Страница 25 из 26
Если бежать в лес, то это значило показать им дорогу к тому месту, где у нее все спрятано, а этого она ни в каком случае не желала.
Что тут делать? Из двора у нее, кроме ворот, были две калитки. В виду татар, приехавших на двух лодках, она заперла ворота на крепкий запор и в то время, как они ломали ворота, она выбежала в калитку, незаметно пробралась к реке и, перерезав ножом веревки, на которых были привязаны лодки, она вскочила в одну из них, отпихнулась от берега и, выехав на середину реки, отпустила там вторую лодку, которую тащила с собой. Татары заметили это, когда дело было сделано. Проклятия и брань неслись вслед за расторопною бабою, но она не смутилась и только помахивала веслами и плыла посреди реки. Татары посмотрели ей вслед, потараторили промеж себя и пошли к городу пешком.
Анисья же, дождавшись ночи, причалила к берегу и вышла в лес. Лес она знала как свои пять пальцев и к утру была уже с Фенею и с работницею, которая боялась страшным образом татар.
Когда осада была кончена, то Иван, служивший уже у Ермака, и Матвей тотчас же отправились спроведать Анисью, а так как Ваня знал, где спряталась мать, то туда и прошел прямо.
Радость свидания была великая, Анисья, несмотря на свой мужской характер, даже заплакала, увидав сына и Матвея.
Так как они были отпущены на короткий срок, то и посоветовали матери тотчас же начать перебираться, чтобы иметь возможность помочь ей.
Ермак как ребенок плакал по своем погибшем друге Иване Кольце..
— Никогда не прощу я этого Караче, не прощу пока жив буду, — говорил он и снова бросался на землю и рыдал.
Тоску свою он надеялся размыкать на поле брани и пошел вверх по Иртышу, где завоевал все местечки до Ишима: с непокорными он поступал жестоко, а с безоружными милостиво. Один князь вместе с данью прислал ему свою дочь, невесту сына Кучума. Татарка была очень красива, но Ермак находил, что воину не след обзаводиться семьею, и отправил ее обратно к отцу.
В начале августа к Ермаку, вернувшемуся уже в столицу, пришли гонцы от бухарских торговцев и обратились к нему так:
— Доблестный завоеватель! Едут к тебе с товарами бухарские купцы и дошли они уже до Иртыша, а тут остановил их царь Кучум. И вот они послали нас к тебе с поклоном и просят тебя выручить их.
Не подозревая ничего дурного, Ермак взял с собою самых храбрых и самых надежных казаков и приготовил большую лодку.
Иван Савин зная, что идти им придется вверх по Иртышу, просил позволения съездить к матери проститься.
Анисья чинила двор, он был почти что уничтожен. Она, как баба рабочая, не сидела сложа руки.
Как услыхала Анисья, что Иван опять идет в поход, так и заплакала.
— Ой, чует мое сердце недоброе! — причитала она, — быть беде.
Несмотря на ее причитанье, Ваня все-таки отправился. Феня украдкой тоже поплакала, потому что боялись за Матвея, а не посмела спросить у брата: идет ли с ними Матвей?
Поплыли наши казаки вверх по Иртышу до Вагая реки, но бухарцев нигде не встречали. Раздумье взяло Ермака. Не предательство ли какое?
Не стал бы он сомневаться, кабы мог видеть, что по берегам из-за каждого куста выглядывали татары царя Кучума.
Наступила ночь — зги не видать. Велел Ермак вернуться в Иртыш, а тут полил и дождь.
— Пристать бы куда-нибудь, — послышался в лодке голос.
— Да вот тут недалеко от берега островок есть.
— Ну, причаливай! — скомандовал Ермак.
Лодка причалила к островку, казаки вышли и раскинули шатер.
— Ну, тут никто нас не потревожит, — говорят казаки. — Этакая темень, да и вода кругом, лодок тут ни у кого нету. Значит, можно выспаться.
Лодку привязали к кустам и все улеглись. Волны по Иртышу шумно раскатывались, дождь бил по шатру, и под этот шум, заглушавший всякие другие звуки, казаки заснули крепким богатырским сном.
А враг в это время не дремал. На берегу был Кучум с целым войском.
