Любовь моя

- Для нас все конкурсанты равны и голосуем мы открыто, – ответила Жанна Инне.

- А зачем ты его устроила? – спросила Аня.

- Чисто поржать. Не вышло. Аудитория не осилила этот жанр, – рассмеялась Инна.

Жанна недовольно передернула плечами.

31

— …Мы ушли от темы, — спустя некоторое время вернула разговор к главному для себя Инна. — Сейчас жесточайшая «цензура» денег и связей. Вот так и портится вкус читателей. Нет не ангажированных премий.

— Зачем оскорбляешь достойных людей? А как же внутренняя цензура, которая идет от воспитания и генетики? — возмутилась Жанна.

— Ой, о чем ты!

— …Без серьезной государственной поддержки служителям искусства и литературы в массе своей не выжить, вот и приходится крутиться, — посочувствовала Жанна творческим людям и тем как бы предложила закрыть вопрос. Похоже, Иннина категоричность в беседе о проблемах писателей ей набила оскомину.

Но Аня уже завелась, и ей снова не терпелось выложить наболевшее, пережитое самой:

— Я недавно прочла книгу одного интересного писателя.

— И чем он тебе интересен? — В голосе Инны, как всегда, звучала легкая, но на этот раз не обидная ирония. В ней преобладало любопытство.

— Он священник.

— Священники теперь пишут романы? — усмехнулась Инна.

— Во-первых, эту книгу я бы не назвала романом.

— По определению?

— Это до некоторой степени сумма журналистских рассказов, очерков и морализаторских, религиозных проповедей.

— Толстой тоже был моралистом, — подметила Жанна.

— Но талантливым! — вспыхнула Аня, возмущенная необоснованным сравнением. — Во-вторых. Мне кажется, это по большей части неэмоциональное произведение весьма сомнительных художественных достоинств. Простенький пересказ событий, происходивших с разными людьми в связи с единственным главным героем-священником, воздающим нескромную хвалу себе любимому. Он, якобы, благодаря божьему слову, исцеляет измученные бедами души людей. А на самом деле, с моей точки зрения, он предприимчивый человек, охваченный грехом чрезмерной гордыни, глубоко зараженный карьеризмом, эгоизмом и с ними связанной внутренней непорядочностью.

Жанна, пораженная Аниной оценкой священника, не смогла слова вымолвить и только гневно затрясла головой.

— Ого! Это профанация или святотатство? Ты больная на голову? Предъяви обвинения. А как же презумпция невиновности? — удивилась Аниной категоричности Инна. — Карьеризм по нынешней жизни качество положительное.

— Название книги претенциозное, а по сути… Мне кажется, в данном случае, оно не лучший помощник автору. Писатель не должен считать себя носителем Света или даже самим Светом.

— Свет не зависит от нас. Сам себе Светило только Бог! — по‑своему поддакнула Жанна Ане. — В порядке назидания скажу…

— То, что позволительно читателю, не подобает литератору, — прервала ее Аня.

— Какое безверие, какая наглость! Совсем распоясалась! Ты писателя судишь? Ты покусилась на священника, на церковь, на самое святое? Ох, уж эта мне детдомовская категоричность! — с интересом вглядываясь в мелкие невыразительные черты Аниного лица, шутливо возмутилась Инна.

— Я не автора, его героя предаю анафеме. Ему бы с особым тщанием заняться распространением теплой искренней человечной сути русского православия, его духовной глубины, стараться открыть глаза и уши прихожан для добра, а не заботиться об удовлетворении собственного тщеславия. Оно же заслоняет истину. (И тут педагог учит и задания раздает!)

— А поп разве не учит, не просвещает свою паству? Мне, что ли, выступить в его защиту? Священников надлежит уважать, — насмешливо заметила Инна.

