Возвращаясь к себе

— Здесь душно, пойдем на воздух.

Мы выходим на крыльцо, и я будто трезвею.

— Ты меня не помнишь? — с сожалением спрашивает девушка. — Меня Нина зовут.

Хорошо хоть сама догадалась сказать.

— Нина, — киваю я. И поворачиваюсь к ней спиной. — Я пойду.

Она еще что-то хочет сказать, но, видя, что я ее не слышу и не понимаю, просит дать ей мой телефон и забивает свой номер.

— Если что — звони!

Алексей

Жизнь-сука опять подшутила надо мной. Вчера считал себя счастливым человеком, строил планы. И на тебе, Леха, светлое будущее!

Я помню обледеневшее шоссе, дождь и фары проезжающих машин. Потом навстречу яркий ослепляющий свет. И ничего.

А теперь пульсирующая боль во всем теле и холодные руки врача.

— Что, видок совсем ни к черту? — хриплю, когда изо рта вынули трубки и дали воды.

— Следите за рукой, пошевелите пальцами… — бормочет врач и недовольно хмурится.

— Аварию помните? — спрашивает он.

Я киваю и чуть не уплываю опять далеко и надолго. Боль, пронзившая все тело, заставляет застонать.

— Не двигайтесь, лежите смирно, — как с малым ребенком разговаривает врач. — Как вас зовут, помните? Моргните, если да.

Моргаю и чувствую, как опять тяжелеют веки.

— А вы счастливчик! — доносится будто издалека. — Это чудо, что мы с вами вообще разговариваем, молодой человек. Ну теперь спите, надо спать.

Второй раз просыпаюсь оттого, что невыносимо болят ноги. Снится, что у меня страшные переломы, такие, что торчат кости. Открываю глаза и вижу напряженное лицо отца с покрасневшими глазами.

— Пап, — зову его.

— Проснулся, — присаживается он ближе. — Ты как?

— Нормально, — вру я, стараясь не замечать мучительной боли.

Доктор, который, оказывается, тоже здесь, склоняется надо мной.

— Как себя чувствуете? — бодрым голосом спрашивает он.

— Голова болит и ноги… У меня что, переломы?

Они с отцом как-то странно переглядываются.

Врач поднимает покрывало.

— Где болит? Здесь? Или здесь? — спрашивает он, ощупывая меня, и у меня начинают вставать волосы дыбом.

Я понимаю, что ничего не чувствую.

Глава 9

Лиза

Не помню, как я доехала до нужной остановки. По скользкой дорожке вдоль осеннего сквера брела до дома Романова. Я впервые была здесь одна. Он всегда привозил меня на машине, и минут 20 мы еще сидели в теплом салоне и разговаривали, прижавшись друг к другу. Сейчас кажется, что это было в другой жизни, в другом измерении. Как глупо было не ценить эти мгновения, ссориться по пустякам!

Подойдя к подъезду, я присела на лавку и долго еще смотрела на темные окна квартиры, не решаясь идти вперед. Наверное, у меня был очень странный вид, потому что незнакомый пожилой мужчина с собакой, вышедший из подъезда, спросил, не нужна ли мне помощь.

Когда, с трудом пересилив себя, я все же вошла в квартиру, меня окутала невыносимая тишина и знакомый запах парфюма. ЕГО запах. Только вчера мы были вместе, и казалось таким естественным, что он рядом. А сегодня пустота и страх. Страх, что могу потерять навсегда этого человека.

Я с трудом расстегнула сапоги, которые будто приросли к ногам, пальто сняла и даже не повесила, в ванной стянула ненавистное платье, умылась и вымыла руки. Почти на цыпочках подойдя к нашей комнате, толкнула дверь и включила свет.

Здесь, как везде в доме, был порядок, только на диване лежала черная рубашка, которую Романов снял после работы. Я взяла ее, чтоб убрать, и почувствовала, как затряслись руки. Господи, как же я хочу отмотать назад хоть несколько часов! Как я хочу, чтоб он просто был рядом, чтоб он просто жил! Слезы брызнули из глаз и, уткнувшись в эту рубашку, я разрыдалась в голос. Вся боль, что сдерживала несколько часов, выплеснулась потоком слез. Я ревела так, что, должно быть, слышали все соседи. В какой-то момент мне даже стало страшно, что не выдержит сердце — так сильно оно стучало.

