Возвращаясь к себе

— С чем поздравить? — шепчет он мне, прикрывая рукой микрофон.

— С возвращением… — шепчу в ответ.

— С возвращением! — кричит он в зал.

И берет гитару.

Глава 15

Алексей

Пашка не знает, что я сегодня сбежал от Лизы. Позорно, как трус. Целую минуту глупо пялился на нее, на руку Одинцова, так по-хозяйски обнимавшую ее за талию, а потом просто взял и сбежал. Боялся, что придется перед ней объясняться, что она посмотрит так же брезгливо-пренебрежительно, как смотрят все вокруг.

Пашка, словно мой верный оруженосец, ждал внизу. И, сделав вид, что очень спешу, я заставил его резко стартануть со стоянки.

Мы приехали в «Мотылек» и, как всегда, сели за самый дальний столик на втором этаже. Работы много. Мое отсутствие на пошло «Мотыльку» на пользу, мы едва-едва не ушли в минус. Бухгалтера пришлось уволить. Поэтому надо работать, как бы не было хреново на душе. Сидеть на шее у папочки я не собираюсь.

На то, как ее объявили, я даже не обратил внимания. Публика в клубе обеспеченная… Платишь — имеешь право заказывать музыку.

Но при первых аккордах меня как обухом ударили по голове. Даже Пашка, который обычно, ничего не слышит и не видит вокруг, заметил:

— Эт чё они такое играют?

А я сидел, боясь шелохнуться. Я уже знал, что это она.

Несколько неуверенных нот, и мои пальцы вцепились в столешницу. А в следующее мгновение ее чистый сильный голос летит и заполняет весь зал.

Я никогда не слышал, чтоб эту песню пели так, никогда не думал, что она может быть и криком, и молитвой. Даже тогда, в «Атаке», Лиза пела по-другому. Тогда она заявила: я хочу! А теперь кричала: я все могу! Какое счастье, что я не погиб в той аварии, и могу ее слышать!

Пашка, сидевший напротив, вытаращил глаза, вскочил и рванул к перилам, чтоб посмотреть на сцену.

— Лешка, это же Лиза поет! Ты посмотри! — заорал он мне, пытаясь перекричать музыку.

А я поймал себя на том, что сижу и улыбаюсь, как дурак, прикрыв глаза и наслаждаясь звучанием ее голоса. Господи, как же я ее люблю! Что же мне делать?

С трудом пересел с дивана на инвалидное кресло и подкатил к Пашке. От увиденного замерло сердце: Лиза стояла у самого края сцены, а вокруг — забитый до отказа зал. Разодетая гламурная публика выглядела ошарашенной. Еще бы! Цой! «Красно-желтые дни»! В «Мотыльке»!

Мельком взглянув на Пашку, заметил искреннее восхищение на его лице. Почувствовав мой взгляд, он повернул голову и посмотрел на меня, улыбаясь.

— Эх, если б меня так любили! — выдохнул с какой-то отчаянной тоской.

У него в глазах стояли слезы, и я почувствовал, что у самого в горле ком.

Сжав до боли руки, чтоб они перестали дрожать, я спустился на первый этаж. Теперь разговора не избежать, бегать от Лизы я больше не буду.

Песня закончилась, и зал взорвался криками и аплодисментами. Лизу обступили, по-моему, просили еще спеть, но она, искусно лавируя между людьми, подбежала ко мне.

Я с трудом отвожу глаза от ее счастливого, сияющего лица.

— Привет, подрабатываешь, в клубах, — спрашиваю, стараясь казаться спокойным.

— Нет. Это был экспромт, — отвечает она, довольно улыбаясь.

— Дорого за экспромт заплатила? — окидываю я ее циничным взглядом.

— Для тебя не жалко!

Ребята-музыканты, подходят к нам, виновато улыбаясь.

— Мужики, деньги верните, — приказываю я им.

Они уже сами догадались, что Лиза не просто случайная гостья, и, извинившись, пытаются сунуть ей купюры, по-моему, пятитысячные. Она смущается, отказывается и не хочет брать деньги, тогда, чтоб разрядить обстановку, мой гитарист шутит:

— Алексей Викторович, за такое выступление мы должны девушке платить. Вот увидите, теперь «Мотылек» оккупируют фанаты Цоя.

Вокруг смеются, и у Лизы на щеках появляется румянец.

— Ты здесь одна? — первым прерываю молчание, когда нас оставляют одних.

