Страница 80 из 85
- Я ничего этого не хочу, - сказала девушка, чувствуя, как ее ноги потихоньку превращаются в некое подобие камня. – Я хочу, чтобы все было как раньше. Хочу купать Арнольда в кастрюле, выпроваживать беременных мужиков и искать тело Анжи. Хочу сидеть в своей комнате и лелеять грешную мысль, как было бы хорошо, если б моим мужем был ты.
- Ты же истинная верующая, - укорил ее Эркхарт. – Ты знаешь, что без подобных мыслей тебе бы легче жилось.
- Я в этом уже не уверена, - Ингрид поджала губы. – Все, что я делала на стезе веры, не принесло мне ничего, кроме разочарования и чувства, что меня использовали.
- Ты же понимаешь, что это случайность, - Эркхарт мягко взял ее за плечи, утешая. – Будь все такими, как ты, жить было бы легче. Если не срываешься на ребенке, разбившем твою любимую чашку, если в голову не лезут мысли о том, как хороша чужая жена, если сытый человек отдает лишнюю еду нищим, а богатый помогает бедным – это прекрасно.
«Это смерть», - сказала Похоть, хоть никто, кроме Ингрид, ее и не услышал. Весы над головой снова дрогнули и еще немного сдвинулись в сторону света, приблизившись к разделительной черте. Чтобы ни говорил Эркхарт, в душе он был хорошим человеком и совершенно зря пытался себя очернить.
- Я никогда бы не полюбила тебя в подобном мире, - тихо сказала девушка, глядя в слишком яркие глаза, лишенные последних крох человечности, что сквозила в каждом движении прежнего шефа – жутковатого, но справедливого.
- Но и не мучилась бы зато подобными мыслями, верно? – возразил Эркхарт, снова непроизвольно сдвинув весы. Видимо, рассуждения о сущности света толкали его на светлую сторону.
- А ты? – спросила Ингрид, имея в виду его чувства.
Он не ответил. Отвел глаза и вздохнул, то ли подбирая слова, то ли просто думая о чем-то.
«Песок заканчивается», - как бы невзначай заметила Похоть. Ингрид это тоже чувствовала: окаменение добралось до грудной клетки, и ей уже было трудно дышать. Ног она уже давно не чувствовала, да и те части тела, что еще слушались ее, были пронизаны нестерпимым холодом.
- Мне надо знать, - сказала девушка, поняв, что именно за этим ответом она сюда так спешила. – Любил ли ты меня? Хоть немного?
- Это грех, - сказал Эркхарт. – Я был светлым епископом. Запретная любовь – слишком большая роскошь для тех, кто носит печати.
- Мне надо знать, - повторила Ингрид, хватая воздух остатками легких. – Любил ты меня или просто воспользовался?
- Я думал, ты знаешь, на что идешь, - Эркхарт снова отвел глаза. Весы сделали очередной рывок в светлую сторону: похоже, в этот раз их толкнула совесть.
- Значит, воспользовался, - сделала свой вывод Ингрид, судорожно выдохнула и тут же поняла, что вдохнуть уже не может. Окаменение добралось до плеч. Оно сжало ее тело железными тисками. Сердце еще билось, кровь еще бежала по венам, но дыхание уже остановилось. Все было кончено. Утекали последние песчинки.
- Это не так, - совершенно не заметив ее состояния, возразил Эркхарт – чуть более эмоционально и по-человечески, чем следовало. – Я не могу об этом говорить. Даже думать не должен. Ты же лучше меня понимаешь, что подобные мысли следует гнать от себя. Это грех!
«Еще чуть-чуть, и станет светлым, - беспечно заметила Похоть. – Ну же, давай, мальчик. Думай о своей любви. Любовь – не добро и не зло. Она свойственна каждой стороне. Вот только любовные переживания здорово бьют холодный расчет! Не быть тебе темным богом, малыш. Смотри, смотри, Ингрид: стрелка почти добралась до светлой половины!».
Девушка не стала смотреть на весы, хотя глаза ее еще слушались. Она глядела на Эркхарта, не слыша его слов, но видя, как он что-то с горячностью ей доказывает. Глаза ее заболели от слез. Вот уже и веки больше не смаргивали скопившуюся влагу. Свет мира причудливо расплывался и преломлялся в слезах, превращая лицо стоящего напротив в размазанный силуэт.
- Ингрид! – окликнул ее Эркхарт, наконец, сообразив, что живой человек не может быть таким неподвижным. Он снова схватил ее за плечи, но ощутил лишь холод и твердость камня. Жизнь еще теплилась в этой статуе, но ее почти не осталось. По камню скатилась последняя слезинка и тоже застыла, будто замерзнув на полпути.
Эркхарт отшатнулся. Над головой у него раздался хруст: это треснули и принялись рассыпаться на поток призрачных частиц часы Ингрид. Весы застыли ровно посередине. Стрелка навсегда замерла на разделяющей свет и тьму черте.
В мгновение ока поток частиц, что когда-то были жизненной силой девушки, закрутился смерчем и взревел, терзая попавшиеся на пути предметы и остатки крыши. Несчастные епископы с криками принялись прыгать в окно, цветные стекла которого вынесло наружу первым же хлестким ударом ветра. Рэйне немного задержался, приставив руку ко лбу и пытаясь разглядеть в середине смерча бывшего друга, но и он не выдержал натиска. Выбрался наружу, отбежал подальше, а потом махнул рукой и помчался прочь. Толпа тоже стала расходиться широким кругом, поняв, что происходит нечто ужасное. Некоторые побежали, крича и в ужасе сбивая с ног окружающих. Последние священники выбегали из ходящего ходуном здания.
Подле храма остались только невесть как оказавшиеся тут братья Лауде: они сообща твердили заклинание сети и ловили разлетающиеся во все стороны куски стен, чтобы те не зашибли людей. Потом к ним присоединилось еще несколько магов, привлеченных сюда интереснейшим магическим явлением. Смерч бушевал все сильнее, но не расходился. Он ревел и кричал, злился и вопил от боли и обиды: душа Ингрид не хотела никого убивать, она просто плакала и хотела вернуться обратно. Смерч становился все плотнее и компактнее.