Страница 61 из 80
— Со вчерашнего дня. Я помню его наизусть.
— У тебя есть вопросы по пунктам?
— Нет, они предельно ясны, — я села у камина, стараясь сдержать дрожь в руках.
— Джаспер… — Карлайл посмотрел на своего сына. Тот кивнул и взглянул на меня.
Очень глупо полагать, что мне удастся обмануть его…
Я сидела среди них — совершенных хищников, надевших личины человеческие — и дрожала, как дитя. Я дрожала не только от страха оказаться для них вредной и бесполезной. Не только потому, что Джаспер, несомненно, меня раскусит. Я дрожала от какого-то странного предчувствия, осознания, которое вот-вот догонит мой рассудок и раздавит его.
— Ты в гневе, — мягко сказал Джаспер. — Почему?
— Я… не злюсь, — удивилась я.
— В глубине души, под твоим поверхностным страхом, под волнением и самоуничижительными эмоциями кроется ярость. Ты знаешь это. На что ты злишься?
Я молчала. Я не подозревала, что Джаспер способен чувствовать настолько глубоко.
— Я знаю, — вымолвила Розали, не сводившая с меня ледяного взора.
— Не вмешивайся, милая, — Эсме положила ладонь на её руку.
— И так? — Джаспер продолжал смотреть на меня.
Я смутилась, покраснела, я понимала, что скрываться бессмысленно. Я абсолютно раскрыта перед ним. Но нужно держаться.
— На людей… — выдавила я. — Я зла на людей.
Он нахмурился:
— Почему? При чём здесь люди?
— В своей книге “Борьба с Тенью” Юнг упомянул, что до тех пор, пока для Государства человек — число в статистике, до тех пор, пока Государство воспринимается толпой, как некая решающая сверх-личность, отдающая приказы, стадность не будет побеждена. И мир не настанет. Это значит, что пока думающих индивидуальностей меньше, чем людей, слепо подверженных стадности, не будет ни мира, ни порядка, ни истинной демократии. И я злюсь, потому что книга была написана давно. Настало второе тысячилетие… И ничего не изменилось. Люди не выучили уроки прошлого, они по-прежнему подчиняются системе, ведущей их на убой. Я злюсь не на систему Государства. Она — очевидное зло. Это как злиться на огонь — бессмысленно. Я злюсь на простых людей. На тех, кто искренне верит, что ни на что не способен. На тех, кто подчиняется и соглашается быть цифрой в статистике и воспринимает Государство, как сверх-личность. Я злюсь на парней, которые добровольно идут на фронт. Я злюсь на тех, кто создаёт сценарии войн. Я злюсь на человеческую тупость и агрессию. Я жила среди всего этого раньше, но не замечала, сосредоточившись на своих проблемах, как и остальные. Теперь очевидная истина мне открыта, и я поняла, что мир прекрасен, и люди в нём уродливы.
— Ты злишься на людей за то, что они создали Договор, — проронил Джаспер сочувственно, видя, как я дрожу.
— Я злюсь на них за то, что без Договора они бы посеяли хаос. Словно… элементарной важности человеческой жизни недостаточно, чтобы люди никого не убивали. Им требуется для этого уголовный кодекс. Словно не элементарно, что нужно уважать частную собственность. Без законов люди бы начали мародёрствовать и воровать. Я злюсь не на Договор, а только на то, что вся эта мишура человечности, индивидуальности, всеобщей показушной страсти быть уникальными ничего не стоит, если просто взять и убрать законы.
Эдвард смотрел на меня, не отрываясь.
— Ты хочешь сказать, что тебе лично не требуется система, чтобы ты не совершала дурных поступков? — спросил Джаспер.
— Нет. Я и без законов знаю, что человеческая жизнь священна. Но ещё я знаю, что если кто-то попытается отобрать мою жизнь, я имею полное право на самозащиту. Я знаю, что никогда не буду красть и скорее умру от голода. Но я украду, если в чрезвычайной ситуации пища потребуется тому, кто слабее меня или зависит от меня. У меня есть принципы и совесть. Они не совершенны, но я совершенно точно уверена в них.
— И Договор идёт вразрез с твоей совестью… — сказал Джаспер.
— Как и с совестью каждого из вас, — ответила я, понимая, что дрожу всем телом.
