Любовь моя

Это до чего же надо было довести любившую его женщину, мать своих детей, чтобы она даже не попыталась вернуть себе мужа!

— Она, очевидно, не глупая женщина и поняла, что не будет нормальной семейной жизни с человеком, который будучи виноватым в разладе отношений, уходит из семьи, представляясь обиженным, оскорбленным, непонятым. За такого не имеет смысла бороться. Он не изменится в лучшую сторону, — уверенно ответила Инна Ане.

— Может, они стоили друг друга? — все еще владея собой, пробурчала Жанна.

Наступило молчание. Казалось, что каждое мгновение этой тишины делало этот вопрос еще более трудным для понимания.

— Ты не знаешь, что чувствует отвергнутая, униженная женщина, — наконец зло выдавила из себя Инна.

— Да, видно очень непростые отношения были между супругами… А ты тоже крепко священнику врезала, жестко разделалась, — удивилась Аня.

— Мужчины беспардонно предавали. И теперь, когда я закрыла для себя тему мужей, предпочитаю экстраполировать свой горький опыт на всех мужчин, — горько пошутила Инна. — Лишь когда порвала с последним, я, наконец‑то, обрела желанный покой.

«Инна и вдруг покой? Несовместимые понятия, — удивилась Жанна. — Видно, мужья крепко ее доставали».

*

— Скупым, но вызывающим сострадание языком священник рассказывал, как много он сделал для сына во время его лечения и операции, как много перенес волнений и страданий.

— И тем самым будто искупал, снимал с себя грех разрушения семьи, — опередила мнение Ани Инна. — Уж что-что, а говорить проникновенно он умеет. Профессия обязывает. Я цепенею от «светлого всепоглощающего чувства чистого умиления»! Священник говорил, что брак — Божья благодать, способная освятить и возвысить человеческие привязанности. Так почему же он — со своим‑то самомнением! — не сумел свой брак ни освятить, ни возвысить. Я бы такого за шкирку и за порог.

— Дома или церкви? — уточнила Аня.

— И того и другого.

— Согласна.

— Вы слишком предвзяты, — хмуро отреагировала на слова подруг Жанна.

— Я, может быть, для тебя недостаточно умна и гротескно категорична, но все равно не отступлюсь от своего мнения. Семья и ее счастье строятся на любви, браке и компромиссах. И на взаимопрощении, в конце концов.

Аня не дождалась ответного хода Жанны.

— Кто‑то сказал, что праведная жизнь бессознательна. А я как задумаюсь… — вздохнула Аня.

— Видно попадья тоже задумалась, — заметила Инна.

— Значит, не крепко она утвердилась в религии, раз безропотно отпустила мужа и концы обрубила, — сказала Жанна.

— Нет, вы только послушайте ее! Поп ушел из семьи, а она попадью винит! Тебе религия мозги иссушила? А если бы он такое сотворил с твоей дочкой или внучкой, кого бы ты защищала? — поднялась на дыбы Аня.

— Отсутствие такого мужа в жизни бывшей попадьи обернется для нее отрадной передышкой и последующим осознанием свободы от деспотизма, — сказала Инна. — Имею опыт.

— Нужна ли ей эта свобода? — засомневалась Жанна.

— Она свое слово уже сказала. А поп, ты думаешь, не пожалел о своем промахе? — спросила Аня.

— Пожалел? Такие типы, даже заботясь о ребенке, сначала думают о себе и жалеют себя.

— Я не могу уйти от ощущения, что тут ты густо перебираешь, перегибаешь палку, — забухтела Жанна, отворачиваясь к стенке. — Священник сухо и строго растил себе смену.

— Старшая дочка нашей однокурсницы Люси-маленькой в Москве перенесла две операции на сердце. Люся два года не выходила из больницы, работала нянечкой, а ее муж в это время дома растил младшеньких. И в заслугу они себе этот труд не ставили, долгом родительским его считали. А этот… возносит себя, — упрямо стоит на своем Аня.

— Пока моя подруга Тоня боролась за жизнь и здоровье сына, ее муж требовал от нее максимального внимания к себе, но и этого ему было мало. Он еще и любовницу завел.

