Страница 9 из 27
========== Дело №2.2 ==========
Как мечтает провести вечер мужчина, счастливый в браке? Правильно, в компании своей обожаемой супруги, да чтобы непременно чуть слышно потрескивал огонь в камине, чтобы блестящий, бросающий блики в разные стороны самовар пыхтел на столе, а к нему разноцветной стайкой, словно утята к матери, жались пузатые чашечки. Чтобы на полу весело гонял свёрнутый шариком конфетный фантик котёнок, чтобы все хлопоты суетного дня отошли в сторону, отдав вечеру самые благостные, пропитанные умилением и спокойствием часы.
Только вот не зря мудрые люди говорят, что самый верный способ рассмешить небеса – это рассказать им о своих планах. Яков Платонович с Анной Викторовной только-только после неспешного ужина расположились в гостиной за шахматной доской (в среде заядлых шахматистов Аннушка быстро приохотилась к этой изысканной забаве), как дверь распахнулась на всю ширину, звучно грохнув о стену. На пороге появился бледный и запыхавшийся, словно на нём дюжина ведьм каталась, не меньше, Платон Платонович, который, даже не сбросив верхнюю одежду, плюхнулся в кресло и выпалил:
- Яков, тебе нужно срочно ехать со мной, только, умоляю, не спрашивай ничего, дело не терпит отлагательств!
Бровь Якова Платоновича выразительно приподнялась, в серых глазах сверкнула сталь, в голосе чуть слышно громыхнули раскаты надвигающейся грозы:
- И вот что ты… - Яков покосился на насторожившуюся Анну, готовую в любой момент сорваться с места и броситься на поиски неизведанного, и благоразумно решил все вопросы отложить. Да и головомойку лучше устраивать вдали от сострадательной супруги, вмешательство коей сведёт на нет весь воспитательный эффект планируемой выволочки.
- Хорошо, едем.
- Я с вами! – мячиком подскочила Анна, но мужчины были единодушны:
- Нет!
- Анна Викторовна, поверьте мне, зрелище не для Вашего нежного сердца, - выпалил Платон, и Яков окончательно простился с тихим семейным вечером.
- Анна, это может быть небезопасно, - попытался урезонить супругу господин Штольман, но с тем же успехом можно было заклинать огонь утихнуть и ничего не разрушать.
- В вашей компании я ничего не боюсь, - решительно произнесла Анна Викторовна и тут же умильно заглянула в глаза мужу, прекрасно зная всю безотказность данного способа, - кроме того, я тоже волнуюсь за тебя. И, честное слово, ни во что вмешиваться не стану, просто побуду рядом. Можно? Пожа-а-алуйста.
Яков глубоко вздохнул, собирая в кулак остатки самообладания и решительно произнёс, словно точку поставил:
- Нет.
Анна горестно хлюпнула носиком, но господин следователь остался непреклонен. Каблуками щёлкнул, повернулся крутенько, мало искры из-под каблука не прыснули, и вышел, коротко кивнув Платону Платоновичу, чтобы следовал за ним.
Анна Викторовна с досадой кулачком по столику ударила, губку прикусила. Случись вся катавасия в Затонске, она не задумываясь отправилась бы следом, благо, там городок маленький, серьёзных происшествий наперечёт, да и городовые все знакомые, без разговоров пропустили бы, куда угодно, даже вопреки приказу Якова Платоновича. Петербург же город большой, тут мчаться невесть куда, да ещё и на ночь глядя рискованно, опять же толком неясно, что приключилось, Платон Платонович ничего не рассказал, а Яков, как назло, не спросил. Анна опять кулачком шлёпнула. Экая досада, право слово!
…- Коли муж любимый ничего не говорит, родственников можно спросить, - тётка Катерина эффектно появилась из воздуха прямо напротив Аннушки, упёрла ручки в бока, глянула насмешливо.
- Тётушка, - Анна Викторовна готова была расцеловать свою родственницу, - что случилось?!
Взгляд Катерины омрачился, меж бровей залегла резкая складка, коей при жизни все домочадцы пуще огня страшились:
- Душегубство, милая, безжалостное и циничное.
