Страница 146 из 190
А та спокойно продолжила:
- И из Лениных книг люди берут что-то полезное. И в этом я с ними. А эта писательница для кого и для чего выстраивает пантеон своих сомнительных героев с их… подозрительными теориями, переворачивает, искажает смыслы, производит в умах инверсию? – забухтела Аня тихо, будто бы только для себя.
- Иногда полезно поиграть смыслами, – усмехнулась Инна.
- Только чем эти игры заканчиваются?
- Почему бы не позволить себе экстравагантную выходку? Особенно, если она идет… из горнила сокрытого прошлого автора, – спросила Инна. Ей хотелось развлечься.
- Она за реставрацию сталинизма… или гитлеризма? Не пойму, она их приравнивает? Этим попахивает?.. Ужас… А вдруг она права, и всё, в конце концов, лет эдак… придет к тому, что... Ведь немцы тоже не могли предугадать, куда повернет судьба их страну. И СССР как-то неожиданно быстро рассыпался, – сдавленным шепотом произнесла Аня и будто застыла в угрюмом оцепенении безысходности.
- Дура.
- Порадовала комплементом. Дуру в зеркале ищи,– огрызнулась Аня на Инну. – У меня страх, а ты…
- Если захотеть, в чем угодно можно усмотреть изъяны и опасность, даже в праздничном гулянье.
«Ох уж эти мне грубые насмешки на грани «отчаяния» вместо простого разъяснения», – ворчливо подумала Лена.
- Мне кажется, истины, предлагаемые автором, на самом деле ею прочувствованы и выстраданы. Она вложила в произведение всю свою мучительную совесть, понимая, что эта книга принесет ей много укоризны. Что и пугает... Странно, какую-то неожиданную, с моей точки зрения, инфантильность высветила. С ее-то жизненным и писательским опытом! Что побудило? Может с чужого голоса поет? – продолжила обсуждение книги и ее автора Аня. – Ведь писала же раньше под неусыпным вниманием партии и комсомола.
- Одно дело обслуживать власть имущих, и совсем другое жить для страны, понимать душу народа, – подметила Жанна.
- Ну и сказанула! У тебя фобия? Где ты увидела инфантильность? – сухо оборвала Аню Инна. – Наблюдаю классический конфликт принципов и обстоятельств.
- Чересчур неуклюжая попытка защитить «обвиняемую», – не осталась в долгу Аня.
- Ею движет несомненное осознание своей миссии или это очередной приступ гордыни? – будто вскользь заметила Жанна. – Я бы посоветовала всем отмежеваться от ее идей. Одно я с уверенностью могу сказать…
- Я бы не рисковала «заявлять с уверенностью», досконально не изучив проблему. Не стоит судить о том, чего не знаешь, – остановила ее Лена.
- Это недоразумение и несогласие мнений не стоит столь долгого и бурного обсуждения. Ничего хорошего ровным счетом в этой книге нет, – сразу отступила Аня.
- Не скажи, сильное произведение. (Инна блефует?) Видно удался ей фантастический образ вождя будущего, раз затронула... – усмехнулась Инна.
- Так-таки и задела. Обидела, разозлила. Зашвырнуть бы эту книжку подальше! Она вредная, – полыхнула Аня.
- Хочешь вернуть цензуру на всю печатную продукцию? – удивилась Жанна.
- Между прочим, в Америке жесточайшая цензура. В утвержденном тексте ни одного слова изменить нельзя, особенно в сценариях о войне.
- Что это многие наши писатели в политику ударились, даже женщины. Поветрие? – удивилась Жанна.
- Время такое, бестолковое. Не волнуйся, глупости скоро перемелются, – ответила ей Инна.
- Мы обязаны быть оптимистами, потому что имеем внуков, – серьезно сказала Жанна.
- «Не жалуйся на время, в котором живешь. Ты должен сделать его великим», – с достоинством произнесла Аня.
- Аня, ты могла бы в лицо писателю высказать свое мнение о его произведении?
- Конечно.