— Было бы за что. Тоже мне эталон! Я где‑то слышала, что священники — необходимое неудобство. Может, мне его еще и бояться? И потом, если я критикую героя книги или ее автора, это не значит, что я не верую в Высшую силу, гармонизирующую Природу. Верю, но не вижу ее связи с церковью. Связь придумали люди. Священникам нужны ритуалы для одурманивания и привлечения людей в церковь. Религия — это большая игра, длящаяся столетиями. Мне вспомнилась ритуализация зла в Германии — грандиозные нацистские факельные шествия. Вот где обаяние жестокости и страха используется на максимум!

— Еще бы тебе не верить. «Человек, мало-мальски наделенный чутьем и слухом к слову, никогда не усомнится в существовании Всевышнего». (Откуда это изречение?) Ты мнишь из себя судью? Ты проникла в замысел Творца? — насмешливо спросила Жанна Аню.

— Вот так попал поп в переплет! Аня, не слишком ли большую волю ты дала собственному воображению? Я вспоминаю лютые гонения двадцатых годов. Снова грядет?.. — рассмеялась Инна. — Может, еще не поверишь непререкаемой канонической правоте священного писания? Расчихвостила, уличила беднягу во всех смертных грехах. Я потрясена! Я в предвкушении… Ты — «явление Христа» или «наивности» народу? Что понапрасну пилишь и молотишь воздух руками? Горячку‑то не пори, шебутная. Нельзя быть столь категоричной. Бог мир создавал любя. И священники проповедуют добро. Это неверующие люди мир Божий губят. (Инну опять заносит?)

— Мы, твои подруги, губим? Окстись. Я не смею позволять себе хулить Бога, это вне моей компетентности, но я имею право сомневаться в людях. А ты всеми правдами и неправдами пытаешься доказать мою глупость. Так и норовишь подковырнуть, уесть. Потянешь меня на костер инквизиции? — рассердилась Аня.

— Я просто вспомнила фразу «Безумство ищет, глупость судит».

— Да будет тебе известно, я тоже ищу причины своего неприятия этой книги, — обиделась Аня.

— Оно, конечно, необычные взгляды, интересные неожиданные сюжетные повороты… иногда приводят к истине. Чем этот представитель духовенства тебя так больно зацепил? Ты не устыдилась своей предвзятости и невоздержанности? Если ты борешься со слугами божьими, значит, признаешь Его?

— Религия — не ключ к пониманию строения мира. Фундаментальные ингредиенты вселенной изучает физика. Ее новые исследования не подрывают уже известную картину мира, а только расширяют и усложняют.

— Материальную картину. А духовную? Там случается такое, чего ты не можешь себе вообразить в самых дерзких фантазиях. Но мы сейчас не об этом. Так о ком или о чем новом поведал нам Оракул в своем бессмертном произведении? Оно о Боге?

«Инна признает за Аней понимание великих смыслов? Они нашли общий язык?» — удивилась Лена.

— Фонтан вопросов. Причем здесь Бог? Я — о главном герое думаю. Сначала, читая эту книгу, я долго не могла сообразить, что пытается втолковать автор читателю, вставляя в текст трудные для понимания непосвященных куски из Евангелия. Там и взрослый голову «сломает», не то что школьник. Эти проповеди по терминологии даже для меня на уровне квантовой физики. Он хвалится своей эрудицией? «Передрал» дословно из религиозной книги… как мои двоечники. Церковь обязана говорить на старорусском языке? У других авторов я читала проповеди «переведенные» на современный удобоваримый язык и могла в них добраться до сути. Они нарушали церковные предписания и самостоятельно взламывали броню стереотипов? Писал бы уж для пущей солидности на латыни.

— Видать, сам в ней не силен, — усмехнулась Инна.

— Инна, это не этично. Ты же лично не знаешь прототипа этого героя. Сделай одолжение… — Лена не читала книгу, но с укором тихо одернула подругу.

— Да-да… припоминаю… Я что‑то такое листала. Лицо автора на обложке книги мне показалось вдохновенным, и слова, хотя и высокопарные, но звучали вполне искренне. Но я не вникала в них, — задумчиво сказала Инна. — Только я считаю, что смысл слов не должен меняться от того кто и как их произносит, лишь тогда они верны.