Я не справилась. Эдвард был прав. Я подвела его.
— Я делаю вывод, что ты потенциально опасна и способна идти против… — начал Джаспер с сожалением.
— Подожди, — сказал Карлайл, переглянувшись с Эдвардом — белым, как мел. — Белла, твои принципы диктуют тебе нарушать Договор?
Я не задавалась этим вопросом и не ждала его. Я ответила вполне честно:
— Нет.
Джаспер склонил голову с любопытством:
— Ты не лжёшь. Почему же твои принципы не толкают тебя нарушать Договор?
Я посмотрел на Эдварда:
— Это было бы неразумно и эгоистично. Для меня в приоритете жизнь тех, кто мне дорог. Мне дороги мои родители и друзья. Кто знает, что случится, если я натворю глупостей?
— Она может планировать диверсию, — сказала Розали. — Джаспер, ты же читаешь её. Ты понимаешь, что она потенциально опасна.
— При протоколе зачистки на этот момент придётся проверить всех, с кем она контактировала после своего информирования, — заметила Эсме. — Джаспер и Эдвард с этим быстро справятся.
— Каждый из вас узнал о Договоре много лет назад. В те времена ещё не было никаких проверок на адекватность, — раздался голос Эдварда. — Если бы каждого из вас подвергли такой проверке, какой сейчас подвергают Беллу, вы бы прошли её? Каждый из вас смог отреагировать на Договор так, как того требует регламент покорности? Розали, хочешь, я напомню тебе, что случилось, когда тебя информировали? Помнишь свою реакцию?
— Ты предлагаешь нам всем рискнуть ради человеческой выскочки? — спросила Розали резко. — Карлайл…
— В чём-то она права. Но… Джаспер, ведь Белла не лгала, когда говорила, что не преступит Договор? — спросил Карлайл.
— Если возникнут достаточно удобные условия и от неё никто не будет зависеть, скорее всего, Договор она преступит и подойдёт к этому максимально аккуратно. Я знаю таких, как она. Тихие революционеры. Пока что это просто ребёнок, но она будет представлять опасность, если…
— …если лишить её всех, кто ей дорог. Белла пацифистка. Ей уже дорог я и даже вы все, — сказал Эдвард. — А с нами уж точно всё будет в порядке.
— Мы не можем этого знать. Даже вампиры не вечны, — упрямилась Розали.
— Я всё же склонен согласиться с Эдвардом, — вымолвил Карлайл. — Нет сильнее закона, чем человеческий принцип. Нет более законопослушного человека, чем человек, верный сам себе.
— Выходит, Эдвард ей уже дорог, — Розали посмотрела в потолок. — Как интересно…
— Перестань, будь так добра, это нелепо, — протянул Эдвард, переглянувшись с ней.
— А что? В тебя влюблена добрая половина девчонок в школе, — она пожала плечами. — Как это твоё обаяние не подействовало на Беллу?
— Под обаянием ты имеешь в виду мой отвратительный характер и мои попытки напугать её? Даже не знаю, — саркастически отозвался Эдвард, — ты права, никто бы не устоял.
В глазах Джаспера зажглись огоньки. Он явно собирался что-то сказать, и по его лицу я поняла, что он читает в моей душе…
Неожиданно Элис резко схватила его за запястье и с тревогой что-то прошептала ему на ухо. Эдвард посмотрел на своего брата с нескрываемой угрозой.
— Она не влюблена в меня.
Джаспер прислушивался к Элис. Он неожиданно безмятежно покачал головой:
— Пожалуй, нет.
Нет сомнений, в ту секунду меня выручила Элис. Я сдерживалась от того, чтобы посмотреть на неё с благодарностью.
Хотя я не понимала, что такого в том, что я влюблена в Эдварда. Подумаешь. Мало ли какие ещё извращения существуют в природе?
— Я очень надеюсь, Белла, ты понимаешь, что отношения между тобой и таким существом, как Эдвард, физиологически невозможны. Они противоестественны по своей сути.
— Разумеется, — спокойно ответила я.
— Мне не кажется, что она понимает до конца, о чём речь… — пробормотал Джаспер.
— Давайте на этом закончим и перейдём к Договору, — мягко перебил Карлайл. — Белла, ты готова ответить по основным вопросам и подписать документы о не разглашении государственной тайны?