Вкус жизни

Рита только плечами передернула.

– Хоть строчкой, но останется…

«Когда всерьез чем-то гордятся в себе, то делают это втайне. И причин тому много», – подумала Лена.

– Случается, человек не издал ни одной книжки, а о нем говорят как об известном писателе. Кажется, Поляков не то писал об этом в своем романе, не то говорил с телеэкрана. И ведь кто-то и зачем-то делает им имидж? – недоуменно спросила Жанна.

– Слышала звон, да не знаешь, где он? А ты, Алла, тоже мечтаешь о славе? – с самой серьезной миной поинтересовалась Инна.

– Мое тщеславие и самолюбие быстро пресытились. Уже с первой книжкой. Я считала ее, может быть, небольшой, но победой. Тогда я на самом деле испытала максимальное наслаждение, а потом все только нанизывалось. К тому же радость несколько омрачается трудностями с изданием.

– Запомните, девчонки, ваши книги – высший пилотаж! Продолжайте культивировать свою индивидуальность. Живите, как ведет судьба. Пишите. Радуйте нас. Ничего в жизни для каждого из нас не повторится. Ничего не будет потом. Всё есть и будет только сейчас.

– Перевес сил явно в вашу пользу. Смотрите не лопните от гордости, – рассмеялась Инна.

Не упустила возможности позубоскалить.

– Да ладно тебе… проехали, – смущенно махнула рукой Рита. – …Кто как может встраивается в новое время. Сейчас главенствует рыночная идеология: идти на поводу у читателя. Одни писатели – беллетристы – получают огромные гонорары, а другие – у которых смехотворные тиражи – премии. Нам важен общественный резонанс для привлечения читателей в библиотеки. Премии не добавляют ни имиджа, ни денег на издание и не делают круг читателей шире. С читателями надо работать, чем я и занимаюсь. Если еще хоть одно поколение детей успею охватить, буду счастлива. Я из библиотек не вылезаю. Дружу с заведующими и сотрудниками. Святые женщины! За мизерную зарплату душу отдают детям. Какую многогранную работу проводят по приучению детей к книге! Какие им праздники души и ума устраивают!

Лариса, та, которая беленькая, та, что из Липецка, тоже плотно общается с детворой в школах и библиотеках. Она писала мне, что ее «открыла» и приобщила к «юной аудитории» Галина Семеновна Гурьева, заведующая центральной детской городской библиотекой, а к взрослой – Виктория Викторовна Якимович, директор всей библиотечной системы города. С удовольствием она вспоминает и Марию Александровну Буслаеву, которой обязана общением с детьми области. Все вместе они уже много лет дружат «на ниве воспитания молодого поколения». У Ларисы с ними много точек соприкосновения.Все оказывают ей всяческую помощь. Я о такой только мечтаю.

– …Ты считаешь, что все тобой уже написанные книги имеют законченную отточенность?

– Нет, конечно. Мне надо еще очень много работать в этом направлении, чтобы осмыслить хрупкую, тонкую материю писательского мастерства. Мне бы, как Паустовскому, попутешествовать по России, познакомиться с современными признанными творческими людьми, пообщаться, поучаствовать в диспутах. Я бы возвращалась домой с богатым запасом наблюдений, новых знаний, и это благотворно сказывалось бы на моих произведениях. Может быть, я стала бы писать глубже, изощренней или тоньше, многозначительней, научилась бы передавать между строк то, что моими героями недосказано. И во мне поубавилось бы неуверенности. Но женщина не может позволить себе оставить семью. Вот и варишься в собственном соку.

– И неплохо варишься, – одобрительно сказала Лера. – Я когда читаю твои книги для детей, так словно смотрю своим внутренним зрением кинофильмы или вроде как сама участвую во всех событиях, погружаясь в мир твоих персонажей. Описания природы замечательны. Если у тебя в рассказе льет летний дождь, я дрожу от восторга, если дует осенний ветер, я зябко ёжусь, мурашки бегут по коже.

– С нетерпением жду твою следующую книгу, – сказала Лиля. Буду держать за тебя кулаки, чтобы тебе сопутствовала удача.

