Станция

– Не, ну что за херня, – придушенным раздражённым тоном сказал он, – может, ты уже поедешь наконец-то?!

В голове роились мысли о том, что он может опоздать к Ире. И тогда ему для того, чтобы хотя бы прикоснуться к её бёдрам, придётся изрядно постараться угодить ей бесконечным потоком слов, состоящим из комплиментов, жалостливых выражений и речей о том, как он по ней скучал, хотя они виделись только вчера вечером. А как раз пустословить он не любил. Его бы воля − всё бы происходило молча, в абсолютной тишине. Потому что во время разговоров он тратил время, которое мог бы провести в её жарких объятиях.

Он посмотрел на часы, и странное чувство скользнуло по всему его телу, остановившись в мозгу мыслью, которую он тут же озвучил:

– Тринадцать сорок четыре… Часы остановились.

Несколько раз ударив ладонью по часам и убедившись, что ничего не исправляется, он рывком поднялся со своего сидения и вышел из вагона.

Как только он ступил обеими ногами на перрон, двери вагона захлопнулись и поезд тронулся с места. Ничего не сказав, не попрощавшись, поезд уехал по-английски, оставив нашего героя стоять самого на холодной, тихой и освещённой лампами бледно-жёлтого цвета станции.

– Хрень какая-то. Наверняка поехал в депо, просто огласить забыли. Сколько я там сидел вообще? Я так опоздаю из-за таких приколов!

Он посмотрел на табло над тоннелем. Оно безмолвно показывало ровно тринадцать часов и сорок четыре минуты. Переведя взгляд на свои часы, он увидел, что они тоже показывают час. Его неизменный жизненный спутник, тот, на кого он всегда мог положиться безоговорочно и полностью – его часы, сейчас показывали неправильное время. Такое случилось в первый раз.

По его ощущениям прошло около пятнадцати минут, а то и больше. Хотя с расчётом времени он был не в ладах и из-за этого опаздывал почти всегда и везде. На работу он опаздывал стабильно на пятнадцать минут, а иногда и на полчаса, за что постоянно получал штрафы, так, что десять процентов его зарплаты уходили на то, чтобы покрыть штрафы за опоздания или затянувшиеся перерывы.

Перерывы на работе для него были особым ежедневным ритуалом, на которых он уделял время себе, своим мыслям и кофе с сигаретами. Кофе из офиса по запаху напоминал запах растворимого кофе из стиков, которые стоят на прилавках на кассах, но менее концентрированного. Это был скорее не кофе, а вода со вкусом кофе. Учитывая любовь нашего героя к объёму чашек, сравнимых с тройным американо, этот напиток был скорее коричневой водой, которую он пил, чтобы зарядиться кофеином. Да и это не имело особого значения, потому что основную роль в этом ритуале играли сигареты.

Для того, чтобы проделать обряд приношения бумаги, резаного табака и клеток организма в жертву никотиновой зависимости, он ставит стакан на парапет ресторана, находящегося прямо возле курилки, чуть отойдя от Министерской площади. Отработанным движением он достаёт мягкую пачку сигарет из внутреннего кармана куртки, из которой впоследствии берётся тяжёлая "красная", на десять миллиграмм, сигарета, лёгкий стук о пачку, продувание фильтра перед тем, как сунуть сигарету в рот. Далее не менее автоматическим движением из нагрудного кармана куртки он достаёт самую дешёвую зажигалку, которую смог найти в супермаркете, потому что всё время теряет их в огромных количествах. Он прокручивает пальцем кремень, зажимая кнопку подачи газа, секунду смотрит на огонь, а потом подставляет зажигалку под сигарету.

Выпуская дым после первой затяжки, он смотрит прямо перед собой, задумавшись. Именно сейчас он настоящий, нет искусственной уверенности в себе, нет дурацкой полуулыбки, сарказма, сопровождающего почти каждую его реплику в чей-либо адрес. Тут он не отпускал колкие замечания никому, желая показать остроту своего ума, во взгляде не было напыщенности и бравады. Наедине с собой он не притворялся другим человеком, и в эти минуты он чаще всего думал о чём-то очень отдалённом от реальности, погружался в себя, в глубины своего поведения, анализировал, какие его действия сейчас к каким последствиям приведут позже. Время течёт незаметно и так, затяжка за затяжкой, глоток за глотком, он забывал, что нужно смотреть на время.

