Теория Фокса

– Странник, а не старатель? – спросил Нельсон.

– Зачем тратить всю жизнь и рыться в одном месте, когда чуть дальше, прямо за перевалом, лежат огромные идеи-самородки? Они лежат и ждут тебя! Надо их лишь подобрать. Уотсон и Криг были странниками. Они узнали главные идеи из многих смежных областей – химии, физики, кристаллографии… А их конкуренты были типичными копателями, зарывшимися в одном прииске. Самоуверенные труженики лопаты, отказывающиеся поднять голову и выглянуть из своей ямы.

– Ну, допустим. Три правила, – проскрежетал Нельсон. – И что дальше?

– Ты просто складываешь эти идеи вместе и надеешься на чудо. И иногда оно происходит. Синтез… Собственно, так я узнал, что японцы потеряли золото.

Одним рывком Нельсон развернулся, Джим заметил, как у него перехватило дыхание.

– Как, как ты распутал это дело? Где же японское золото?

– Его уже давно нет. Растратили… Неужели ты всерьёз полагал, что американское правительство по-прежнему хранит золото Японии? Золото, которое Япония передала им на хранение.

– Как… ты узнал?!

– Это совсем простое дело. Ответ лежал на поверхности. Понадобилось синтезировать всего три идеи. Фембеззлемент, групповая безответственность и обычная алгебра.

– Фембеззлемент? Что это вообще за слово такое?

– Чарли Мангер обнаружил его. Если ты покопаешься в его старых интервью, то найдёшь. Люди отдают свои сбережения государству на хранение. А оно их тратит, вернее, пускает на ветер. Государства очень хорошо умеют это делать.

Нельсон смотрел молча.

– У растраченных денег есть странный эффект. Они возвращаются в экономику в виде зарплат и государственных расходов. Рост зарплат приводит к подъёму оптимизма среди людей и экономическому росту. В то же время люди не знают о том, что их сбережения были растрачены – они по-прежнему считают, что владеют капиталом… И делают покупки, как если бы у них по-прежнему были их деньги, что ведёт к еще большему экономическому росту. Так государство удваивает ощущение благосостояния в обществе. Все выигрывают, если закрыть глаза на то, что капитал никогда не будет возвращен. Он был бездарно растрачен. Это и есть фембеззлемент. Всё, что ты даешь государству, будет растрачено. Это в природе любого государства.

– Допустим, так, – Нельсон мотнул головой. – Дальше что?

– Теперь вторая составляющая – групповая безответственность. Если группа людей получает пользу от какой-либо вредоносной деятельности, но никто конкретный ответственности не несёт, такая группа будет заниматься этой деятельностью по нарастающей, до самого конца. Особенно если они получают выгоду сейчас, а последствия наступят лишь потом. Это железный закон поведения групп. Посмотри, например, на инвестиционных банкиров – они получают бонусы сегодня, в то время как вред от их деятельности проявится, когда от них уже давно простынет след. Идеальный рецепт групповой безответственности. Государства работают по такой же схеме.

– А алгебра?

– В мире просто недостаточно золота. Возьми калькулятор и подсчитай, сколько золота было добыто с начала истории человечества. Приблизительно, конечно, ведь никто не ведёт точный счёт. И ты увидишь, что все компании, банки и государства утверждают, что они владеют таким его количеством, которое намного превосходит объем добытого. Что это означает?

– Кто-то врет…

– И врет по-крупному. Угадай кто? Вот так-то… Так что все они, в том числе и Япония, потеряли всё. Американцы растратили их золото. Точка.

– И это всё? Где доказательства? Ты нашёл ответ просто вот так, сидя на скамейке?

– Три идеи, три сильные модели указывают в одном и том же направлении. Это все доказательства, которые тебе нужны. Нет нужды идти открывать хранилища, чтобы сказать, что золота там нет.

– Так просто?

– Синтез… Чего усложнять?

– Да-а…

Нельсон с тоской смотрел на стены домов Вест-Сайда, угадывающиеся сквозь полупрозрачную завесу хмурых деревьев.

– Разве ты не видишь, Нельсон? Они же все так… Государства… Говорю тебе, обман.

– Ребёнок, какой же он ребёнок… – в отчаянии шептал Нельсон про себя.

