Страница 4 из 27
Яков досадливо поджал губы. Видит Бог, он самолично собирался отвести Аннушку к доктору, но дела служебные самым дерзновенным образом вторглись и смешали его планы, точно игривый котёнок оставленную на столе колоду карт. Платон Платонович заметил, как потяжелел взгляд брата и поспешил его успокоить:
- Поводов для волнений нет ни малейших, успокойся.
- Анна по утрам себя плохо чувствовала, - Штольман поднялся из-за стола, спрятал руки в карманы, скрывая беспокойство.
- В её положении это нормально.
- В её положении? – насторожился Яков Платонович.
- Господи, Яков, вот только не надо делать вид, что ты не понимаешь, о чём я, - не выдержал Платон, - я себя уже отцом-проповедником в этой теме чувствую! Ты - пятый, юбилейный, кому я сообщаю, что его супруга в деликатном положении, - Платон Платонович быстро пересчитал по пальцам, - ну да, четыре брата, плюс сестрицы ненаглядной муж, пятеро и выходит. Слава Богу, больше у меня родственников нет, а посему никому более нести благую весть не придётся. И вообще, вы, мужья любящие, могли бы и сами со своими жёнами к врачам таскаться, не сваливать на брата сию ответственную миссию.
Яков честно попытался проникнуться раскаянием, но при мысли о том, что у них с Аннушкой будет сын или дочка, крохотный голубоглазый комочек счастья, на губах следователя расцвета лучезарная улыбка.
- О, нет, - простонал Платон Платонович, хватаясь за голову, - ещё один разумный человек превращается прямо на глазах в фанатика семейного очага. Теперь с тобой и не поговорить ни о чём, кроме как пелёнок, режущихся зубиков и молочных кашек.
- Не переживай, тема для беседы у меня всегда найдётся, - жёстко усмехнулся Штольман, скрываясь за привычной маской невозмутимого следователя. – Слышал о покушениях на девиц?
- А то, только я никак в толк взять не могу, кому сие надобно. Все барышни, как на подбор… - Платон развёл руками, - не в укор им будь сказано, обычные. Миловидны, но не более, богаты, но не настолько, чтобы стать серьёзными конкурентками, длина их родословных тоже не уходит в глубину веков, у многих деды-прадеды небольшие лавчонки держали или адвокатской практикой занимались.
- Дочери адвокатов - обворожительные особы, - отозвался Яков Платонович, чьи мысли были целиком и полностью посвящены одной голубоглазой даме, чей папенька весьма успешно занимался адвокатской практикой, добро что с зятем по службе старался не пересекаться.
- Уверяю тебя, Анна Викторовна - исключение из общего пресного фона восторженных девиц, - фыркнул Платон. – Второй такой девушки не найти.
- Второй такой не найти, - эхом откликнулся Штольман и усилием воли заставил себя вернуться к делам служебным. – Нужно поговорить с пострадавшими барышнями.
- Следователю они ничего не скажут.
Яков Платонович поднял на брата серо-зеленые, словно туман над Невой, глаза, чуть дёрнул бровью:
- Я с ними беседовать и не собирался, предоставлю это тебе.
- Помилосердствуй, - Платон Платонович молитвенно сложил ладони, - я же отупею от их щебетания и озверею, отбиваясь от них.
- А ты не отбивайся – деланно-сочувственным тоном посоветовал следователь, прикусывая губу, чтобы не улыбнуться.
- У меня здоровья не хватит всех осчастливить, - огрызнулся Платон, - и стреляться с их родственниками тоже никакого желания нет. Я, знаешь ли, не мечтаю изучить красоты Сибири. Анну Викторовну нужно попросить с ними побеседовать, барышня барышню всегда поймёт.
Яков Платонович нахмурился, ответил резко:
- Это исключено.
- Почему? – искренне удивился Платон.
- Это слишком опасно, - сухо ответил следователь, гоня прочь воспоминания о коварном куафёре из Затонска, чуть не отправившем Анну Викторовну в мир духов.
Платон Платонович кашлянул, не зная как сказать брату, что его супруга, вопреки настоянию доктора, собиралась после приёма не домой, а в полицейское управление. И если бы не случайная встреча с очаровательной Юлией Романовной, пригласившей госпожу Штольман в кондитерскую, пришёл бы Платон к братцу вместе с Анной Викторовной.
