшее движение грозило смертью. И если в первый раз у меня ещё была надежда на то, что я выберусь из этого, теперь мне казалось, что я тону. Тону без надежды на спасение, и…
– Несс! Всё в порядке?
Одновременно с голосом Кейна в наушнике я услышала тонкую ноту, как те, которыми звучат дома. Она не была похожа ни на одну из тех, что я слышала раньше, она была особенной, какой-то… светлой, умиротворяющей, что ли. Волны страха ослабевали, отступали, и я понемногу пыталась дышать. С каждым новым вздохом становилось всё легче.
– Всё в порядке. Просто… немного испугалась темноты, – еле слышно сказала я и шагнула вперёд. Потом ещё раз, ещё, стараясь не обращать внимания на страх. Потом снова и снова. Нота звучала всё громче, мне становилось всё легче. Хороший знак.
Под потолком вспыхнул свет, залил огромную комнату, в которой я оказалась ровно в центре. Передо мной стоял пьедестал, или алтарь, или как ещё можно было назвать этот монументальный кусок белого мрамора, возвышавшийся передо мной чуть выше, чем по пояс. Его венчала ровная площадка, на которой лежал светло-зелёный с белыми прожилками камень, друза размером с кулак, кристаллы в которой были чуть толще указательного пальца. Нота исходила от них, а значит, это и был волевик.
Нужно было убедиться. Не дожидаясь команды или чего-то такого, я наклонилась к камню и прислушалась. Нота зазвучала громче, сомнений не осталось – пел камень. Я кивнула самой себе и распрямилась, и не успела даже подумать об этом или сделать какие-то выводы, как камень поднялся в воздух на несколько сантиметров, медленно сжался в небольшой шар и засветился. У свечения был приятный голубой оттенок, он завораживал, и я застыла, наслаждаясь его видом. И даже забыла ненадолго о том, к чему всё это ведёт – ровно до того момента, как шар вытянулся примерно на метр в длину, принимая до боли знакомую форму.
– Ну, что там? – послышался встревоженный голос Кейна.
– Меч, – выдохнула я.
– Пусть твёрдая воля и ясный рассудок ведут тебя по пути воина! – грянул с потолка незнакомый мужской голос.
Вот так всё просто. Я протянула руку, краем глаза замечая, что волевик мелко-мелко трясся, будто в нетерпении. Я попыталась его коснуться, но не тут-то было – своенравный камень чуть опустился, так, чтобы я не могла до него дотронуться. Я подняла ладонь вверх, и волевик последовал за ней, оставаясь ровно на таком же расстоянии от кожи, на каком до этого поднимался светящийся шарик над мрамором. Он признал меня. Я – волевая. Воин. И теперь получила этот минерал в своё распоряжение, а в придачу – необходимость защищать деревню, выходить в ночные рейды и мстить маргандалорцам за всё то, что они творят на наших землях. И если ещё утром всё это казалось мне неподъёмным бременем, теперь же по венам разливалась тёплая уверенность: это – моё. Это – моя жизнь. Не может быть иначе. И песнь волевика будто соглашалась, звала сорваться в битву; она больше не казалась мне грустной или протяжной, но сильной, смелой и вдохновляющей.
Волевик как будто почувствовал моё настроение. Он перестал светиться, обернулся лентой и закрутился вокруг правого запястья, как будто вздумал стать браслетом. Я ощутила перемену в его ноте – теперь мне слышалось, что он был в полной боевой готовности, ожидал первой же мысли, чтобы последовать за мной в битву. И мне казалось, что я сама стала тонкой струной, настроенной на мой волевик, и что мы звучим в унисон и понимаем друг друга. И да – мой волевик. У этих слов особенная окраска, особенный вкус, и мне хотелось повторять их раз за разом. Несмотря на то, что мы никогда не сможем коснуться друг друга, мы с этим камнем будто за мгновение стали лучшими друзьями. Безумные, но потрясающие ощущения.