Страница 3 из 26
— Грамоту эту ты можешь оставить при себе, — отвечал ему дядя, — мне она не нужна, потому что города своего я не отдам, хотя бы мне приказал сам Мономах. Отдохни, покушай моего хлеба-соли, да и с Богом в дорогу.
Всеволод начал было убеждать дядю, но тот серьезно отвечал ему:
— Я говорю тебе честью, а если ты слов моих слушать не хочешь, то я выйду на красное крыльцо, кликну клич, и твою дружину народ в клочья разнесет, да и тебя застрелит.
Видит Всеволод, что с грамотой против силы не пойдешь; вышел от дяди, рассказал приближенным, что город ему не дают, и порешили они отдохнуть и ехать домой.
Народ, между тем, услыхав, зачем приехали новгородцы, стал стекаться на площадь, и кричать, что непрошеных гостей они сумеют выпроводить. Таким образом, Всеволод уехал домой.
Глава IV
Невесело прошли Святки в 1133 году в княжеских хоромах. Княгиня все плакала, да и было о чем. Из письма князя она уже знала, что муж поехал княжить в Переяславль, и она этим огорчалась.
— От добра добра не ищут, — повторяла она, жалуясь своей матери, вдове князя Святоши, жившей в доме зятя. — К Новгороду мы привыкли, здесь нам хорошо. Зачем хвататься за чужой город?
Скоро весть о том, что князь Всеволод поехал в Переяславль разнеслась и по городу, и новгородцы забегали, засуетились и вспыхнули как порох, Они подходили к самым княжеским хоромам и, поднимая кулаки, кричали:
— Так вот он каков!
— Променял нас на переяславльцев!
— Ничего, найдем князя и почище его!
Княгиня слыша эти крики тряслась от страха, и плакала ночи на пролет.
Наконец, после нового года, к концу февраля, в начале великого поста приехал гонец с письмом. Князь писал княгине, что в Переяславль его не пустили, и что он едет назад, в Новгород. Вся семья его ожила. Князь едет! Князь едет! Только и слышалось в доме. И вот в ясный славный день за городом показалась дружина с князем во главе. Вся дворня княжеская побежала на городскую стену, а княгиня осталась с детьми дома. Но не прошло и часу, как Паша опрометью прибежала в горницу.
— Матушка княгиня! — Закричала она, — беда! Беда!
— Что такое? — с ужасом вскричала княгиня. — Умер? Убит?
— Нет, нет! Но только не ладно. Из города к нему вышли посадники и именитые люди, и они с князем ссорятся.
Это было действительно так. Из города к князю вышли посадники и знатные горожане, и вместо всякого приветствия грубо сказали:
— Ни мы, новгородцы, ни ладожане, ни псковитяне не хотим более принимать тебя, и не пустим тебя в город. Верно ты забыл, что давал нам клятву умереть с нами? А вместо того, ты пошел искать другого княжения. Ну, так теперь и иди куда хочешь!
Всеволод Мстиславович сначала погорячился, начал кричать: «Как вы смеете, ослушники!» Но новгородцы всегда были своевольны и грубы, и даже теперь они слывут людьми грубыми, и, не слушая его, повернули и пошли, крикнув:
— Попробуй-ка! Попади в город!
В городе княгиня и все друзья ее стали молить и просить горожан смилостивиться над бедным князем, которому пришлось идти ночевать в ближайшую деревню. Мать княгини сейчас же поехала в Юрьевский монастырь, которому Мстислав подарил земли, а Всеволод подарил серебряное блюдо, и там подняла всех на ноги, рассказав, что случилось. Наконец всем сообща удалось кое-как уломать горожан, и они согласились пустить князя. Но с этого времени князь потерял свою власть, и городские бояре стали считать себя ему равными.
— Бунтуют мои новгородцы, — говорил князь своим приближенным, — надо занять их чем-нибудь.
— Чем же занять?
— Ну хоть войной. Удачная война на долго их успокоит.
Вскоре по городу разнеслась молва, что князь собирает рать на войну. Новгородцы встрепенулись. Кому хотелось отличиться, а кому и дела свои поправить. Не дожидаясь настоящего призыва, народ стал готовиться.