Словно услышав, что разговор зашёл о ней, в кабинет впорхнула сияющая, точно весеннее солнышко, Анна.
- Доброе утро, - прощебетала она, озаряя всё вокруг широкой улыбкой.
- Я думал, после врача ты пойдёшь домой, - Яков подошёл к супруге, помогая ей снять модное пальто.
Анна Викторовна удивлённо посмотрела на мужа:
- Зачем? Я прекрасно себя чувствую. И кстати, Юленька мне сказала, что недуг, охвативший сразу нескольких девиц в нашем городе – это отравление. Я думаю, мне стоит побеседовать с…
- Нет, - поспешно, а оттого особенно резко выпалил Штольман. – Ты этим делом заниматься не будешь, это слишком опасно.
Голубые, словно майское небо глаза Аннушки укоризненно посмотрели на мужа, губки обиженно дрогнули:
- Но Яков…
- Довольно, Анна Викторовна, я не намерен устраивать дискуссии по данному вопросу, - Яков Платонович нахмурился, словно ледяной бронёй покрылся.
- Хорошо, Яков Платонович, как скажете, - великосветским тоном ответствовала Анна и кротко опустила глаза, дабы муж не приметил озорных огоньков. Отступать госпожа Штольман была не намерена, но любимому супругу совсем не обязательно об этом знать.
Только вот Яков покладистостью Аннушки не обманулся, слишком часто ему приходилось сталкиваться с её излишней, с точки зрения безопасности, инициативностью. Следователь вздохнул, проклиная в который уже раз отсутствие у себя дара оратора, способного, если сие будет надобно, и течение реки вспять повернуть.
- Аня…
- Яша? – с готовностью откликнулась Анна Викторовна, преданно глядя мужу в лицо.
- Это может быть опасно…
- Для тебя тоже, - охотно поддержала Аннушка.
- Я не хочу тобой рисковать…
- А я тобой, - Анна Викторовна нежно провела прохладной ладошкой по щеке мужа, - я люблю тебя.
Крепость ещё не пала, но уже основательно пошатнулась, оборона дала глубокую трещину.
На упрямство следователь привык отвечать ещё большим упрямством, ехидные выпады и злые насмешки вдребезги разбивались о ледяное спокойствие и невозмутимость, но против нежности и любви орудия не находилось. Под ласковым взором любимых глаз Яков Платонович плавился, точно сугроб под солнышком, мягкая улыбка безошибочно проникала в самое сердце, а нежные слова выбивали почву из-под ног. Разум подчинялся велению сердца и не находил сей полон унизительным или неприятным.
- Это может быть опасно, - опять повторил Яков, обнимая жену и прижимая её к себе.
- Ни капельки, если мы будем вместе, - проворковала Аннушка, уютно кладя голову на грудь мужа.
«Как называется мужчина, нашедший своё место в жизни? Подкаблучник», - хмыкнул Платон Платонович, но старая армейская шутка привычного отрезвления не принесла.
Бравый вояка, очаровательный сердцеед, давно потерявший счёт своим победам, внезапно почувствовал себя одиноким и обделённым. Да, у него была отличная семья, где каждый не задумываясь встанет за него горой, у него замечательные лихие друзья, охотно разделяющие и жар схватки, и хмель пирушки, и нудные часы гауптвахты, он никогда не знал у дам отказа, но при этом рядом с самой блистательной красоткой неизменно посматривал по сторонам в поисках новой, пока ещё недоступной вершины. Ни одна барышня не смогла пленить его полностью, ни одна не могла похвастаться тем, что сумела удержать его больше, чем на месяц.
Платон Платонович гордился своей независимостью пред женскими чарами, но рядом с Яковом и Анной невольно всё чаще задавался вопросом: а может, ни одна красотка просто не любила его по-настоящему? Анну Викторовну не отпугнули ни холодность Якова (всё-таки прозвище Сухарик ему до сих пор очень даже подходит), ни наличие соперницы (а Нина Аркадьевна - дама весьма эффектная была и отступать не привыкла), ни сводящая с ума разлука, во время коей от Штольмана не было никаких известий. Даже его ядовитая насмешливость в самом начале знакомства и скептицизм не отпугнули барышню, даже скрытая, а потому особенно болезненная ревность.