Рита не могла скрыть, насколько приятна была ей эта поддержка.

– Один знакомый поэт из Воронежа так подписал мне свою книжку: «Из физиков в лирики, наоборот – никогда!» А что, органичное сочетание: физик – поэт – писатель! Мне, что ли, тоже во спасение своей души тиснуть какую-нибудь книжонку? Может, засесть за мемуары? – рассмеялась Инна.

– Боюсь, дело может обернуться мировым политическим скандалом. Ни для кого не секрет, что для тебя узки рамки своей страны, – злопамятно пошутила Жанна и многозначительно подмигнула Рите.

– Кому нужна черная меланхолия раздавленного жизнью бедолаги? Всем требуются неслыханные глобальные потрясения, чудовищные, сокрушительные несчастья или яркая любовь, – криво усмехнулась Инна. – Рита, твоя известность еще не перешагнула границ нашей Родины?

– Ну и шуточки у тебя…

– Раскрутка – удел немногих писателей. Там критерий один: из чьей ты песочницы. Мне об этом недвусмысленно намекнули, когда я попыталась помочь одной слишком стеснительной подруге. И еще бабки нужны, – дополнила Инна. – Проза жизни… Значит, не раздаешь интервью пачками?

– Только в пределах своей области. Еще я отсылаю свои книги друзьям, осевшим в разных городах и странах. Сейчас даже успешные, признанные писатели обречены выживать: ездят по стране, рекламируют свои книги. А у меня для этого нет ни денег, ни здоровья. Это оборотная сторона жизни писателей – зазеркалье. Я сунулась было в фонд одного известного писателя, мол, буду вам весьма обязана… хотя бы советом помогите. А секретарь сказала: «Не вижу причины, по которой ваши с ним дороги могут пересечься… Надеюсь, вы не настолько наивны – хоть и детский писатель, чтобы не понимать, что это кормушка…» Ну и так далее. Стыдно, неловко, обидно было, будто милостыню выпрашивала… Хочется надеяться, что в обозримом будущем мне еще повезет… хотя…

– Понятное дело, боишься забвения и мечтаешь остаться в веках. Или ты считаешь, что уже оставила свой скромный, но яркий след? Пусть родственники после кончины поместят тебя и твои произведения в несгораемый саркофаг, а через тысячу лет, глядишь, кто-нибудь и наткнется на это захоронение. В историю войдешь.

– Учту твой совет, – спокойно отреагировала Рита на шутливо-ироничные слова Инны.

– …Может, еще отыщется миллиардер, по типу дореволюционных меценатов Мамонтова и Саввы Морозова, который мог бы принять на себя финансовые обязательства по изданию твоих книг для подростков. Это было бы здорово! – оптимистично предположила Жанна.

– Держи карман шире. Как бы это сказать мягче… К миллиардеру тоже надо как-то суметь протоптать дорожку. Ушлой надо быть, опять-таки, связи иметь. Я пыталась… Не так все просто в нашем мире. Богатые тоже ищут, чтобы с выгодой… Своими книгами я себе, а не ему имидж делаю. И в Думу обращалась, и к деловым женщинам. Кто отписки присылал, кто вообще не заинтересовался вопросом воспитания юного поколения. Литературная деятельность, за редким исключением, во все века в основном была подвижничеством.

– Моей знакомой поэтессе муж помогает издаваться, а потом они вместе пытаются продавать ее книги, чтобы окупить затраты на издание, – сказала Мила.

– А моя знакомая жаловалась мне, – вспомнила Аня, – что у нее никогда не было возможности спокойно заниматься любимым делом. «Пишу на бегу, урывками, с постоянным вторжением в бессознательно-иллюзорный мир домашних забот и проблем. Не может быть и речи о творческой обстановке, чтобы беспрепятственно окунаться в свои грезы, ощущения, ловить моменты вдохновения. Только вхожу в состояние транса, воображение плывет в царство подсознания, начинают возникать первые строчки, а тут… злые взгляды, издевки, насмешки благоверного. Какое уж там вдохновение или озарение?.. Вспоминать не хочется».