Страница 39 из 47
Кирочка внимательно смотрела на Айну.
– Любая привязанность – это ещё и страх, – сказала полковник Мерроуз, – люди могут обижаться, злиться, ненавидеть втайне своих домашних, но при этом, как ни странно, они всё равно безумно боятся их потерять. Привычка к людям и обстоятельствам гораздо страшнее привычки к материальным вещам; ведь любая материальная вещь может быть очень легко возмещена, но ничто не возместит потери, например, привычного круга общения. Офицер Особого Подразделения в любой момент должен быть готов к переменам.
Айна Мерроуз умолкла и посмотрела в окно. Мелкий дождь прочертил по стеклу несколько тоненьких пунктирных линий. Кирочка смотрела на аккуратно уложенную венком толстую серебристую косу Айны.
– Погода испортилась, – задумчиво сказала полковник Мерроуз, снова обернувшись к Кирочке, – ну и самое главное вы, наверное, уже поняли сами…
Кирочка опустила ресницы в знак смиренного повиновения мудрости.
– Скажите мне…
– Привязанности по большей части взаимны. Сильнее всего люди боятся расставаний. Поэтому наличие семьи – это ещё и ответственность за чужой страх, за чужую боль, которую офицер Особого Подразделения может причинить, скажем, своей гибелью… На службе может случиться всякое… Мы свободны исчезнуть, пока нам некого бросать.
Айна снова замолчала, перебирая пальцем по сенсорной панели, встроенной в рабочий стол.
– У большинства поступающих вызывает вопросы самое последнее Правило в списке, самое знаменитое наше Правило, – полковник Мерроуз подняла глаза и улыбнулась, тонко, с едва уловимой грустной иронией, – я говорю, как вы, наверное, догадались, о Правиле Одной Ночи…
Кирочка опустила глаза. Ей показалось, что Айна вот-вот спросит о том, случались ли в её жизни когда-либо ночные свидания… Но, к её большому облегчению, никакого вопроса не последовало.
– Это Правило тоже плод долгих раздумий нескольких поколений руководителей, – продолжила полковник Мерроуз будто бы немного виновато, словно оправдываясь за что-то перед Кирочкой, – Был даже период, когда от офицеров требовали полного воздержания… К счастью, от этого быстро отказались. Слишком много возникало ненужных эксцессов. – Айна слабо улыбнулась, – Для вас ведь не секрет, что человек при всей его высокой организации сознания продолжает оставаться существом биологическим… И у него возникают определённые потребности, обусловленные инстинктами. Попытки переспорить собственную природу в большинстве случаев заканчиваются плачевно; с инстинктами мудрее сотрудничать, чем бороться. Они сильнее нас. Им миллионы лет. Вы ведь понимаете, о чём я? Так вот: физические отношения с противоположным полом не запрещены. Есть только одно простое правило: партнёры должны быть случайными. Их может быть сколько угодно, лимита не существует, но с каждым позволено провести только одну ночь. Единственную. И эта ночь должна стать окончательной точкой в отношениях. Больше никаких звонков, никаких электронных писем… Ничего. Это тоже профилактика привязанности.
2
Доверие рождается трудно; прежде чем позволить кому-то дотронуться до самого нежного, чувствительного, беззащитного, того, что и сам-то трогаешь с опаской, словно языком лунку от вырванного зуба, придётся слой за слоем снять с себя плотную упаковку, запечатанную прошлым, обидами, предательствами, разочарованием…
– Выпьем чаю? – спросила в один из дней после лекции Аль-Мара.
– Так нельзя же… – встревожилась Кирочка.
– Кто тебе сказал? – Легкомысленный смешок.
– Крайст… Вообще нельзя пить чай.
– Ну, с Крайстом, может, и правда нельзя, – согласилась Аль-Мара, улыбнувшись случайной категоричности Кирочкиной формулировки, – он парень… Это совсем другое, опасностей больше… А нам с тобой… Почему бы не выпить чаю, в самом деле?
Кирочке, конечно, хотелось иметь друга, но боязнь быть отвергнутой навсегда поселила в ней робость при сближении с людьми. Кто их знает, вдруг они, заполнив, как в своё время Нетта, часть её внутреннего одиночества, будут так же мучить её, раскачивать душу, то уходя, то вновь возвращаясь?