— Да. Совсем, — разводит она руками. — Не пригласишь за свой столик? Думаю, нам нужно поговорить.

— Я не один, — говорю многозначительно, будто намекаю, что и по жизни я больше не один.

— Думаю, Пашка не против, — игриво улыбаясь, посматривает она мне за спину.

— Да я только «за», — басит сзади этот великан, — но мне пора, посидите без меня.

Предатель!

Видимо, тяжелого разговора не избежать, поэтому мы поднимаемся на лифте на второй этаж. Я хотел сначала усадить ее за наш с Пашкой столик, но передумал, и повел в свой кабинет, совсем забыв, что там беспорядок.

Включив свет, пропускаю ее вперед. И, пока она осматривается, быстро пересаживаюсь на диван, руками закидываю ногу на ногу и расправляю джинсы. В такой позе чувствую себя уверенней.

Она поворачивается ко мне и долго молча смотрит. От этого пронзительного взгляда мне становится нехорошо, я не выдерживаю и отвожу глаза.

— Почему ты сбежал? — спрашивает тихо и укоризненно.

— Я не сбегал… — отвечаю холодно. — Просто пути наши разошлись, Савельева. Ты мне ничего не должна.

— Разве кто-то говорил про долг? — удивленно вскидывает она глаза и подходит ближе. — Ты хоть представляешь, что я пережила за эти месяцы, о чем только не думала! А ты приехал и даже не позвонил…

— А смысл? — отвернувшись, чтоб не видеть ее лица, спрашиваю я.

Мне нужно, чтоб она скорее ушла, поэтому я старательно делаю вид, будто этот разговор навевает на меня скуку.

Она смотрит на меня растерянно и грустно. Она еще ждет. И мне нужно ее добить.

— У меня своих проблем выше крыши, а тут еще твои решать нужно, — говорю, пренебрежительно глядя на нее.

Ее глаза расширяются, и мне кажется, что она сейчас заплачет, но она вдруг гордо вскидывает голову.

— Я не прошу тебя решать мои проблемы, — отвечает негодующе. — Сама как-нибудь справлюсь. И вообще я хотела сказать, что и твоих проблем не боюсь. Просто я многое поняла без тебя.

Она подходит совсем близко и тянется к моей руке, лежащей на диване, но я отдергиваю ее и невольно сжимаю в кулак.

— Не стоит, Савельева! — выдыхаю грубо, даже угрожающе. — Не думай, что, раз я инвалид, мне нужны твои подачки.

— Романов, ты что говоришь? — вспыхивает она. — Ты же совсем не такой!

— А это уже тебя не касается. Живи своей жизнью и ко мне не лезь.

— Леша, — она все-таки присаживается рядом и берет мою руку в свои, — я хочу быть с тобой. Я прошу тебя, давай попробуем.

Это невыносимо! Еще минута, и я бы сам умолял ее быть со мной. Но то ли я вжился в роль, заигрался, то ли разозлился — меня понесло.

— Слушай, я не знаю, что ты там придумала. Если я тебе там что-то наобещал подшофе — извини. У меня никогда не было на тебя никаких планов.

— Леша! — выдыхает она пораженно.

— Ну что Леша? — почти ору я на нее. — Поверь, меня есть кому утешить.

Побледнев, она медленно встает с дивана. Теперь она возненавидит меня. Да что там! Я сам уже себя презираю.

Она еще хочет что-то сказать, но встретив мой циничный, надменный взгляд, отворачивается, хватает сумочку и пиджак и бежит к двери.

Когда она ушла, меня пробил озноб. Самый настоящий, как во время лихорадки. Подвинувшись к краю дивана, одной рукой я ухватился за инвалидное кресло, но сильные, тренированные руки вдруг перестали слушаться; коляска наклонилась и опрокинулась, и я свалился на пол, больно ударившись головой об угол.

Лиза

Выбежав, я изо всей силы хлопнула дверью. Дура! Какая же я дура! О чем я думала? Приперлась в клуб, устроила представление! Придумала себе человека, которого нет и никогда не было. Но теперь все. Никаких слез. Я ведь обещала себе. Быстрее сбежать отсюда, вычеркнуть его из жизни и забыть

Из «Мотылька» я выскочила, грубо растолкав людей на входе. На улице огляделась в поисках такси. Ни одной свободной машины поблизости не было, поэтому заставляю себя успокоиться и дрожащими руками набираю номер такси. «Ожидайте. Через 9 минут к вам приедет…», — слышу из динамика.