Добавить в цитаты Настройки чтения

Страница 24 из 39

Андижос изумленно посмотрел на де Пейрака.

— Да! — продолжил граф. — И то что с ней сейчас происходит - следствие того о чем ты знаешь, но не хочешь рассказать: что-то произошло, что-то такое, что очень сильно её расстроило.

— Я не могу тебе ничего рассказать. Во-первых, я обещал Анжелике, а во-вторых, ну не было там ничего такого.

Пейрак сверкнул глазами:

— А «какое» там было?

Маркиз долго мялся, он не хотел нарушать слова, но Пейрак все равно дожмет его, это было ясно. Или решит, что он тоже в этом замешан не лучшим образом. И он нехотя сказал:

— Там было две вазы.

Жоффрей в изумлении посмотрел на него. Андижос вдруг вспомнил, как сам был изумлен. И рассмеялся.

— Ты что, хочешь сказать… Одна ваза — это Карменсита, а вторая… Лозен?

Андижос посмотрел на него, как побитая собака и кивнул. Пейрак в ярости снова вскочил:

— Я его убью.

— Ты не сможешь. Он уже свое получил.

Жоффрей посмотрел на него: 

— Ты дрался с ним из-за Анжелики?

— Да. Вчера утром.

— Ты не должен был этого делать, — нависая над маркизом, сказал де Пейрак, — оскорбили мою жену! И ответить за это он должен был мне!

— Во-первых, тебя еще не было, когда я это сделал. Я же не знал, что ты приехал. — пожал тот плечами. — Во-вторых, ты сам поручил мне оберегать Анжелику, значит я имел полное право вызвать его на дуэль. Не только как мужчина, но и как друг. Хотя… — усмехнулся Андижос, — она просила этого не делать. Но я не мог не ответить на оскорбление нанесенное ей.

— Почему? — с ревностью в голосе, бросил Пейрак. — Почему она просила не отвечать на оскорбление?

Андижос с интересом посмотрел на друга, у которого, как ему казалось, нет слабых мест. Оказалось, что есть. 



— Она считала, что оскорбление было уже смыто. Когда я подбежал, Пегилен лежал на полу. Мне осталось только поставить его на ноги. Уже стоя на ногах, он получил еще и пощечину от Анжелики. Послушай, твоя жена — чистое золото. Я бы с ней связываться не стал. У нее сильная рука… — маркиз вспомнил, как дернулась голова у Лозена от пощечины.

Де Пейрак впервые за этот разговор улыбнулся.

— Да, я знаю, что она золото. Спасибо, Андижос. Но мне это пока не объясняет, почему она заболела.

— Здесь я ничем помочь не могу. Она сразу пошла к себе. Мне казалось, она не была так уж потрясена, иначе бы не смогла сражаться с Пегиленом. Назад в залу не возвращалась — это точно. Послушай, — умоляюще проговорил Андижос, — не говори ей, что я тебе все рассказал. Я не хочу потерять её расположение.

— Что, боишься что третью вазу разобьет? - усмехнулся Пейрак.

— Все может быть. — сказал Андижос и весело рассмеялся.

— Посоветуй Лозену не попадаться мне на глаза. Хоть он мой друг, и вроде ты решил за меня мою проблему… Но если я его увижу…в ближайшее время...  — Жоффрей скрипнул зубами, — он встать уже не сможет.

— Он уехал в Париж. — последовал быстрый ответ.

— Своими ногами? — поднял бровь Пейрак.

— Нет, — улыбнулся Андижос, — в карете с доктором. Пейрак, он и мой друг. Я не знаю, что на него нашло. Сначала он был пьян и говорил о неподатливых марионетках, а когда протрезвел — замолчал. Он сожалеет, это точно. Мне показалось, он начал сожалеть еще там, в галерее. Я его проучил, еще добавил на словах. Сказал, что если он только скажет кому-либо о причине дуэли, тогда вмешаешься ты. Если бы я не дрался с ним — ты бы его убил еще вчера или сегодня. А мне этого не хотелось.

— Да. Оскорбления я бы не оставил. Может, было бы лучше, чтобы его смыл я. — поморщился де Пейрак.

Возвращаясь домой, Жоффрей думал, о том, что рассказал Андижос. Могло ли неучтивое поведение Лозена так повлиять на Анжелику? Или оно было более чем неучтивое? Или оно ей о чем-то напомнило? О чем-то таком, что она соотнесла — Лозена и прошлое. Может это связано с остальными именами: Франсина, Николя, Мелюзина?

Анжелика уже поправилась. Она ходила по дому, распоряжалась, но в ней не было той живости, задора и веселья, что прежде. Она просто выполняла обязанности хозяйки. И де Пейрака это беспокоило. И… задевало. Какая-то часть души Анжелики была скрыта, и она не пускала туда своего мужа. А он хотел знать о ней все.

Она больше не смотрела на него с ужасом, разговаривала спокойно, без волнения и отрицательных эмоций. Это, конечно, обнадеживало. Но и её легкие пальчики больше не трепетали в его руке, когда он их целовал при встрече. Казалось, ей безразлично, что он делает и что она чувствует. Он должен её разбудить! Так дальше продолжаться не может. Если он этого не сделает, она отдалится от него навсегда. Он её потеряет.

Де Пейрак и Анжелика сидели вместе за столом. Он смотрел, как она с безразличием ест. Ей было все равно, что лежит на тарелке, хотя повара готовили  любимые  блюда. Иногда она поднимала глаза, их взгляды встречались. Она не отводила их в смущении или испуге, как раньше. Смотрела спокойно, как будто изучающе. В её глазах не было чувств. Никаких. Только созерцание. И он с тоской наблюдал все это. Из-за болезни и состояния Анжелики он почти совсем ограничил прием гостей. Приходили только друзья, справиться о её здоровье и поздравить с приходом радостных вестей. Разболтал Андижос? Или доктор? А скорее всего, кто-то из слуг.

Их дом был пуст и холоден. Граф запирался в лаборатории, но и там не находил для себя успокоения. Куасси-ба с изумлением смотрел на хозяина. Он никогда не видел, чтобы тот был так рассеян и невнимателен. Хозяин всегда был собран, точен в своих действиях. Он всегда знал, что и как надо делать. Он был бесстрастен, как скала и холоден, как лед. А сейчас… Он был как околдован и не мог снять с себя чары.

Жоффрей с раздражением бросил салфетку. Он должен поговорить с Анжеликой, прямо сейчас. Он должен знать, что её так встревожило, почему она замкнулась в своей раковине. Он должен понять её страхи и помочь ей справится с ними. Пусть это даже будет за столом. А лучше куда-нибудь её увести. Де Пейрак встал, подошел к ней, протянул руку, чтобы взять её пальчики в свою ладонь…