Тина

– А где гарантия, что какой-нибудь предприниматель и сейчас не использует его грубо и нагло? – спросила Жанна.

– Что гадать? Нам остается надеяться, что удача нашла его. Остался в моей памяти Ярослав с бокалом вина в руке, в этакой картинной позе, такой искренне-счастливый! Мы-то его не обижали, прощали ему излишнюю рисовку, болтливость, навязчивость. Понимали, что наша компания – единственное прибежище, где ему, наверное, казалось, что его ценят, уважают и любят. По крайней мере, у нас он мог позволить себе безбоязненно выговориться.

Помню, пока не раскрывал рта, был таким эффектным, симпатичным парнем! А как заговорит, весь шарм пропадал. Как наворочает, наворочает... Он бывал слишком откровенен, не задумывался, как выглядит со стороны, как звучат его слова для окружающих. Не понимал, что иногда кое о чем стоило бы умолчать. Долго не слезал с интересной ему темы. Его обнаженные откровения шокировали нас. Мы часто чувствовали себя неловко. Мы не подтрунивали над ним, боялись, что поймет иронию. Из сочувствия не могли себе позволить развлечься им. Ведь не с равным. Наивность его была за гранью. Все за чистую монету принимал.

И все же, когда мы тактично останавливали бурный поток его излияний, он понимал, что излишне пользовался нашей добротой, смущался, чувствовал себя виноватым, надолго замолкал или выходил покурить. А как-то пробормотал: «Опять меня занесло» и ушел.

– А помнишь, как Лера обиделась, когда мы, слегка подыгрывая Ярославу, восторгались его пиджаком. Она тогда вся раскраснелась от возбуждения, мол, когда я пришла в новом, мною сшитом костюме, никто не посчитал это чем-то особенным. «Я шью, вяжу, вышиваю, и много чего еще делаю, но это воспринимается как должное, – горячилась она. – А Ярослава так сразу на щит подняли».

«Так он же мужчина, а ты женщина и обязана уметь выполнять женские дела», – попытался защитить нас ее муж Володя, чем навлек на себя гнев раздраженной львицы.

«Я кошу сено, за плугом хожу, дрова колю, пилю – любую мужскую работу выполняю, когда в деревню к родителям приезжаю, и все это ни у кого не вызывает ни удивления, ни восторга. А мужчина, выполнивший женскую работу, сразу героем дня становится!» – возмущалась она.

Тут Володька, прямо при всех, обнял Лерку и «пропел»:

«Успокойся, милая. Ценю я тебя, моя пчелка. Или тебе нужно внимание всех мужчин?»

«Да уж хватит и твоего», – кокетливо рассмеялась Лера, пряча счастливые глаза в плечо супруга.

«И почему память удерживает такие пустяки? Зачем случайные детали и легкие бытовые штрихи чужой биографии на всю жизнь застревают в моем мозгу?» – недоумевает Аня.

– И пока наши ребята курили на лестничной площадке, мы еще долго бушевали, спорили о нас, о мужчинах, об уважении и достоинстве, о равенстве и неравенстве. А когда они вернулись, стол был накрыт к чаю, посуда вымыта. И встретили мы их радостными, шутливыми возгласами. И опять звучала музыка, песни, танцы, и опять шумные, беззаботные разговоры хаотично кочевали из одной темы в другую. И все было прекрасно! Молодость, что ни говори, сама по себе – счастье, – вспомнила Жанна.

– Мы тогда все понимающе переглянулись и подняли рюмки за здоровье и благополучие бедняги Ярослава.

– Были такие надежды и ожидания, может, и ложные. – Жанна вздохнула.

– Пусть Ярославу, там, где он сейчас обитает, будет хорошо! Может, нас вспомнит, – сказала Аня, разрежая чуть печальную атмосферу этакого тумана легкой грусти окутавших ее воспоминаний того далекого новогоднего вечера, когда жизнь казалась удивительно прекрасной, не всегда понятной, но от этого не менее интересной и радостной.

