Страница 49 из 79
И тихо спросила:
— Как ты жил здесь?
Не то чтобы я ожидала ответа, зная кесаря, но он все же ответил и я вздрогнула от его тихого:
— Как зверь.
Он помолчал, переплетая наши пальцы, нежно поглаживая, и явно с трудом подбирая слова.
— С большим трудом, — усмехнулся кесарь.
Нежно поцеловал, скользнул губами по щеке вниз, остановился, целуя плечо, а затем тихо спросил:
— Хочешь, я расскажу тебе сказку?
— Очень хочу, — даже не ответила, скорее попросила я.
Араэден усмехнулся, вновь прикасаясь губами к моей коже, и начал рассказывать:
— Давным-давно, примерно тридцать два года по летоисчислению этого мира, на свет родилось чудовище. Плод слабости не сумевшего защитить свою женщину мужчины, и результат насилия того, кто любил причинять боль. Чудовище родилось прежде, чем покинуло тело матери. Оно начало осознавать себя раньше, с трудом сохранив разум среди тысячи чужих наполненных эмоциями ненависти мыслей. О том, что его уничтожат, едва он родится на свет, монстр знал. Знал со всей отчетливостью. Даже знал как.
Кесарь умолк, его пальцы почти невесомо прикоснулись с к моим, после сжали и Араэден продолжил:
— До отрубания головы мой номинальный отец не додумался, нежная моя, но все остальное испытал с лихвой.
— Дилетант! — своеобразным образом попыталась поддержать я супруга.
— И не говори, — улыбнулся он.
Некоторое время мы молчали, я молчала даже мысленно, с замиранием сердца ожидая продолжения, но кесарь молчал. Он очень долго молчал, затем продолжил:
— Чудовища взрослеют быстро, еще быстрее учатся давать отпор. Когда император Эрадараса понял это, монстр был заточен в башню, две стены вокруг нее образовывали три круга защиты, которую, по мнению эларов пересечь не был способен никто. Но чудовище превратило клетку в логово, крайне защищенное, неприступное логово. И выцарапало себе еще семь лет жизни.
Я судорожно выдохнула. Жалости не было, было четкое понимание – они просто плохо знали кесаря. Они его очень плохо знали. Я бы даже сказала — совсем не знали. Потому что то, что для всех будет глухой стеной, кесарь превратит в ступеньку. Просто очередную ступеньку наверх. И станет еще выше, в то время как его враги останутся на прежнем уровне.
— Да, — подтвердил Араэден,- ты понимаешь.
Я понимала… не уверена, что мне было от этого легче, но с другой стороны — кесарем можно было восхищаться. Просто бесконечно восхищаться, четко осознавая — такие как он, не подстраиваются под окружающую действительность, они эту действительность ломают и выстраивают по собственному желанию, и для себя.
«Мир принадлежит мне!»…
— Надеюсь, мой кесарь, номинальный отец погиб столь же мучительно, как и фактический, — прошептала я.
— Мучительнее, — Араэден продолжал нежно целовать мое плечо, — дети более жестоки, любовь моя, и если в сражении с Властителем Ночи мне пришлось именно сражаться, то уничтожение императора Эрадараса являлось чем-то сродни избиению младенца…
— Ну, если так посмотреть, это фактически была месть младенца, — улыбнулась я.
— Фактически, — выдохнул кесарь.
И замолчал.
— Что было дальше? — тихо спросила, прикоснувшись к его пальцам.
— Борьба, — ответил вполне ожидаемое Араэден, — за власть, за империю, за народы, что присягнули мне в верности, за единство Эрадараса, на тот момент состоявшего из самостоятельных Великих Дворцов. И неизменное противостояние тех озаренных светом, кто не считал равным себе выродка Властителя Ночи. И Тэнетр воспользовался этим, начав полномасштабное вторжение.
Гоблины недобитые! В смысле уже добитые, к счастью Арахандара добили, и как же меня это радует. Все остальное, правда, не очень…
— Рассказать тебе другую сказку, нежная моя? — насмешливо поинтересовался кесарь.
— Угу, про вождя, очень выносливого, который всех фактически…
— Спошлишь?