Туча заслонила осеннее солнце, и ветер загудел в резком порыве. Нельсон побледнел и вытянул руку с зажатым детонатором – тот тускло блеснул.

Вдруг Джим изменился в лице, как будто вся энергия покинула его в одно мгновение. Он наклонился к Нельсону.

– Скажи, – прошептал он, – ты хорошо спал? Эти последние годы, хорошо ли ты спал?

Нельсон лишь отрешенно посмотрел на него.

– А я вообще не мог… – продолжил Джим. – Бредил пару часов, а оставшееся время смотрел в потолок. И депрессия… Скручивало так, что порой не мог сказать и слова. У тебя была когда-нибудь депрессия? Настоящая, когда ты не можешь ответить кассиру, нужен ли тебе пакет? А я в ней жил каждый день…

Джим приглушенно вздохнул.

– Я ведь даже начал завидовать окружающим. Они не задаются лишними вопросами. Их обманывают – ну и что? Они счастливы, улыбаются. Смеются… А я здесь для чего? Чёртов синтезатор!.. Идеи? Да к черту все эти идеи! За что мне это наказание?.. Они же ничего не видят. И счастливы… Так почему я не мог быть как все? Может, нужно было просто бежать вместе? Присоединиться? Я жалок… А ведь было время, я считал себя исследователем, путешественником, повстанцем. Шерлоком Холмсом теневых сообществ, Агатой Кристи группового поведения, Тесеем человеческой природы в поиске пути через лабиринт Минотавра. И кем оказался? Менялой. Делягой, продающим идеи по пятаку за штуку… Так что, знаешь что?.. Жми, Нельсон! Давай, жми! Покончим с этим…

Мгновение Нельсон молчал, затем взял гранату и наклонился.

– Джим… – прошептал он, приблизившись вплотную.

Его глаза блеснули, и Джиму вдруг показалось, будто на миг в них отразилась вся Вселенная.

– Прощай.

Нельсон замолчал, затем резко встал и, пошатываясь, начал спускаться по тропинке, полами пальто цепляясь за пожухлую траву. Джим ещё долго смотрел ему вслед, пока он не растворился в окружающем мире.

Глава 2

Заморосил дождь. Капли шумели по истертому серому асфальту, вспученному скрюченными корнями. Как в замедленном движении, по лужам шла рябь, вокруг шуршали сорванные листья.

Узкая тропинка прижалась к скале, и Джим коснулся гранита кончиками пальцев. Мокрый, шероховатый камень, казалось, плакал о жестокости и несправедливости мира, свидетелем которой ему пришлось быть за время своей бесконечности. Людские судьбы проносились мимо него в стремительном водовороте. Снова и снова робко рождались надежды лишь затем, чтобы быть преданными, растоптанными жизнью. «Как же, наверное, трудно быть камнем», – подумал Джим.

Уже который час он шел, спотыкаясь, зарываясь промокшими насквозь ботинками в ворохи опавшей листвы, не разбирая дороги, вытирая лицо рукавом. И вдруг замер.

Ему нестерпимо захотелось бежать – сразу, прямо сейчас, изо всех сил, из той давящей тишины. Куда угодно, лишь бы отсюда. Туда, где шумно, где люди.

Он бросился поперек парка, срезая углы, прямо по траве. Бежал, перескакивая через ограждения, поскальзывался, как будто боялся опоздать, как будто знал, куда бежит.

Перебравшись через невысокий каменный забор, он оказался на забитой машинами улице. Их красные огни отливались от мокрого асфальта. Слева в дымке угадывался угол 81-й улицы, и Джим перебежал дорогу, по мокрым каменным ступеням соскользнув в подземку. Он ворвался на платформу, упиваясь оглушающим скрежетом экспресса, проносящегося без остановки, по параллельной ветке.

Почти сразу же подошел поезд из центра, его двери с лязгом распахнулись. Вагон был полон, и он с жадностью кинулся в него, как путник после перехода через пустыню, наконец, увидевший колодец. Вцепившись в поручень, он жадно вслушивался в разговоры, наслаждался какофонией звуков, впитывал запах промокшей одежды и парфюма. Никто не обратил на него внимания, даже не посмотрел, но с каждым перестуком колес паника отступала…