Страница 169 из 190
*
Аня вздохнула и обратилась к Жанне:
— Я вот, о чем хочу тебя спросить. Если есть предвидения и они сбываются, значит, наша жизнь кем‑то всё‑таки запрограммирована? Это явление пока мало изучено и не укладывается в наших мозгах, но оно есть.
— У каждого человека есть генетическая код-программа, которую он проживает. Смерть тоже запрограммирована. Человек может раньше умереть, допустим, из‑за несчастного случая, но никак не позже срока, обусловленного его физиологией. А вот запрограммирован ли этот случай…
— Инна, опять никому не даешь высказаться! — досадливо дернулась Аня. — Меня интересует процесс угадывания, мистическое проникновение некоторых людей в эту программу. Чего только стоят предсказания болгарской целительницы Ванги!
— Зачем далеко ходить за примерами? Наша Лена тоже предчувствует беды своих близких. Ей не раз открывалось и ее собственное будущее. Конечно, такая способность выходит за рамки обыденного. Просто некоторым людям в некоторой области чувств дается чуть больше, чем другим. Подобные задатки, эти интересные особенности организма, у них проявляется уже с детства. Они как некий странный талант. У таких людей почему‑то возникают неожиданные неконтролируемые выплески-озарения. Они бывают звуковые и видовые, творческие и духовные. У Тютчева, например, случались прорывы в иные духовные миры. Пушкин сюжет «Дубровского» увидел во сне. Людям, не обладающим этими свойствами, трудно соотнести свое сознание с сознанием провидца и поверить ему. А наши фундаментальные научные знания еще не дошли до понимания этих явлений.
Жанна остановила Инну:
— Церковь против предсказаний. Она и от Ванги требовала покаяния.
— Затем, чтобы главная тайна человечества оставалась тайной? — спросила Аня, явно настроенная на длительный монолог. Но Инна прервала ее:
— Жанна, в чем Ванга должна была каяться? Всевышний преподнес ей талант. Нельзя отказываться от дара. Он должен служить на пользу людям.
— А если это шарлатанство? — возразила Жанна.
— Вот пусть Бог и карает. Ты же сама на этом настаивала. Прорицательница Ванга никому не вредила. Можно подумать, в церкви мало всякого такого же «добра». Чего только стоят мироточащие иконы и сам собой вспыхивающий пасхальный огонь. Уж сколько лет разоблачают этих талантливых попов-химиков, а они опять откуда‑то всплывают.
— Давайте вернемся к книге. Автор пишет, как однажды матушка помогла одной сестре-монашке в каком‑то деле без благословения настоятельницы. И ей пришлось в наказание «класть перед сестрами поклоны». За что? Безнравственно наказывать человека искренне, бескорыстно, от души помогающего обездоленному. А как же любовь к ближнему, сопереживание? Как можно отказаться от того, что делает человека человеком?! И ведь кланялась не за ради Бога, а по прихоти вредной, деспотичной начальницы! Василий Мудрый — я читала о нем — разве к этому призывал? Настоятельнице важнее свой авторитет не потерять? Для нее люди — средство доказать силу своей власти? У меня одно время такой же начальник был. Я много делала сверх моих обязанностей, инициативу проявляла, для детей старалась, а он ругал меня и запрещал. Обойти его, избежать общения не удавалось. У меня руки опускались, я его ненавидела за это и горько думала: «Это мне наказание за любовь к детям, за трудолюбие и честность»?
— Полная зависимость от начальника при полной независимости характера? Чувствую, ты так и не успела с ним расквитаться. Надо было всем скопом обрушиться на него, устроить проработку, судилище и выбросить из своих рядов. Честная, неподкупная, а не возлагала больших надежд на этот способ борьбы? — насмешливо спросила Инна.
— В монастырях по уставу положено безоговорочное подчинение. Им нельзя без указания сверху проявлять доброту, — сказала Жанна.