Но и когда слезы иссякли, мне не стало легче. Заставив себя встать, я одела простой светлый свитер и темно-серые джинсы и умыла лицо. Оставаться дольше в квартире мне казалось невыносимым. Нужно было съездить в «Атаку», посмотреть, что сделали рабочие. Теперь, когда и Лешка, и Ирокез в больнице, это то немногое, что я могла для них сделать.

Уже стоя у входной двери, вдруг услышала, как в замочную скважину вставили ключ и несколько раз повернули.

Уставившись на дверь, я замерла. О чем я думала? Я думала, что произошла ошибка, и в больнице лежит другой Романов, а мой, живой и здоровый, сейчас войдет и будет ругать, что я его не дождалась. Тогда я просто повисну на нем и задушу, обнимая.

Но дверь открылась, и передо мной возникла стройная красивая блондинка в дорогом кожаном пальто.

Войдя, она недоуменно уставилась на меня.

Растерянно моргнув, я не нашла ничего лучше, как сказать: здравствуйте.

Женщина на минуту замерла, потом окинула меня любопытным взглядом и заглянула за спину, нет ли еще кого-нибудь.

— Добрый день, — протянула наконец. — Вы кто?

Мерзкое, отвратительное чувство. Кто она? Почему она так по-хозяйски ведет себя в этой квартире?

— Я подруга Алексея, Лиза, — ответила, стараясь держаться уверенно, но все равно жмусь к стенке.

— Ааа… — тянет она, обходя квартиру. — Вы что здесь живете?

Убедившись, что в квартире больше никого нет, она встает напротив и начинает говорить громче. Я только киваю.

— А что Алексей в больнице — вы знаете? Вы что же собираетесь дальше оставаться здесь?

Очень интеллигентно. Моя мать сказала бы просто: выметайся. Но какая разница, ведь смысл тот же.

— Я приехала за вещами, — вру, даже не моргнув. — Но хотела бы знать, кто вы.

— Девушка, — усмехается блондинка, — я что обязана вам давать отчет? Скажите спасибо, что полицию не вызвала.

Но я молчу и упрямо смотрю на нее. Если она сейчас скажет, что жена, невеста…

— Я жена его отца, — снисходит она наконец. — Понятно? Мне нужны кое-какие документы Алексея.

Она проходит, громко стуча высоченными каблуками, и, открыв комод, что-то ищет внутри. Я тоже возвращаюсь в комнату и беру свою сумку. Почти все вещи здесь. Я так и не разложила их. Сгребаю с комода свою косметику. Вот и все. Меня как будто и не было в этой квартире.

Не глядя на блондинку, иду к выходу, когда она кричит мне в спину:

— Ключи!

— Конечно, — как ни в чем не бывало отвечаю я и, не оборачиваясь, кладу на тумбочку в прихожей связку ключей.

С вещами я поехала в «Атаку». В душе была такая пустота, будто часть меня вынули и похоронили. До самого позднего вечера занималась какими-то пустыми делами и старательно избегала встречаться с рабочими. Когда они ушли, задумалась, куда мне ехать.

К маме вернуться я не могла — выслушивать сейчас ее упреки просто выше моих сил. У меня было немного денег — на номер в гостинице хватит, но тогда через неделю я окажусь без копейки. После часа метаний и копаний в телефоне, я сделала вывод, что у меня нет родственников, к которым я могу пойти, у меня только две подруги, одной из которых не до меня, а вторая на меня обижена. На этом свете я никому не нужна, и звонить мне некому. Обидно, что столько лет я жила и не замечала своего одиночества, своей зависимости от матери. А может, меня все устраивало?..

Решение проблемы нашлось неожиданно. Перебирая в очередной раз телефонные номера, я наткнулась на непонятный контакт: «Матвеева Нина» — и лихорадочно начала вспоминать, кто это может быть.

Когда вспомнила, что это девушка Ирокеза и решилась позвонить, на часах было уже около 8, а за окном — непроглядная ночь.

Нина ответила сразу. Переборов стеснение, заткнув свое самолюбие и гордость, я попросилась переночевать. Она согласилась, и через час мы уже пили горячий чай в просторной уютной кухне.

Нина оказалась очень серьезной, умной и земной женщиной.