Страница 1 из 39
ПРИГЛАШЕНИЕ НА ТАНЕЦ
Анжелика сидела на краю дивана, расположенного на балконе, и смотрела на блестящие воды Гаронны, бесконечные поля кукурузы и виноградники, простирающиеся вокруг, и которые уже начинали укутываться, как одеялом, ночными тенями. Страх, который праздничная суета и разговоры гостей на время усыпили, теперь пробудился вновь.
— Я продана! Меня купили! Цена мне — рудник Аржантьер!
— Нет, — неуверенно возразила она самой себе, — твоя цена это спасенный замок Монтелу и владения де Сансе, достойное образование для братьев и сестер.
И перед ее взором промелькнули эти маленькие братья и сестры, спящие на соломе в обветшалом и продуваемом ветром замке… и отец, в очередной раз выводящий прошение королю, на которое он, как и всегда, не получит ответа.
Итак, ловушка захлопнулась и пути назад нет.
Ей суждено прожить жизнь без любви, рядом со старым, уродливым и хромым мужем, для которого она будет лишь… А кем она будет для него? Женой из знатной дворянской семьи? Так он и сам знатен, ему не нужен титул жены, чтобы чувствовать себя сюзереном в своих землях. Вся Тулуза приветствовала его сегодня чуть ли не как короля.
Сама же она была красивой куклой. Марионеткой. Можно выставлять для обозрения, можно похвастаться и, в то же время, дергать за ниточки и заставлять танцевать так, как ему хочется.
—Ну что же, господин де Пейрак, Вы увидите достойное представление, я очень люблю танцевать… танцевать так как хочется МНЕ.
Анжелика вспомнила своего мужа, беседующего с архиепископом. Тогда, за столом, когда он нагнулся и локоны парика задели её руку, Анжелика вдруг с удивлением поняла, что это не парик, а его собственные густые черные волосы. И, хотя она старательно отводила взгляд от лица мужа, обезображенного шрамами, все же отметила, что он не стар. Да, намного старше её, но не стар.
— Может быть, я бы смогла примириться с этим браком… если бы… если бы выбирала сама…
Анжелика широко распахнула глаза, их зрачки окрасились в цвет бушующего моря; весь её вид — и прямая спина, и приподнятый подбородок — со стороны казались высокомерием. Но это были гнев и готовность к действию. И только бледное лицо и крепко сжатые губы выдавали её напряжение и страх. Она вся была как натянутая струна, которая может лопнуть в любой момент.
— Вот оно! Вот то, что меня возмущает: я не могу сама решать, как мне поступать. За меня все решили. И хотя Молин предоставил мне право выбора, на самом деле этого права у меня не было. Или я, — или семья. Он прекрасно знал, что я выберу.
И сегодня тоже за меня все решили, когда увезли в этот дом на Гаронне, а мне хотелось послушать Золотой голос королевства, о котором так восторженно говорили. Даже дома… Монтелу отверг меня… Ненормальная, выжившая из ума тетка Жанна, злобная старая дура решила все за меня, когда я хотела отдать право первой ночи Николя, а не навязанному мужу, которому меня просто продали, как вещь…
— Ну что же, вы получите моё тело, граф де Пейрак, раз уж это подразумевается заключенным договором, но не мою любовь и привязанность, и не послушную вам куклу. Я сама буду решать как и когда мне «танцевать»! Как вам понравится такая марионетка? — с гневом подумала Анжелика и тут же обернулась на услышанный за спиной шорох.
Сзади, прислонившись к дверному проему балкона, стоял и смотрел на нее хромой граф.
Анжелика снова повернулась к расстилающемуся перед ней ландшафту, с трудом стараясь придать себе бесстрастный вид.
Муж подошел к ней неровной походкой и низко поклонился.
— Вы позволите мне сесть рядом с вами, мадам?
Анжелика молча кивнула.
— Восхитительный пейзаж, не так ли? — продолжал граф. — Несколько веков назад здесь правили трубадуры. Приходилось ли вам слышать о трубадурах Лангедока?
Она была совершенно неготова к такому разговору, но отвечая, постаралась, чтобы её голос звучал спокойно:
— Кажется, так называли поэтов в Средние века.
— Не просто поэтов, а поэтов любви. «Любовь — искусство, которому можно научиться. И в котором можно совершенствоваться, познавая его законы», сказал Овидий. А вы, мадам, уже интересовались этим искусством?
Анжелика услышала иронию в его голосе, совершенно растерялась и не знала что ответить, ведь и «нет» и «да» прозвучали бы одинаково глупо.
— Вы видите, — продолжал граф, — там, в саду, маленький зеленый пруд, в котором утонула луна, словно жабий камень в бокале аниса… Так вот, у его воды цвет ваших глаз, моя милая. Нигде в целом мире я не встречал таких необыкновенных, таких пленительных глаз. Взгляните на розы, гирляндами оплетающие наш балкон.
Анжелика почувствовала, как муж придвинулся к ней и осторожно, двумя пальцами, повернул её лицо к себе.
— У этих роз тот же оттенок, что и у ваших губ. Нет, в самом деле, я никогда не встречал таких прекрасных губ… и так плотно сжатых. И мне очень хочется почувствовать их вкус.
Анжелике показалось, что её тело окаменело от страха, она видела, как граф наклоняется к ней, приподнимая её голову. Ей хотелось отвернуться, но его сильные пальцы крепко удерживали её. Она только смогла крепко зажмуриться, сама не понимая отчего: от ужаса или от отвращения.
И в тот же миг она почувствовала его губы на своих, она только собралась отстраниться, закричать, вырваться из его рук, когда вдруг ощутила свежесть лепестков фиалки и их сладостную нежность на своих устах. Ей захотелось полностью раствориться в этой нежности. И в то же время убежать от этого колдовства как можно дальше. Потому что это не могли быть губы её ужасного мужа. Но все же она знала, что это его губы. И она с облегчением, как ей показалось, вздохнула, когда он отпустил её.
Анжелика открыла глаза и с испугом посмотрела на графа. Его взгляд был полон иронии и в то же время настолько жарким, что её сердце бешено заколотилось. Она поспешно отвернулась.
Ей хотелось привести в порядок свои мысли и чувства. Но только она начала приходить в себя от этого неожиданного поцелуя, как опять услышала тихий голос мужа: