Страница 8 из 10
Наконец, Джим встряхнулся, просунул в проем водительской клетки несколько двадцаток и распахнул дверь. Закинув на плечо рюкзак, он зашагал вперед, протискиваясь между машинами. В левом ряду безнадежно зажатая скорая помощь пока не теряла надежды прорваться вперед, её сирена ещё долго надрывалась позади.
Зал вылета был пустынен. Завернув в туалет, Джим сорвал с себя парик и усы и замер перед зеркалом. Сквозь мутное стекло на него смотрело осунувшееся, вытянутое лицо, скулы резко выступали, горели воспаленные глаза.
«Ну, нельзя же так, Джим…»
Стойка 57 была пуста. Лишь одна скучающая девушка в форме задумчиво полировала ногти.
– А где все? – устало спросил Джим, протягивая ей паспорт.
– Застряли. Должен был лететь симфонический оркестр, – сказала она, шелестя страницами. – Но они наглухо встали ещё чуть ли не в Нью-Джерси. Так что только вас и ждем, мистер Треверс.
Его вдруг передернуло. «Опять забыл поменять паспорт, – подумал он. – Ты совсем потерял форму, мистер Ра».
– Хотите место у прохода?
Через час Джим лежал, свернувшись калачиком в кресле, обняв колени и пытаясь ни о чём не думать. Красное вино в стаканчике дрожало мелкой рябью. Моторы бубнили что-то про себя, унося на его запад. Он прикрыл глаза, и постепенно словно погружённая в молоко Вселенная вокруг исчезла…
Они стояли, глядя на него сверху вниз, в темноте. Оба лица расплывались – в тусклом, мерцающем свете, доносящемся откуда-то сзади, они были лишь силуэтами. Издалека сквозь туман доносился мягкий женский голос, но слова сливались друг с другом. Лишь иногда казалось, что доносятся приглушенные всхлипывания… Он попытался встать, но не смог – что-то намертво сковывало, мешало ему даже пошевелиться. Оставалось лишь смотреть, жадно вглядываться…
Вдруг раздался какой-то глухой звук, и лица начали удаляться. Когда они уже почти превратились в мутные, размытые пятна, его пронзила мысль, что никогда, никогда больше он их не увидит. Что отныне и навсегда он будет один. Каждую его частицу, каждую клетку вдруг обуял всепоглощающий страх. Он закричал.
Джим подскочил, судорожно хватая ртом воздух. Бешеным взглядом он смотрел на темные, пустые ряды кресел. Доносился лишь монотонный гул двигателей, и Джим без сил соскользнул обратно в кресло. И ещё долго лежал, дрожа, в холодном поту, уставившись в бесконечную тьму.
Глава 3
При виде наличных загорелое лицо продавца озарилось и расплылось в улыбке. Не удержавшись, он даже потер руки от радости. Машина была потрепанной. Но это было лучшее, что в окрестностях аэропорта можно было найти так поздно вечером, не привлекая лишнего внимания.
Солнце уже садилось, когда Джим наконец-то выбрался из пригородов Брисбена, держа путь на север. Шины мягко шуршали по неровностям хайвея, и закат цвета густого малинового варенья заливал небо по левую руку, подсвечивая колонны кучевых облаков. В дебрях леса устало перекрикивались кукабары. В багажнике позвякивали канистры с водой и набор для выживания: палатка, две коробки консервов, удочки, бензин, потертая, видавшая виды запаска и не менее потертый насос. Закинув назад пустой стакан от кофе, Джим пристроился за светящимся трейлером с прицепом, неспешно пыхтящим в левом ряду, и настроился на долгую дорогу. Он был рад бессонной ночи впереди.
К тому моменту, когда солнце начало согревать влажный песок, и первые струйки пара заструились над берегом, Джим уже был на месте. Громоздкий зеленый паром с гордой надписью «Manta Ray», переваливаясь с волны на волну, неспешно подползал к берегу. Джим достал флягу с водой, наполнил алюминиевую кружку и присел в рваной тени пальмы, в изнеможении откинувшись назад.
Впереди, уходя светлой полосой за горизонт, раскинулся Фрейзер Айланд. К верхушке холма, затаившегося где-то в глубине острова, прицепилось облако, океанский бриз пытался его отогнать, но оно сопротивлялось, вытянувшись в сигару. На скале забытой всеми одинокой чайкой пристроился маяк. В легкой дымке его формы едва угадывались.
«Почти на месте, Джим. Потерпи… Немного осталось…»
Перебравшись через узкий пролив и расплатившись с паромщиком, он забрался в машину и вышел на грунтовую дорогу. Не успев отойти от причала, дорога уперлась в бесконечный пляж, исчезающий за горизонтом. Дальше путь шел прямо по песку, вдоль линии прибоя.
Стравив давление в шинах, Джим забросил насос обратно в багажник и направился дальше на север. Скользя по раскаленному песку, свистели шины, машина виляла из стороны в сторону. Иногда появлялись указатели, вкопанные прямо в дюну. Они были единственным, что здесь напоминало о людях.
Берег порой прерывался нагромождениями бурых скал, как хвост какого-то доисторического монстра уходящих прямо в океан, и тогда полузаросшая дорога снова появлялась и, как бы рыская, шла в обход, то ныряя в заросли, то забираясь на скрипящие дюны.
Перед очередным объездом в рассеянном от жары воздухе показался указатель. От всех предыдущих он отличался большим красным восклицательным знаком. Джим притормозил.
Опасно для жизни! Следующие сто километров проходят в зоне прилива. Движение возможно только при низкой воде.
Джим сверился с часами, держа в руках карточку с расписанием. До прилива оставалось почти полчаса, и он бросил машину вперед, по ребристой поверхности песка, отполированной волнами и ветром. Справа бурлила вода, а слева исполинами нависали скалы, время от времени уступая место дюнам. Лавируя между плоских валунов и пересекая вброд мелкие промоины, Джим старался не сбавлять скорость, и когда пенящийся поток развернулся и начал жадно поглощать сушу, опасный участок остался позади.
Вдруг дорогу пересек родник. Он бил прямо из склона оранжево-красного холма, слоеного как торт «Наполеон».
Остановившись, Джим подошел и зачерпнул пригоршней воду. Пресную, чуть даже сладкую – он пил жадно, не отрываясь, пока оставались силы. Затем изможденно рухнул прямо на песок в редкой тени карликового эвкалипта, нашедшего прибежище в овраге рядом с родником. Это был скорее куст, чем дерево, бесчисленные шторма безжалостно скрутили его в форму капли.
На отмели невдалеке шумел прибой, взбивая пену, густую, как сметана. Волны обрушивались одна за другой, заставляя песок вздрагивать. Где-то позади, в зарослях оврага, неспешно переговаривались попугаи. Двигатель потрескивал, отдавая своё тепло вечернему воздуху. Одиночество было осязаемо, его можно было пощупать руками. Джим впитывал его по капле, оно звенело в ушах. Он не заметил, как заснул.
Джим закричал и вскочил, перехватывая дыхание. В панике, как загнанный зверь, он оглядывался в темноте. Наконец, со стоном опустился обратно на песок.
Джим видел этот сон каждую ночь, всю жизнь, сколько себя помнил. И каждый раз был, как первый. Он отчаянно пытался выхватить, запомнить эти лица, исчезающие вдали, но они никогда не открывались ему, всякий раз расплываясь в памяти, как сливки в черном кофе.
Звезды светили невероятно ярко, машина, валуны и скудная поросль отбрасывали тени. Через все небо, одним мазком разрывая его на две половины, нависал Млечный Путь.
Время от времени вокруг шуршали, замирая на мгновение и фыркая, тени лисиц. Крабы булькали в темноте. Чуть в стороне белел, как скелет какого-то колоссального ископаемого трилобита, выброшенный на берег ствол дерева. Джим пролежал остаток ночи, не отрывая взгляда от звездного неба, даже не пытаясь заснуть.
Вот, наконец, из воды яркой точкой показалась Венера, предвещающая скорый восход. В отличие от бесчисленных звезд, она не мерцала, а светила уверенно и ровно.
Ветер с океана шумел в ветвях.
Они появились перед самым рассветом, когда светлая полоса уже начала прорисовываться над океаном. Сначала один всполох за южными холмами, затем другой – искрящаяся точка возникла и стала приближаться зигзагами, как муравей в поиске жертвы. Вертолет с прожектором что-то выискивал. И Джим уже знал, что именно он ищет.