Тина

– Представь доказательства. Такое случается только в бюджетной сфере, где люди не на сдельщине, а на окладе. Там и теперь царит безделье и прочая дрянь.

– И что же могут украсть учителя и врачи? Авторучку? – возмутилась Аня.

– Хозяин не позволит лодырю на себя работать, выгонит.

– А вору позволит. И блатному тоже. Кумовство и протекционизм у нас неискоренимы, – заявила Аня. – Дочь моих знакомых окончила институт и прекрасно работала. Народ ее уважал. А тут сынок одной начальницы поступил в тот же вуз. И я сказала Верочке: «Заранее подыскивай себе новое место работы». А она мне ответила: «Мы еще поборемся. Какой из него юрист? Он тупой и лодырь к тому же». А я ей: «С кем хочешь бороться, с администрацией города? Чем эта история закончится, я тебе уже сейчас могу предсказать. Они, конечно, обязаны будут предоставить тебе взамен более или менее подходящее место и тут ты можешь позволить себе побороться, но очень осторожно, а то не простят и вообще с носом оставят. Будет лучше, если ты сама всерьез озаботишься этой проблемой и заранее подберешь себе что-либо приличное и без ссор, и скандалов подготовишь почву для перехода в другую организацию». Вера девчонка хоть и молодая, но, как говориться, ранняя, послушала меня, с родителями посоветовалась, и как только подошел критический момент, отступила на заранее подготовленные позиции – ушла в иностранную фирму, где хорошо платят. Там пашут на ней, все соки выжимают, но она здоровая и пока справляется.

– Надо же, послушалась. Значит не для всех мы «обломки прошлой жизни», – удивилась Жанна. – Вовремя хватилась, молодец, – заочно поддержала она незнакомую ей девушку.

– Сын моего знакомого еще студент, а ему место работы уже давно определено. Пять лет его будут ждать. Вот так-то. А кто-то из кожи вон лезет, надеясь выслужиться и получить заветную должность, – перебила ее Инна.

– И все же блатных теперь меньше.

– По-моему так даже больше. Таков наш менталитет, – возразила Инна Жанне. – Я постоянно убеждаюсь, как велика роль личности не только в истории страны, но и для каждого человека. Попадется сволочной начальник, и никакой профсоюз не защитит.

– Можно подумать, раньше эффективно защищал, – фыркнула Жанна. – Тоже начальникам поддакивал.

– Теперь более жесткая модель взаимоотношений на работе: начальник для подчиненного – господин. Но причина, в основном, не в строе, а в характерах руководителей, – упрямо заявила Аня. – Но они намного злее стали из-за капитализма. Ведут себя как непотопляемые броненосцы. Протягивают свои загребущие руки и требуют: «Выворачивайте свои карманы, господа-товарищи, платите мзду».

– Объединяться надо, а не стоять в стороне, – подсказала Инна.

– Легко советовать… Не люблю слово «господин», оно предполагает рядом другое, унизительное – «слуга», которое для меня как ожег кнутом, – пожаловалась подругам Аня.

«Затеяли нескончаемую тему. Сейчас для подтверждения своих «тезисов» примеры из жизни начнут приводить». – Лена с удовольствием зевнула. Ее явная демонстрация усталости не остановила женщин, но говорить они стали тише.

2

– …Я не припомню, чтобы ты интересовалась проблемами в строительстве.

– Ремонтом квартиры хотела заняться, да куда там…

– …При социализме исследования велись. Так вот оказалось, что двадцать процентов людей хорошо работают, если даже им мало платят, – сказала Инна.

– Это о нас, – вклинила свой комментарий Аня.

– Тридцать процентов людей плохо работают, даже когда им много платят. Они любят работать гуртом, бригадой, где нет плана на каждого отдельного человека. Чтобы легче прятаться да спины других, – продолжила теоретизировать Инна.

– В то время насчитывалось порядка тридцати процентов разводов. А теперь, когда почти семьдесят процентов женщин без мужей воспитывают детей, эта картина в какую сторону изменилась? (Разве не пятьдесят?) Лучше стали работать? – спросила Жанна.