— Нет, не буду, — я даже натянула покрывало повыше, прикрываясь под взглядом кесаря, в смысле прикрывая грудь, и тут на память пришел ну очень памятный момент, когда кесарь касался обнаженной груди Аршхана…
— Не смей! — прошипел император.
— Выглядело очень эротично, — все-таки съязвила я.
— Едва ли, — не согласился муж.
— О, поверь, мне со стороны было виднее, — продолжала вредничать я.
И я даже восстановила в памяти картинку бьющегося в цепях Аршхана и с самым каменным выражением на лице высасывающего из него энергию кесаря…
— Нежная моя! — очень ласково произнес Араэден.
Убийственно ласково, тоном который был хорошо знаком не только мне, но и всем айсирам Рассветного мира, это была та ласковость, за которой неизменно следовал удар, но…
— Эротично! – откровенно обнаглела я.
И с вызовом посмотрела на кесаря, ожидая санкций. Санкции последовали незамедлительно – рука императора очень плавно переместилась с моей талии, чуть пониже, я бы даже сказала существенно ниже. Но после всего, что между нами уже случилось, это не напугало вообще ничуть.
— А если бы сжал грудь, было бы прямо как с Аршханом, в смысле — ну очень эротично! – и я мило улыбнулась супругу.
Кесарь в демонстративной ярости сузил глаза, но после наклонился и поцеловал, так бесконечно нежно, что я сходу поняла – можно наглеть и дальше, и больше, и в целом практически бесконечно уже.
Но мысли о том, что наглеть можно запредельно, исчезли почти мгновенно, их смыло как пыль с травы теплым летним дождем, их унесло быстрой рекой, и они исчезли где-то там, в океане той нежности, которую могло подарить только настоящее чудовище, самый жестокий из монстров этого мира.
Удар застиг врасплох нас обоих!
Я замерла, еще до конца не понимая, что происходит, и широко распахнутыми от потрясения глазами глядя на кесаря, который навис надо мной, удерживая вес собственного тела на вытянутых руках.
И в этот миг удар нанесли повторно!
Ощутила его и содрогнувшимся подо мной каменным полом, и увидела трещиной, зазмеившейся по стене башни.
— Акъяр? — выдохнула встревожено.
— Или Динар, — хрипло ответил Араэден.
И посмотрел на меня. Сотня дохлых гоблинов, мне не хотелось, чтобы он останавливался. Не хотелось, чтобы все это прекращалось. Мне слишком хорошо было в этом состоянии безумного омута нежности, что дарил кесарь, чтобы думать о чем-то еще.
Но реальность, будь она проклята.
— Что значит «или Динар»? — пытаясь отдышаться, спросила я.
Он не ответил. Закрыл глаза на миг, пытаясь сдержаться, затем вновь посмотрел на меня и предупредил:
— Будет больно.
— А когда оно было легко? – раздраженно спросила я.
Кесарь посмотрел на меня так, что сходу стало ясно — боль это в принципе последнее, что он хотел бы мне причинить. Но есть наши желания, а есть реальность, и я прямо спросила:
— Ты еще не забрал у меня защиту этого мира, да? То есть ты все еще смертный?
Он промолчал.
Судорожно выдохнув, посмотрела в его нечеловеческие ледяные глаза, и честно призналась:
— Я могу тебя любить или ненавидеть, но только ты моя каменная стена, и ты же единственная защита.
Сжал зубы, на скулах дернулись желваки.
Я подняла руки, прикоснулась к его лицу, и прошептала:
— Мой кесарь, давай откровенно, тебе в гораздо большей степени подходит роль неубиваемого монстра!
Усмехнулся, глядя на меня с бесконечной нежностью, наклонился и прикоснулся к моим губам.
Боль… ну, богинями не рождаются, ими становятся путем страданий и боли, собственно обратный путь перерождения в нормальную императрицу тоже был не прост… И вообще становиться женщиной мне понравилось больше… дохлый гоблин, надеюсь меня впереди не ждет ничего вроде превращения из женщины обратно в девушку?
— Нежная моя, иногда твои рассуждения ставят меня в тупик, — прошептал кесарь, нежно целуя и пытаясь забрать мою боль.
— Араэден, будем откровенны, ты вообще меня из тупика всем своим существованием не выпускаешь!- прошипела, стараясь сдержать стон, потому что боль была адской.