— Дикость какая‑то! Это же полное бесправие! Хуже чем в армии. Там солдат при необходимости может и должен помочь товарищу. В монастыре, как в тюрьме? Автор восхищается настоятельницей и ее послушницами! К чему он привел этот пример? Делаю логический вывод: «Если, по словам священника, «весь мир — Церковь», то он призывает всех нас к беспрекословному подчинению. Вся страна — монастырь, все люди — бессловесные твари». С ума сойти можно. Очень спорные вещи преподносит. А мой Бог и моя церковь в моей душе и в моей голове.
Его герой мечтает о Единой Церкви. Идеалист. Это он называет зрением глубокой веры? Сам‑то священник верит в то, что говорит? Наши педагоги тоже учили нас базовым основам научного коммунизма, не веря в него. А еще этот поп говорит, что «вне Церкви живущему, не постижимо… ни Писание, ни дело». Без Церкви мы все недотепы? Любой воцерковленный дурак умнее невхожего в церковь гения? Что‑то я совсем запуталась.
Все же непонятна мне христианская, бездумная, непоколебимая, хотя, конечно, добрая, нечуждая нашему народу вера. Вроде, как только на необразованных и на несчастных рассчитана. Нет, вера нормальная, а вот церковь… Лишать счастья чувствовать себя человеком, уважать себя?.. Не-по‑ни-маю! — растерянно пробормотала Аня.
— Мне тоже кое‑что непонятно. Почему священник доволен, что девушка его сына ушла в монастырь? Он хочет, чтобы церковь воспитала ему послушную овечку-невестку? — спросила Инна, вспомнив последнюю главу книги. — Или он рекомендует каждой девушке, познавшей безответную любовь, отправляться в монастырь?
— Я бы не спешила так утверждать. Если я правильно поняла Аню, Вера влюбилась в священника, и это определило ее путь. Не суди Церковь, не изучив основательно проблему. Ты же веришь в Высшую, пока неопознанную силу? Или этот вопрос у тебя, как и у Ани, находится на стадии осторожного предположения? — церемонно поинтересовалась Жанна у Инны. — Осмелюсь предположить, что…
— Это другое, — резко возразила Аня, вынужденная признать частичную справедливость замечания оппонента. — Моя вера призывает к познанию, а не к молчаливому подчинению начальникам от религии. В моем мировосприятии научные подходы занимают намного большее место, чем религиозные. Просто иногда кажется, что последний шанс в жизни человека зависит не от него, а еще от чего‑то: от чуда или от взгляда свыше…
— Все мы дремучие: Жанна в одном темная, мы в другом, — рассмеялась Инна и скосила глаза на Лену.
— Священник — герой книги — может быть, далеко не во всем положительный, но не будем распространять свою к нему нелюбовь на всех служителей веры, — попросила Жанна. — А Богу можно служить и в церкви, и в лаборатории.
— Нет, я понимаю, все мы православные, и, возможно, неверием опрометчиво себя в чем‑то обедняем, но я не могу верить в ненаучное, недоказанное, тем более, что и мое собственное понимание не тождественно «благой вести», — сказала Аня. — По мне так неверие в себя, в свои силы более опасно.
— Если доктор все знает о болезни пациента, это не значит, что он должен говорить ему, что тот через месяц умрет. Есть Бог или нет — это не научный момент, а факт веры. Может, есть нравственные пределы, границы, куда наука не должна заглядывать? Я знаю одно: человеку назначено царствовать на Земле, и жизнь каждого из нас связана с нашей планетой очень тонкими, но прочными нитями судьбы, — заявила Жанна.
— Я вся на эмоциях. Как мне детям про это объяснять? Они же спрашивают.
— Ты умная, сумеешь кратко и неэмоционально донести им свое мнение, сильно не углубляясь в теорию, — сказала Инна. — Не к оправданию или презрению призывай, а к пониманию простых житейских истин и заповедей.
Женщины замолчали. Видно устали от диспута и от непонимания. Им не хватало аргументов для того, чтобы стать на ту или другую сторону по отношению к герою книги.