Откровение Блаженного

Поздним вечером погасили свет. Я и жена легли на диван. Он – рядом…

Вечером перед сном он смотрел телевизор. Я о чем-то его попросил: как бы тем самым нарушал отдых… Впервые увидел его столь резким. Даже во гневе. А всегда был невозмутимо-спокойным, доброжелательным, тактичным.

Такая выпала ему доля-судьба… По воле Господа Бога… Его карма… Наказание… Рок… Разные я слышал толки, пересуды, неосторожные намеки. Слушал… и не слушал… Вселенная есть Вселенная. Она – тайна. Она – всемогуща. И с ней нельзя не считаться. А более того, благоговеть перед ней, трепетать, холодеть и теряться разумом: ее до конца не постигнешь. Благо, есть великая книга – Библия. И этого Источника достаточно, чтобы понять, осознать окружающее нас, ни на миг не дающее нам покоя и удовлетворения.

Предчувствия. Догадки. Домыслы. Мифы… Неведомые ощущения. Они роились, путались в моем сознании. Порой возникали по отдельности, как бы освещенные изнутри. Становились ясными, понятными. Потом вновь улетучивались, исчезали, оставляя во мне противоречие, резкое продолжающее волновать чувство. Если Божья кара, то за что? Мой сын только что начал жить, был мягок и кроток душой. Я же всегда славил Христа, был милосерден к нуждающимся, восторгался, оберегал Природу. Нет и нет! Не поднимется Десница Пресвятого! Тут возымели место, возобладали верх темные силы. Нынче им просторно и вольготно! Набрал сатана со своими «земными верноподданными» обороты! Любо им расправляться с беззащитными сторонниками Чистой Веры.

Еще раньше я стал нутром ощущать недоброе. Словно кто-то выслеживал, ждал удобного момента. Лохматыми руками душил во сне. Да подстраивал козни: рукопись новых стихов затерял, моего сиамского кота (первого) кто-то убил… пятое… десятое… И вот – гибель Алеши! Несчастный мой сын… Ну почему я этого не сделал? Почему, прощаясь, я открыл дверцу машины (цвет ее был темно-фиолетовый… траурный), что-то сказал ему… А надо бы схватить за руку и выдернуть… забрать… увести домой…

Часто вижу его во сне. То он просит: «Я останусь дома, не хочу уезжать». То как бы дает знать: «У меня только нога была ранена…» То будто он спит, а я пытаюсь снять с него одежду. Он приткнулся головой к моей груди. Близко его дыхание. Запах вина… Раньше не пил… Я догадываюсь: он же знает, что через несколько дней умрет. Ему страшно. Переживает. Поэтому выпил…

Любой, кто потерял родного, любимого человека, невольно задумывается: почему это произошло? Пытается найти разгадку, разными путями и методами. А коль суеверный, то непременно обращается к приметам, знакам. Ищет контакт с ясновидящими, знахарями. Чем глубже погружение, тем шире пространство эмоционального накопления. Хотя тайная цель все так же остается за окоемом недосягаемости. И менее реальна, чем призрачна.

Мой поиск, мои измышления, копания – осколки болезненных раздумий, задевшие мозг и сердце, порой спонтанно, порой «с брызгами крови». Вот я считаю, что изначально мне Бог отмерил довольно долгий срок жизни (вон уже сколько протянул!). Младенцем я упал вместе с оторвавшейся зыбкой. Должен бы умереть от глубоких травм в черепе. Не умер. И потом не однажды стоял у гибельной черты. Тонул… горел… в армии переворачивался на тягаче. Всех превратностей судьбы, «подножек» Нечистого просто не перечесть. Но уцелел. И – продолжаю существовать. Ныне уже без радости, отягощенный действом злого рока. Мог ли я, опираясь на опыт прошлого, его предотвратить? Увы… Еще мать предсказала: «Глядишь исподлобья – несчастным будешь». Еще как несчастлив!

Чего-то не хватало… где-то не сошлось… не притянулось…Всевышний до конца был на моей стороне, он вещал, старался повлиять. Помню, без явственного на то повода меня захлестывала печаль-кручина. Хотелось упасть лицом в подушку и разрыдаться.

