Тина

Я не вникала в Киркины «слюни» и «сопли». Вернее от злости не слышала, только видела неутомимое в своей ненависти лицо, немо жующие вислые губы и ощущала, как совершенно непроизвольно по моему лицу струилось непередаваемое выражение «ласково-восхитительной нежности». Начала ехидничать, «крестить» его и к месту, и не к месту, с неожиданной мстительностью в голосе. Жестокость зазвучала в моем голосе. Разошлась, спасу нет. Словно решила поквитаться с ним за все плохое, что сделал он моей подруге. «Ты – говорю, – е----- гад, ушиблен на всю голову! Тут я, правда, запнулась, почувствовав, что с языка сорвалось совсем уж неподходящее для женщины слово, но все же продолжила его чихвостить. Мол, твоей жизнью управляют абсурд и нелепица. В ней ничего нельзя до конца объяснить. Ты – главный персонаж кошмаров жены. Твое место в психушке. Ну и все такое… А он мне: «Два психа под одной крышей – не слишком ли много?»

Представляешь, Жанна, самопожертвование и верность считал отклонением от нормы! Дебил.

А я ему: «Скажи как на духу, ты любил когда-либо Тину? Нет, конечно. Ты молчишь, потому что тебе нечего возразить.

А он мне с нескрываемой холодностью: «Любовь, добро – ложные идолы!»

«И кто ты после этого, и как прикажешь тебя понимать? Ты расчетливо смешивал Тину с грязью и принижал, а сам, по всей видимости, даже не совсем ясно представлял сокровища ее души. Что ты мог выжать из своей, черствой? Как ты посмел на ней жениться? «Я-таки докажу, что умнее ее!» Да? Доказал? И назвать твою карьеру блистательной ни у кого не повернется язык. Ты довольно скоро и с успехом похоронил в вине свою заинтересованность наукой. Она стала для тебя непозволительной роскошью. Куда пропала твоя энергия ненасытного самоутверждения, которая, как ты считал, сгубила тебя? То были одни пустые эмоции. Тебя раздирали противоречия. Ты мучился от своей неуверенности или от самовлюбленности? Не раскаиваешься?» – орала я, не в силах больше сдерживаться.

А Жанна слушала Инну и молча вздыхала:

«Что она пристала к Кириллу с наукой? Есть люди, не отмеченные Богом. Они работают, воспитывают детей, чем-то увлекаются. Их жизнь не пошлая, а настоящая, достойная. В ней заключена цикличность процесса жизни на земле. А любой талант элитарен. Это всегда что-то новое, что диктует Господь через человека. Он показывает, как надо жить, куда двигаться? Человек за талант платит Богу бескомпромиссностью. Вспомни социальные смерти многих из них… Эффект присутствия личности, понимание таланта притягивает к нему! Но не всем он оказывается по плечу. Его могут перехватить темные силы».

«Любое творение Природы прекрасно, а деяние рук человеческих может быть и уродливым… Сначала люди были полностью орудием Бога, потом произошел разрыв связей с Ним. Но мы всегда будем искать те нити, ту разорванность сознания… Нас всегда будет волновать вопросы: «Кто мы?», «Что там… за гранью?» И мы всегда будем стремиться в места, которые счастливо миновали присутствие человека», – пробубнила она себе под нос.

А Инна продолжала возмущаться:

– Получил он от меня выволочку по первому разряду. Я кричала от бессилия, от обиды на свою неспособность помочь им обоим. В голове я желала Киру такого, что боялась додумать свои мысли до конца. Озвучу самую простую: «На месте Тины я надела бы на Кирку корону из рогов. Но она же святая! Живет тихо, замкнуто, даже в гости к подругам не ходит, отговариваясь тем, что не любит больших компаний. На самом деле стыдится, что станут расспрашивать, а похвалиться-то нечем.

– Святые жены не интересны мужьям, не ценят они их, – усмехнулась Жанна.

– И ты так считаешь? Твоя позиция в этом вопросе намного сильней моей, – удивилась я. – В общем, я опять в который раз накинулась на Кирилла:

«Мои тебе поздравления – ты лучший среди самых худших! Как бы не храбрился, в моих глазах, ты – ноль. Никчемный, неприспособленный, ленивый, невыносимо глупый фантазер, сгусток пустого, неоправданного тщеславия! Что бровями-то играешь?»