– Свежих статистических данных мне на стол еще не положили, – отшутилась Инна. – Аня, а ты и теперь совершаешь подвиги трудового героизма? Представляю себе: ты – герой капиталистического труда! Еще Амонсон говорил, что герои появляются там, где плохо организована работа. Я, конечно, войну исключаю. Работаешь, как и прежде, «за себя и того парня», за лодыря?

Аня промолчала.

– …А как выполняются законы? – Аня нетерпеливо перебила Инну. – Украл десять тысяч – в тюрьму, а десять миллиардов – пожалуйте за границу. Все, как и раньше только масштабы покруче. Внешние законы не работают, если внутренних в сердце нет. «Не укради, не убий…» Сложность состоит еще и в том, что…

– И в СССР были «священные коровы», – напомнила Инна. – С каким восторгом Мишка Солодилов, работая в народном контроле, рассказывал, как борется с взяточничеством! Но стоило ему нацелиться на неприкасаемых, копнуть глубже – вмиг слетел со всех постов. Был потрясен несправедливостью. И случилось кровоизлияние в мозг. Вот чем закончилось его противостояние системе.

Прозевал Мишка момент, когда надо было остановиться. Андропов боролся, а Щелоков «крышевал». Так или иначе, в большей или меньшей степени, но во всем мире творится это безобразие – коррупция, сращивание власти, правоохранительных структур и бандитизма. С помощью этого сплава-«агломерата», труд народа ставится на рельсы личного обогащения верхов. А кто рангом пониже, у тех и доходы пожиже. – Инна вмиг состряпала на своем хитреньком личике невинное смирение. – А теперь и у нас, когда сброшены кандалы советской морали, на всех уровнях черте что творится.

– А я вот что насчет денег хотела сказать. Мне кажется, давно пора нам пару нулей отсечь. Я по-прежнему, по привычке, все цены на старые деньги перевожу. Хлеб десять копеек стоил, а теперь двадцать рублей, приличное осеннее пальто сто пятьдесят рублей, а сейчас пятнадцать тысяч, – возникла Аня со своим «грандиозным» предложением.

– Нельзя. Тогда будет заметно, как мало мы получаем. А тут держишь в руках тыщи и радуешься, – усмехнулась Жанна.

– А что на них можно купить, заплатив за квартиру – это уже другой вопрос и его лучше не задавать, – вздохнула Аня.

– Это даже меньше, чем ничего, – хмыкнула Инна. – И я постоянно соотношу старые и новые цены. И события…

– Но я подрабатываю, потому что помогаю некоторым своим подшефным, – добавила Аня. – «Как хорошо мы плохо жили!» Поэт Борис Рыжий, между прочим. Он совмещал несовместимое. Своей непохожестью привлекал и покорял. «Любовь и счастье – мимо, мимо…» Это про меня.

– Аня, политинформации по понедельникам, а сегодня суббота, – вдруг сердито дернулась Жанна. – Не люблю, когда унижающе и уничижительно отзываются о своей стране и о своем народе. Все неймется тебе в старье покопаться. Ты воспринимаешь мир сквозь призму своего идеалистического мировоззрения, все видишь как в кривом зеркале. И еще берешь на себя смелость рассуждать о том, в чем ни не смыслишь. Совсем утратила способность понимать. Так и не удосужилась перестроиться. Говоришь, походя, о самом сокровенном: о Боге, о Родине и судьбе. Религию критикуешь, хотя ее теперь признают даже верхи. (Какая муха ее укусила?)

– Вот ты как «запела!» Чудовищное обвинение. Вопиющая наглость! – обижено прервала ее Аня.

– Взбеленилась! Взорвалась! – со зловредной улыбкой сказала Жанна. – Да ради бога скули, если тебе от этого становится легче. Только нечего реальность подменять мечтами и фантазиями. (Нервы разгулялись?)

– А сама-то… – Аня не смогла или, может быть, просто не захотела продолжать разговор в таком духе.