— Куда поведет? Куда? — спрашивали новгородцы друг у друга.
И вот стали почему-то поговаривать о Чуди. Там народ бунтует. Не мешало бы успокоить мятежников, и пощипать Юрьев, основанный великим князем Ярославом, за сто лет перед тем. На новгородской площади раздался вечевой колокол, и народ стал сбегаться. В сущности все знали, зачем их призывали, но все-таки все побежали.
Народ призывался быть готовым к войне. Князь вел его на мятежную Чудь.
Княгиня с семьей осталась в Новгороде, и хотя беспокоилась о своем муже, но зато в городе не слыхала более на него жалоб.
Паша же не теряла времени даром. В Новгороде давно уже была школа, но в ней учились только мальчики, а она достала себе азбуку, и, не разгибая спины, училась сама. Учиться ей было не трудно, потому что в это же время учились княжеские дети, которые были помоложе ее, и старший сын охотно помогал ей.
С наступлением войны, Пашу, как и в предыдущем году отпускали к отцу, но на этот раз она пришла домой с книгой, и не могла не похвастаться перед отцом, что теперь она может почитать им псалтирь, может и рубашку расшить каким угодно узором.
Тетка Агафья была тоже рада гостье и не знала уж, как усадить ее, как угостить.
Паша же с наслаждением вдыхала воздух, пропитанный дегтярным запахом. Она пошла с отцом на работу, помогла ему вывезти навоз, и прогостив неделю, поехала в Новгород.
К осени вернулся и князь. Он вернулся теперь со славою, победителем, так как успокоил мятежников, взял город Юрьев, и обложил его данью. Новгородцы приняли князя радушно: они знали, что ратники их вернулись не с пустыми руками.
В княжеских палатах все ожило, на кухне готовились обеды, и князь беспрестанно ездил на охоту.
С наступлением зимы к князю пожаловал гость, брат его Изяслав Мстиславович, с дружиной.
Пиры пошли на славу, но с первого же свидания причина посещения объяснилась.
— А ведь я к тебе за делом, брат, — сказал Изяслав.
— Рад служить, — отвечал князь.
— Все говорят о твоей храбрости, о твоих военных доблестях: помоги мне.
— Да говори, в чем дело?
— А в том, что завоюй мне область Суздальскую.
Князь задумался. Он знал и видел, что за беспокойный народ новгородцы, и понимал, что его постоянно нужно занимать чем-нибудь.
— Хорошо, сказал он, — я поговорю с кем следует.
Глава V
овгородцы, отдохнув зиму от войны, рады были с весны двинуться в поход. Жены проводили мужей, девушки отцов и братьев, и храбрый Всеволод отправился с братом. Но до Суздальской области они не дошли, а у реки Дубны, стали лагерем, и Всеволод стал размышлять, что войско у него не настолько велико, чтобы он твердо мог быть уверен в победе. День проходит, он не отдает приказания двигаться вперед, другой проходить — он стоит на месте, и третий и четвертый проходят, а лагерь все не снимается.
— Скоро ли же мы выйдем? — спросил, наконец, Изяслав.
— Выйдем-то мы скоро, — сказал князь, только не туда, куда ты думаешь. Я хочу вернуться. Зачем нам принимать в чужом пиру похмелье?
Изяслав так был поражен, что, слова сказать не мог, а Всеволод послал Павла отдать приказ, чтобы снимались с лагеря, так как он намерен идти обратно в Новгород.
— Так ты вот какой! — вскричал Изяслав: — так ты вот как держишь свое обещание! После этого ты клятвопреступник!
Но никакие увещевания не помогли, и потому Изяслав с дружиной вскочил на коня и прямо поскакал в Новгород. Новгородцев всегда легко было расстроить, и теперь Изяслав довел их до страшного раздражения. К прибытию Всеволода своевольство дошло до того, что народ без разрешения князя стал сменять посадников, и даже приговорил одного из чиновников к смертной казни и бросил с моста в Волхов. Вся площадь была полна людей, кричавших, что надо идти на Суздаль.