Лена погрузилась в размышления. «Чем я отличалась в студенческие годы от Славика и Ярослава в своем наивном желании делать всем приятное и полезное? Да ничем. Помню свой первый день в НИИ на практике. Я очинила всем инженерам карандаши, расставила красиво приборы на столах, потом пыль со всех приборов вытерла – не сидеть же, сложа руки, пока придет мой руководитель? – и вдруг почувствовала на себе удивленные взгляды окружающих… А после все они душевно ко мне относились. Одна из них, Лида Котова, даже добилась для меня у начальства места в общежитии, в котором я очень нуждалась. И денег мне авансом немного выдали, «для поддержания штанов», – так грубовато-весело выразился заведующий лабораторией. Я тогда до слез была всем им благодарна. Повезло мне с людьми. И я старалась всем помочь. У меня было поразительно острое зрение и верная рука. Мои датчики были самыми надежными, и я паяла их всем, кто ни попросит. А, оказывается, этого не стоило делать. Я не догадывалась, что между аспирантами и их руководителями существовала конкуренция.

А потом в лаборатории появился новый инженер Артур Ромулович. И я, перекусывая на ходу, помогала ему целую неделю в свой законный перерыв осваивать вакуумную установку. В последний день обучения, когда я поднялась со стула и начала демонстрировать ему процесс распыления материала, он отставил мой стул и я, закончив цикл, со всего размаха грохнулась на цементный пол и сильно ушибла копчик. Я подумала, что стул он отодвинул случайно, ненамеренно. А он заливисто хохотал, страшно довольный своей шуткой, и даже руки мне не подал, чтобы помочь подняться.

Но этой мелкой пакостью дело не закончилось. Новичок явился к руководителю нашей лаборатории, и в наглой уверенности в своем праве позволять себе делать гадости и без зазрения совести использовать доброту другого, пусть даже не очень умного и неопытного человека, заявил, что я мало загружена своим экспериментом. Он потребовал добавить мне работу над его темой. Не захотел лишаться бесплатной помощницы. Думал, если я помогла ему освоиться, так стану и в дальнейшем за красивые глаза на него пахать. Но я воспротивилась.

Но главная беда была в том, что помогая чужаку, я подвела своего руководителя, будто бы мало занимающегося своими студентами. Ему крепко досталась. Меня все осуждали, а я плакала, не видя своей вины. Потом меня долго «воспитывали» и просвещали на предмет существования некоторых непорядочных личностей, которые ради своей мелкой выгоды подставляют под удар хороших людей. А еще учили не выкладывать все, что приходит на ум каждому встречному. На мое счастье начальник лаборатории все же разобрался в конфликте, и новый инженер покинул нас.

А сколько наивных глупостей в молодости делал мой друг Вовка Рапопорт, прежде чем защитить диссертацию и стать ведущим специалистом? Сколько насмехались некоторые умники над Вовкой Сизовым, а он всех за пояс заткнул, став помощником мэра.

Кто раньше, кто позже взрослеет. Кому-то судьба преподносит встречи с порядочными людьми, кого-то лишает такой возможности. Ярославу не везло. Не нашлось рядом с ним человека, который мог бы длительное время «вправлять» ему мозги».

Лене почему-то ясно представилось, что Ярослава уже нет, а противное сознание как на мониторе компьютера стало четко высвечивать возможные причины его гибели. Ей хотелось изгнать из себя лишнее, мучающее. Она напряглась, перед глазами поплыл красный туман и унес с яркого экрана памяти черные печальные картины.

Мамочка

Лена приподнялась на локте, увидела в альбоме фото Милы и сразу представила лицо ее сына Виталика, тогда еще шестнадцатилетнего. Закружились воспоминания.

Виталик, миловидный, русый, голубоглазый, по-детски пухленький, с яркими полными губами и приятными веснушками под глазами. Умненький, по-юношески самоуверенный мальчик. Как он был похож на маму!

Для верности Мила попросила меня стать для него репетиром по математике. Мальчик пытался произвести впечатление, цитируя теоремы из вузовской тематики. А я объясняла ему, что если он на экзамене совершит ошибку в элементарном материале, то никого в комиссии не заинтересуют его отрывочные знания из высшей математики, потому что без крепкого фундамента школьной программы результат демонстрации им «высоких материй» превратится в ноль.