- Катерина, может, не стоит волновать девочку? – неодобрительно спросила бабушка, укоризненно качая головой.
- Я уже взрослая! – возмутилась Анна.
- Тебе волноваться вредно, - отрезала бабуля.
Катерина покачалась с пятки на носок, лоб поморщила, а потом насмешливо на племянницу взглянула и рукой махнула:
- Да ладно, чего уж там… Всё равно узнает, рано или поздно…
Анна Викторовна с готовностью закивала, всем своим видом демонстрируя непреклонную решимость докопаться до самой сути. Матушка в таких случаях страдальчески морщилась и утверждала, что Анна – невозможный ребёнок, отец чуть приметно улыбался, а дядюшка неизменно взгляд отводил, а потом обязательно к племяннице в комнату наведывался, дабы узнать, что она опять затевает.
…Катерина наморщила нос, глядя на племянницу как на ползущего мимо таракана: мол, сразу пришлёпнуть или не трогать, чтобы потом пол не отчищать, головой покачала. Анна молитвенно сложила ручки, умоляюще глядя на призрачных родственников, без помощи которых ей, хоть плачь, было не справиться.
- Только, чур, потом не жаловаться и шибко не скорбеть, а то твой муж нас точно пеплом по ветру развеет, даром, что в духов верит с большо-о-ой натяжкой, - строго потребовала бабушка. – Давай, Катерина, показывай.
- Правильно, как гадости, так сразу Катерина, - проворчала тётка и строго погрозила Анне Викторовне пальцем. – Только уговор: сильно в видения не погружаться, иначе дурно станет
Аннушка с готовностью кивнула. Призрачные родственники сим напускным смирением не впечатлились, однако же вредничать более не стали, вздохнули слаженно, а потом мягко, плавно, дабы, оборони Господь, не навредить, открыли пред Анной Викторовной картины прошлого…
…Анна увидела молодую прелестную девушку, стоящую, словно первая христианка в кругу римских патрициев, пред почтенным обществом. Одна молодая дама смотрела на барышню с состраданием и сожалением, но, увы, кроме неё больше никто не спешил проникаться девичьими желаниями, наоборот, остальные дамы и господа взирали сверху-вниз с нескрываемым осуждением и презрением.
- Олег Петрович вполне достойный, - дрожащим от слёз голосом твердила барышня.
Но тут седой старик, сидящий в глубоком кресле, словно медведь в берлоге, властно взмахнул рукой:
- Довольно! Мы утомились выслушивать твои романтические бредни. Дарья, я не ошибся, когда утверждал, что ты никудышная мать и не сможешь воспитать достойно дочь. Полюбуйся, она смеет перечить старшим! Вот к чему приводит это потакание капризам!
- Василиса молода, - попыталась было вступиться привлекательная дама, но высохшая, точно надломленная ветка барыня с пожелтевшим от постоянных хворостей лицом прервала её надломленным, стонущим, словно ветер в непогоду, голосом:
- Прекрати, Прасковья. Тимофей Макарович прав, я слишком избаловала дочь. Что ж, ещё не поздно всё исправить. Глашка! Отведи барыню в покои да запри хорошенько! Седмицу, пока жених не приедет, она проведёт под замком.
- Маменька! – Василиса бросилась к матери, но та заслонилась от неё рукой, точно от нечистой силы.
- Прочь! Ступай, своевольница неблагодарная, прочь, бесстыдница!…
…Тётка Катерина, наблюдавшая вместе с Анной за происходящим, не вытерпела, приблизила губы к самому уху племянницы и зашептала:
- Ну что, убедилась, что твои родители ещё очень даже по-божески поступали? Тебя-то никто силком за Разумовского не отдавал, даром, что тот князь!
- Ещё бы Маша своевольничать стала, - сердито прогудела бабушка, - уж я бы ей устроила!
- Дамы, я, конечно, страшно извиняюсь, - Иван Афанасьевич изобразил поклон, в котором даже самая восторженная и романтичная барышня без труда бы насмешку определила, - но, может, прекратим пересудами заниматься и перейдём к делам сурьёзным?
- С чегой-то ты это, милый друг, вдруг засерьёзничал? – фыркнула Катерина, меряя родственника пренебрежительным взглядом.