Я все отрицательные эпитеты собрала, характеризуя его. А он мне в ответ, будто через силу: «Не надо мне читать проповеди, в этом я и сам мастак».

Инна, коротко поразмыслив, видно решила оправдаться перед Жанной за свою вспышку гнева:

– Я сама была смущена охватившим меня бешенством, но, честно говоря, видя растерянную физиономию Кирки, я испытывала непередаваемое удовлетворение и в тот момент не чувствовала неудобства от своей грубости. Знаешь, никто с нашими теперь нервами не застрахован от срывов. Ведь как бывает: бьешься, бьешься, хочешь помочь, а тебе брезгливо фигу под нос подсовывают. Но все же я больше не стала испытывать его терпение и сама умолкла.

«Вскользь брошенные замечания-клише в большом ходу у обоих», – подумалось Жанне.

– А Кир попытался не услышать моих «комплиментов», не заметить моего презрительного жеста и отвечал мне с ошарашивающей откровенностью: мол, живешь с победным ощущением, богоравная моя.

У меня аж глаза на лоб полезли. Ну и я соответственно… Он, конечно же, не стерпел, тоже вспылил, порывисто замахал руками, пытаясь протестовать. Жутко вспоминать, какие начал выписывать передо мной кренделя, остервенело вихляя тощим задом, колотя руками воздух и выкрикивая при этом пространные, обескураживающие неуместные возгласы. Как ненормальный вел себя. Я перепугалась, думала, он из ума выжил. В немом изумлении наблюдала эту странную картину. Его сходство с сумасшедшим было воистину поразительным и, по моему глубокому убеждению, вполне намеренным. Он не впал в ярость, а, по всей видимости, прекрасно играл. Сцена достойная театральных подмостков! Он не смотрел мне в глаза. И я тогда лишний раз убедилась, что нет смысла вразумлять человека, который не видит дальше своего кончика носа».

«В характере Кирилла присутствует одна из разновидностей темперамента с протестной компонентой. У них обоих привычка выражаться недомолвками и загадками, говорить невпопад, ни к кому не обращаясь, бесцеремонно вторгаться и прерывать собеседника, не стесняясь, обзывать друг друга самыми последними словами. Собственно, в этом они очень схожи и стоят друг друга. Такие люди никогда не находят общего языка», – размышляет Жанна, успевая одновременно внимательно слушать и разглядывать бывшую сокурсницу.

Инна говорила раздраженно, нервно поправляя отороченный прелестными рюшами, глубокий вырез своей яркой блузки.

«А у нее утонченный вкус, – призналась сама себе Жанна. – Почему она до сих пор не переоделась в пижаму?.. Когда-то Кирилл быстро завладел всеми моими мыслями… Если жена его прощает, может и мне простить ему наше прошлое: мои наивные попытки перевоспитать его, мою постоянную боль в течение почти двух лет, его ложь… Я, в общем-то, уже почти не сомневаюсь во многом, о чем говорила здесь Инна, но ее милосердие остается под большим вопросом.

Наш разговор неожиданно натолкнул меня на мысль, что Инна со стервозным смешком и обо мне может порассказать много интересного… мне самой неизвестного. Не пощадит, еще одно очко зачтет в свою пользу. И я усматриваю в этом угрозу моей спокойной жизни… как тогда, много лет назад. Мало ли чего она может подразумевать под тем, что ей известно. Тем более что, судя по всему, она была тесно связана с компанией Кирилла. Но что бы она ни думала на мой счет, ничего серьезного, слава богу, у меня с Кириллом не было.

Как я теперь понимаю, он не любил, играл в любовь даже когда полный безумного обожания стоял передо мной на коленях. Тогда это модно было. По всей видимости, просто хитрые сети-уловки расставлял. Еще не знал, что всемирный ньютоновский закон – закон притяжения, – хотя и в несколько других коэффициентах, распространяется и на людей. А я-то, глупая, боялась, что он будет сильно переживать из-за нашего разрыва. И в самом деле, было бы о чем переживать… Инка станет сводить счеты с прошлым? Но Кирилл ей не нравился… А что, все равно может натрепаться, терять ей нечего. Она же, как всегда, в опале», – обеспокоилась Жанна. Но уже через минуту, слегка досадуя на себя за глупые страхи, посмеялась над собой: «Ученые открывают новые планеты, исследуют особенности генов, решают глобальные проблемы, а я пытаюсь разобраться в характерах людей, которых не видела несколько десятков лет. А мне это теперь нужно?»