Один из его татар так провинился, что Кучум приговорил его к смертной казни. Кучум, произнося приговор, прибавил:
— Если выищешь брод на остров, то будешь цел, я прощу тебя.
Можно себе представить, что татарин готов был на все. Он верхом въехал в воду и очень удачно поднялся на остров. Привязал лошадь к дереву и стал обшаривать остров; убедившись, что все спят, он тихонько отвязал казацкую лодку, а сам, вскочив на коня, уехал обратно.
— Ермак тут и все казаки спят мертвым сном.
— Не могу тебе поверить, — сказал Кучум, — привези что-нибудь оттуда и если это так, то я прощу тебя.
Снова поехал татарин, снова привязал лошадь и ползком пробрался до шатра, просунул руку и вытащил три лядунки с порохом.
Около этого места спал Ваня и шорох разбудил его. Он открыл глаза, приподнялся на локте и стал прислушиваться.
Все было как прежде. Иртыш шумел и дождь бил по палатке.
— Господи, помилуй, — прошептал он, — видно мне померещилось.
Он повернулся на другой бок и хотел заснуть, но тревожно бившееся сердце не давало ему покоя.
Он снова приподнялся на локоть: ему показалось, что вода шумит как-то иначе, не так равномерно. Но затем дождь захлестал сильнее, шум покрыл плеск воды и Ваня опять лег…
Он вдруг вскочил. Теперь он ясно услышал шаги нескольких человек.
— Ребята! — крикнул он, — вставайте!
Кое-кто проснулся и вскочил, но было уже поздно. Татары с диким криком бросились в шатер. Ваня оторвал холст снизу и крикнул Ермаку, чтобы он пробивался к лодке.
Ночь была так темна, что идти можно было ощупью. Ваня бросился к лодке, но ее не оказалось. Думая, что она отплыла за кусты, он спустился в воду, цепляясь за кусты, и пока он выбирался, то слышал только стоны умирающих, и на месте замер, стоя по пояс в воде.
Ермак же вскочил, начал рубить и вправо и влево и пробрался к тому месту, где была лодка, но ее не было, и он бросился в воду, чтобы вплавь догнать ее. На нем был панцырь, присланный ему Грозным. Тяжесть тянула его книзу и выплыть он не мог. Ваня видел, как атаман бился с волнами и утонул.
Это было 5-го августа 1584 года. Татары, добив всех казаков, сели на коней и поехали на берег. Ваня сидел ни жив ни мертв до самого утра. Утром он вылез из воды, пересмотрел убитых товарищей и, переплыв Иртыш на ближайший берег, крадучись пошел в Сибирь.
А тело Ермака, то погружаясь, то всплывая, тихо плыло по Иртышу. 13-го августа татарин Яним ловил рыбу в селении Епанчинские юрты и, увидав ноги человеческие, вытащил тело на берег и узнал Ермака по железным латам с медною оправою и с золотым орлом на груди. Над телом Сибирского героя татары надругивались и стреляли в него. Узнав, что найден труп Ермака, приехал даже Кучум; татары, исстреляв всю броню, зарыли тело в землю, а броню взяли себе.
Ваня, между тем, усталый, полуголодный пришел в Сибирь, и оповестил обо всем. Горько заплакали казаки.
— Пропали наши головушки! — причитали они, — ну, что мы за люди без атамана, без нашего князя Сибирского. Перебьют нас татары, как мух, и тела наши псам побросают. Нет, видно, нам лучше идти домой.
— А куда же я-то пойду — думал Ваня и прежде всего отправился к матери.
Велика была радость Анисьи при виде сына.
— И горевать я не могу, потому что ты цел — говорила она.
— Мамка, все уходят с воеводой Глуховым, — сказал Ваня, — а что же нам-то делать? Пойти с ними?
— Баб они с собой не возьмут, — отвечала Анисья, — да я сама не пойду. Я здесь привыкла. Дед наш умер. Татар я не боюсь. У меня был муж татарин и такой человек, что лучше и быть не может. Разве не родным он был вам отцом?
— Это правда, — сказала Феня. — Да ведь и Матвей не уходит, а с нами останется.
— Завтра вас повенчаем и заживем мы на Абулкином дворе, — продолжала Анисья, — и будем ждать русских. Одни здесь пожили и другие придут.
— Ну так и я останусь! — порешил Иван.