— Степень подлости, как и степень благородства у всех разная. — Это Лена не выдержала.

«До боли знакомое… изящество и завершенность формы мысли. Голос флейты слышен при любом звучании оркестра», — удовлетворенно отметила внутри себя Инна.

После паузы разговор продолжила Инна:

— Мне кажется, этот герой-священник символизирует истинно русский характер, который не спрячешь и под сутану.

— В какой его части? — настороженно попросила уточнить Жанна.

— Необыкновенно смелый размах, как правило, не сообразуется с личными и бюджетными возможностями, — рассмеялась Инна.

— Промахнулась. Церковь, как я поняла, он все же построил! — в сердцах сказала Жанна. Видно она восприняла слова Инны как покушение и на свое религиозное чувство.

— Хвала ему за это. Но Инна, говоря о личных возможностях, имела в виду душевные качества, которые должны в семье проявляться. Непролитые слезы ребенка важнее построения символа веры, — объяснила Аня. — Помнишь, у Достоевского?

— У тебя разум тонет в эмоциях. Ненавижу нетерпимость в любых проявлениях, чем бы ее ни оправдывали, — сказала, будто отчитала Аню Жанна.

— Ненавидишь? Это и есть проявление нетерпимости, — подловила Инна Жанну.

— Да, я зациклена на несчастных детях. Я же сама детдомовская и работаю с детдомовцами. Жалость к ним у меня в крови, — не приняла Жанниной критики в свой адрес Аня.

— И все‑таки тот священник — деловой человек. Он направляет свою энергию на конкретное дело, — снова вступилась за героя книги Жанна.

— На вознесение себя направляет. Ты его еще в святые определи, — упрямо затвердила свое несогласие Аня. — Во имя чего этот священник успокаивает, внушает, «излечивает»? Для денег. Ритины герои бесплатно помогают заблудшим душам, ради исправления их исковерканных судеб. Помощь должна быть незаметная деликатная ненарочитая. А делать добро людям и держать в уме, сколько денег получишь от них на храм — для меня, звучит более чем странно, неприятно и аморально. Это напомнило мне историю с дочерью моих знакомых.

— Рассказывай, — повелела ей Инна.

— Их дочка мужественно, даже я бы сказала, стоически выхаживала обездвиженную после инсульта жену человека, которого любила. И ее состояние улучшилось настолько, что они стали «ходить» на прогулки. И сейчас проплывает перед моим мысленным взором эта картина: маленькая, хрупкая девушка тащит на себе женщину на голову выше себя. Руки у той больной бессильно болтаются, ее ноги это юное создание по очереди переставляет, удерживая страдалицу на своих плечах и спине. «Почему муж не купит жене коляску? — думала я глядя на мучения подвижницы. — Они не из бедных, у них машина. Врач настаивал на том, чтобы больная больше двигалась? Так с коляской больше возможностей для обеспечения перемещения. Металлическая рама надежнее хрупкой спины самоотверженной няни. Чужой спины не жалко?»

И вдруг узнаю, что хитрый муж больной женщины намеренно внушил наивной влюбленной в него девушке ложную надежду на замужество в случае, если… Я была смущена: как можно ухаживать и одновременно надеяться, что подопечная умрет? Я бы так не смогла. Когда девушка случайно выяснила, что объект ее обожания на ней никогда не женится из соображений национальных различий, то поняла, что ее просто в наглую использовали, и с гневом оставила ту семью. Не знаю, нанимал ли мужчина платную медсестру-сиделку или нет, но самочувствие больной без заботливого ухода стало быстро ухудшаться.

Всегда находятся любители использовать искреннюю доброту. Как‑то одна женщина через СМИ попросила денег на операцию ребенку. Я обычно сразу откликаюсь на беды детей и посылаю, сколько могу, а тут задумалась: не обман ли? Почему для операции на сердце надо ехать в Германию? У нас в Москве такие делали еще сорок лет назад. Скольким детям жизнь продлили! Дочка Люсеньки после нее до сих пор живет и здравствует. Я за адресную помощь. Не доверяю я индустрии благотворительности. Где халява, там масса нарушений: отмывание денег, воровство.