- Что-то я не припоминаю у тебя неистового корсиканского темперамента. И это против правил этикета. Ты превзошла меня, своего учителя. Ох, поплатишься ты за свою твердолобую прямолинейность, – рассмеялась Инна.
- Уже двоим высказала, но не прилюдно и в мягкой форме.
- А я бы не смогла, – как-то ненатурально вздохнула Жанна.
- Трусиха, – насмешливо заметила Инна.
- Нет. Начну с того, что во время войны я, без сомнения, была бы в первых рядах. Но в мирной обстановке встать на защиту справедливости, публично покритиковать кого-то, высветить свой взгляд… Тут не храбрость, а другая смелость нужна, другое мужество. Выступить «за» или «против» кого-то я могу, если чувствую в себе или за собой реальную силу, реальную возможность помочь. Иначе этот шаг – просто глупость. А потом находиться в подвешенном состоянии? Я, по возможности, избегаю таких ситуаций, подстраховываюсь, воздерживаюсь. Бабушка в детстве меня учила, чтобы жила я внимательно и осторожно, вперед не рвалась, сзади не плелась. А вот в работе на меня стопроцентно можно было положиться. Никогда никого не подводила, – бросив на Инну затравленный взгляд, словно оправдываясь, объяснила Жанна.
- «Не суешься в волки, коль хвост как у телки?» – фыркнула та.
- Я не человек стаи. Мне сподручнее один на один высказать свое мнение. Есть у нас один писатель. Для всех он чуть ли не классик, а для меня – дрянь-человек. Но я же не стану об этом никому говорить. У него дети, внуки… Я не могу переступить через себя.
Из ваших слов я поняла, что та поэтесса – магнитная аномалия в пространстве современной культуры, озоновая дыра, каких сейчас много. Она – перетянутая струна, готовая лопнуть. Она глас…
- Чей голос? Что за ней стоит? – вопросительно приподняла одну бровь Инна.
- Не бесспорный, конечно…
- Что мнешься? В этом проявляется твоя интеллигентность? Так ведь современная культура не насаждает одну точку зрения. Она предполагает варианты, диалоги, призывает к диспуту. Давай, смелее!
- Да ну, тебя, – отказалась отвечать Жанна. – Я не читала этой книги. Я попыталась в общих чертах…
- Аня, а ты испугалась, что я высоко вознесу и короную непонятно кого? Нашумевшее произведение признанного мэтра в литературе... Правда, только областного масштаба. – Губы Инны брезгливо изогнулись.
- Может, другой слоган предложишь?
- Жалеешь? Сваливаешься в подобострастие? У нее в своей губернии есть поддержка? Боишься тронуть сильных мира сего? Это не противоречит разумному объяснению, но у меня такое не прокатывает.
- Тебя не волнует собственная репутация? – удивилась Жанна.
- Фрейд говорил, что о репутации заботится только тот человек, у которого ее нет.
- Опять фразы, – дернула плечом Жанна.
- Ты за плюрализм мнений, то есть и нашим, и вашим, а та поэтесса убежденная и не хочет поддакивать из стадного чувства, свою линию ведет.
- Не путай меня. Кто ее главные герои? Кого она прославляет? – занервничала Жанна.
«О ком они говорят? Я выпала из темы?» – попыталась вникнуть в разговор подруг Лена.
- Если бы ты читала ее другие книги, то так категорично не выступала. Она была лояльна к советской власти, – сказала Аня.
- Была лакировщиком? Писала заказные бодяги? – спросила Инна.
- Если советское, так сразу бодяга? Я бы автора не стала нам противопоставлять. Все мы по причине недостаточной информативности во многом верили партии. А некоторые знали кое-что, да помалкивали, – раздраженно забормотала Жанна. – А кое-кто и до сих пор… Аня, я совсем запуталась. Вы сошлись с автором на волне любви или нелюбви к прошлому?
Но та лишь задумчиво еле слышно пробурчала:
- На своем принтере, что ли она распечатывала эту книжку?
- Я читала ее юношеские стихи. Даже когда прекрасно пишет о любви, у нее всё «я, меня, мне…», – сказала Инна.