Глядя на свои часы, которые показывали уже 13:41, он частично задумывался о том, что происходит, но большинство его мыслей были заняты Ирой и его к ней опозданием. Ему не хотелось опаздывать к ней, потому что у него были строгие рамки, когда он должен вернуться на работу, обоснованные тем, что если он опоздает с обеда в этот раз, его выгонят с работы. Для него это небольшая проблема, с его умениями он мог найти себе любую работу в сфере финансовых услуг и за пару месяцев дорасти до менеджера отдела продаж или тим-лида. Возможностей вокруг было много, но ему не хотелось терять работу в центре города, на Министерской площади, потому что всё остальное для него будет уже не вкус, а привкус.

Плюс сейчас ему неимоверно хотелось взять в свои руки бёдра Иры, которые будут медленно покачиваться восьмёркой у него на коленях, и услышать, как она будет шептать ему на ухо шутливые обвинения в том, что он опоздал. По-настоящему злиться на него она, конечно же, не будет, потому что она хорошо его знала, знала его привычки опаздывать, а потом оправдываться, сводя все разговоры в сторону комплиментов её телу.

Ира была полной противоположностью Виктории. Она была уверенной в себе девушкой, которая знала себе цену и в любой момент могла послать далеко и надолго того, кто ей чем-то не угодил. Её характер был похож на нрав изнеженного домашнего кота, который привык получать всё, что он хочет, но при малейшей несостыковке действий хозяев с его желаниями мог, не теряя своей красоты и грации, превратиться в существо, которое настроено только на месть и причинение максимального физического ущерба объекту своей злости. Наш герой часто огребал пощёчины от неё за грубость вне постели, и после этого, несмотря на свой вспыльчивый характер, ещё и извинялся перед ней, зачастую подкрепляя свои действия дорогими подарками.

Она была высокой брюнеткой с волосами цвета натурального тёмного шоколада. Но он больше любил сравнивать её волосы с кофе, разлитым на холст с портретом Иры, когда какая-то высшая сила нечаянно задела ладонью чашку, стоящую на полке над мольбертом. Её глаза имели цвет слегка примятой весенней травы, ещё налитой водой перед летом, а вокруг зрачков красовалось окаймление бледно-жёлтого цвета в форме неправильной маленькой звезды, которая своими уголками кое-где просекала общую зелень её глаз, будто блик света, борющийся за первенство с зелёным туманом.

Ира не работала и училась в одном из лучших университетов страны на факультете международных отношений. Её родители обеспечивали её, поэтому нужды она не знала. Она ходила на лучшие вечеринки и везде была у всех на виду, сопровождаемая восторженными взглядами многочисленных парней, жаждущих затащить её в постель. Дипломатия манила её тем, что там она могла полностью раскрыть свои возможности переговоров. Потому что она верила в то, что может добиться всего, чего захочет, если найдёт подход к человеку и ситуации.

Благодаря тому, что она тонко чувствовала людей, она умела ими манипулировать. Хотя внутри неё было мягкое сердце, которое она, хоть иногда и крайне завуалированно, но демонстрировала нашему герою.

Табло над тоннелем показывало час сорок четыре, когда приехал ещё один поезд. Также пустой, без единой души, поезд казался вымышленным, неосязаемым. Машиной, которая прибыла из глубин тоннеля для того, чтобы снова пропасть в темноте тоннеля по пути на следующую станцию.

Шум поезда вернул его к реальности, оторвав от мыслей об опоздании, ногах Иры и тишине станции, которую в момент нарушили колёса поезда и шум воздуха. Его рассекали пустые вагоны, которые показались ему какими-то бутафорскими, ненастоящими. Потому что это был уже второй пустой поезд, а без четверти два − это отнюдь не самый тихий час перед закрытием.

В воздухе стоял запах металла, камня и слегка расплавленного пластика, который каждый день подтаивал от тепла лампочек в люстрах, чтобы подобно фениксу возродиться на следующий день снова.