Аль-Мара была удивительной; когда она говорила, её глаза премилым образом округлялись; Кирочке хотелось смотреть на неё беспрерывно, каждую мелкую привычку Аль-Мары, будь то покусывание губы от волнения или потребность рисовать на полях конспектов, едва успев заметить, Кирочка уже находила очаровательной. Она снова увлечённо наблюдала объёмный многомерный процесс; плавные покачивания копны густых пышных как пена кирпично-русых волос, исполненную достоинства грацию нежных пухлых плеч; Кирочка жадно вбирала в себя улыбки, жесты, приятный немного гнусавый голос. У этого восхитительного процесса было имя. Аль-Мара. Ко всему прочему, эта девушка обладала незаурядным талантом рассказчицы – заслушавшись, можно было просто-напросто забыть о времени, так мастерски художественно и реалистично раскрывалось пространство повествования, что слушатель будто бы сам оказывался на месте событий…
Кирочка сначала сосредоточенно сопротивлялась сближению, но вскоре сдалась – обаяние Аль-Мары было непреодолимо.
– Чай, кофе, пирожные? – спросила она, шаловливо присаживаясь на барный стул.
– Кофе, – сказала Кирочка, – чёрный, несладкий.
– А я буду чай и два эклера. Возьми и ты себе ещё что-нибудь, – с хитрым прищуром приcоветовала Аль-Мара, – пить голый кофе скучно.
– Как же правило, не помню номер, ну, короче… Где сказано, что не следует потакать своим гастрономическим слабостям. Внедрение в тонкий мир требует умеренности в удовлетворении желаний… – робко напомнила Кирочка.
– Вот когда вспомнишь номер, тогда я и буду соблюдать это правило, – расхохоталась Аль-Мара; её солнечно-медные волосы разгорались в потоке света из окна, делая небольшую кафешку будто бы чуть светлее.
– На самом деле всякое желание, которое ты отрицаешь, от этого только становится сильнее, – изрекла она, придвигая ближе принесённое официанткой блюдо с пирожными, – поэтому, чтобы не стать навеки заложницей эклеров, иногда я позволяю себе их есть.
Кирочка задумчиво болтала малюсенькой ложечкой в своём пахучем эспрессо. Это было совершенно бесполезное действие – сахара в чашечку она не положила, аккуратной пирамидкой кубики лежали на салфетке рядом. В словах Аль-Мары бесспорно было разумное зерно; все несбывшиеся желания так или иначе остаются в душе, некоторые застывают, превращаясь в камни сожалений, некоторые продолжают жить, только тихо, тайно, они ждут своего часа, словно бутоны или набухшие почки.
– Ну, ладно, уговорила, – угрюмо заключила Кирочка, – я закажу тирамису.
Аль-Мара была в теле и не в пример многим девушкам ничуть не стеснялась этого; двигалась она так легко и весело, что со стороны казалось, будто она даже получает особенное удовольствие от своих немодно женственных пышных форм.
Аль-Мара не лезла за словом в карман, и для всех, даже для Крайста, любившего подтрунивать над курсантами, особенно над девчонками, незамедлительно находила такой же искромётный, остроумный и нахально-шутливый ответ. Кирочка очень этому завидовала; сама она, если над ней смеялись, стеснялась, терялась и застывала с мрачной страдающей миной…
Аль-Мара со всеми в группе держалась приветливо и доброжелательно, улыбалась лучисто и девушкам, и молодым людям, но только она никогда не кокетничала, не заводила разговоров о мужчинах и отношениях, среди всех её историй, рассказанных Кирочке, не нашлось ни одной, посвящённой какому-либо чувству её юности – она упорно игнорировала эту тему, так, словно никогда в своей жизни не влюблялась и даже не думала об этом.
Кирочка ничего не спрашивала, хотя ей, конечно, было любопытно; она даже осмелилась поделиться с Аль-Марой своей маленькой сбивчивой историей про Саша Астерса, полагая, что той будет проще раскрыться в ответ.
Но Аль-Мара только нахмурилась, выслушав, вежливо покивала, а затем плавно перевела беседу на другое. Кирочка почувствовала, что после этого разговора Аль-Мара на некоторое время будто бы отдалилась, отгородилась едва ощутимой холодностью, и новых попыток расспросить подругу о её любовном прошлом предпринимать не стала – она решила, что здесь кроется какая-то тайна, призрак прошлого, воскрешать который, возможно, не доставляет Аль-Маре радости; крайне бестактно добиваться от человека откровенности на том этапе отношений, на котором он к ней ещё не готов. Захочет, сама расскажет.