Еще задолго до этого, может, лет за двадцать-тридцать я с какой-то неведомой, непреходящей тревогой думал о конце текущего века. Нет, старение меня не пугало… А что же настораживало? Утрата сына? Хотя он в то время еще и не родился…

Всякий раз я холодел только от одной мысли, что когда-нибудь, лет через шестьдесят и мой сын умрет. Да я остерегался, боялся за него, постоянно озабоченно думал о нем. Нет, тем самым я не смущал Христа. Он оставался для меня Великим. Так же, как для всех и вся. А сын… Он – Божий лучик.

Странной была гибель моего кота Романа. Тоже – в январе. Тоже – на дороге… вернее, лежал на дороге, но без единой царапины. Был для меня сигнал от Него? Предостережение? Я не внял, продолжал за зверька страдать, убиваться. И так – два года. А за два дня до гибели Алеши Господь явил мне сон: маленького, голенького, я держу на руках сынка. И вдруг – роняю! Он падает, ему в глаз впивается острый металлический предмет. Ручьем хлынула кровь! Поднимаю… Он – мертв! Пророческий сон. Почему же я не насторожился? Запамятовал? Словно кто-то затуманил мне мозги. Мешался. Путался… Принято считать поэтов пророками. Но какой же я пророк, коль ничего не мог предпринять во спасение сына!

Десять лет мы с женой ждали ребенка. Родилась дочка. Красносолнышко! «Это Господь нам послал за твою доброту»! – порадовалась супруга. Через год ошарашила вестью: «Буду рожать второго…» Почему «ошарашила»? Я был совершенно в неведении, не подготовлен морально. Дальше – больше… Шло накопление отрицательного. При родах врачи подняли панику: плод большой, не разродится! Надо пожертвовать ребенком! Я дал согласие: спасайте жену…

А он – родился!

И тоже назвался красносолнышком!

Росточком!

Проведу линию ключевой мысли до ее конечного завершения, веруя, сомневаясь, думая: если бы можно было окропить живой водой… Когда младенец явился на свет, то на лбу от пуповины отпечаталось крестообразное покраснение… Вот и окрещен был в честь погибшего на войне дедушки Алексея. А что означала на тыльной стороне правой ладони розоватая, аляпистая родинка? «Горьких примет» накапливалось… Жена упрекнула меня в том, что ко мне в квартиру приходило много ущербных, обездоленных.

Мы с женой всегда были слишком открыты, простоваты, не защищены от дурного глаза, порчи. Не ведали о многих тайных явлениях, приметах, заповедях. А людская зависть, злоба – разрушительны, губительны.

Нередко, будучи под хмельком, я хвастался что вот, мол, у трех братьев дочь и сын, а у меня у одного столько… да еще какие!

Моя жена убивалась: не проводила сына, не перекрестила на дорогу. Меня заставили задуматься странные совпадения: 10 января – смерть сына; 10 января тридцать лет назад мы с женой обручились – жемчужная свадьба. А мы и не вспомнили, закопавшись, зарывшись в делах-заботах. 10 июня – день моего рождения. А вот – эти: у меня шрамы на лбу и на нижней губе, «добытые» в непоседливой юности. И у него от осколков стекла порезы на лбу и на нижней губе. Моя левая нога больная (расширена вена) и у него на левой ноге вывих.

Что еще добавить? То, что вода в стакане к сорока дням покраснела, как кровь: Алеша не выполнил земную программу; что ушел он в один из Рождественских дней; что та женщина, которая благополучно уцелела, потому что он уступил ей место на переднем сиденье, очевидно, будет помнить и молиться за него…

В одном я непоколебимо утвердился, уверился: если бы люди были друг к другу благодушнее, участливее, то тогда бы реже все худые деяния сваливали на «проделки» Небесных Сил. А это особенно выгоднее, удобнее для тех, у кого в крови руки и в грязи совесть.

Вернусь к тому дню, когда, переночевав в гостинице, я пошел по инстанциям. Понурившись, я подолгу стоял то у одних закрытых дверей, то у других. Безуспешно мыкался, бегал… Говорил о своей беде, о том, что мне от них надо. Но меня словно не понимали. Отнекивались, невразумительно что-то мычали, отворачивались. Все как бы намеренно усложнялось, заглушалось, вдавливалось «в глубь тины». Будучи оглушенным трагедией, я в тонкости, подробности сути дела глубоко не вдавался. Где уж тут до тонкостей! Хотелось послать всех к черту и скорее уехать!