Тина

– Святые жены не интересны мужьям, не ценят они их, – усмехнулась Жанна.

– И ты так считаешь? Твоя позиция в этом вопросе намного сильней моей, – удивилась я. – В общем, я опять в который раз накинулась на Кирилла:

«Мои тебе поздравления – ты лучший среди самых худших! Как бы не храбрился, в моих глазах, ты – ноль. Никчемный, неприспособленный, ленивый, невыносимо глупый фантазер, сгусток пустого, неоправданного тщеславия! Что бровями-то играешь?»

Я все отрицательные эпитеты собрала, характеризуя его. А он мне в ответ, будто через силу: «Не надо мне читать проповеди, в этом я и сам мастак».

Инна, коротко поразмыслив, видно решила оправдаться перед Жанной за свою вспышку гнева:

– Я сама была смущена охватившим меня бешенством, но, честно говоря, видя растерянную физиономию Кирки, я испытывала непередаваемое удовлетворение и в тот момент не чувствовала неудобства от своей грубости. Знаешь, никто с нашими теперь нервами не застрахован от срывов. Ведь как бывает: бьешься, бьешься, хочешь помочь, а тебе брезгливо фигу под нос подсовывают. Но все же я больше не стала испытывать его терпение и сама умолкла.

«Вскользь брошенные замечания-клише в большом ходу у обоих», – подумалось Жанне.

– А Кир попытался не услышать моих «комплиментов», не заметить моего презрительного жеста и отвечал мне с ошарашивающей откровенностью: мол, живешь с победным ощущением, богоравная моя.

У меня аж глаза на лоб полезли. Ну и я соответственно… Он, конечно же, не стерпел, тоже вспылил, порывисто замахал руками, пытаясь протестовать. Жутко вспоминать, какие начал выписывать передо мной кренделя, остервенело вихляя тощим задом, колотя руками воздух и выкрикивая при этом пространные, обескураживающие неуместные возгласы. Как ненормальный вел себя. Я перепугалась, думала, он из ума выжил. В немом изумлении наблюдала эту странную картину. Его сходство с сумасшедшим было воистину поразительным и, по моему глубокому убеждению, вполне намеренным. Он не впал в ярость, а, по всей видимости, прекрасно играл. Сцена достойная театральных подмостков! Он не смотрел мне в глаза. И я тогда лишний раз убедилась, что нет смысла вразумлять человека, который не видит дальше своего кончика носа».

«В характере Кирилла присутствует одна из разновидностей темперамента с протестной компонентой. У них обоих привычка выражаться недомолвками и загадками, говорить невпопад, ни к кому не обращаясь, бесцеремонно вторгаться и прерывать собеседника, не стесняясь, обзывать друг друга самыми последними словами. Собственно, в этом они очень схожи и стоят друг друга. Такие люди никогда не находят общего языка», – размышляет Жанна, успевая одновременно внимательно слушать и разглядывать бывшую сокурсницу.

Инна говорила раздраженно, нервно поправляя отороченный прелестными рюшами, глубокий вырез своей яркой блузки.

«А у нее утонченный вкус, – призналась сама себе Жанна. – Почему она до сих пор не переоделась в пижаму?.. Когда-то Кирилл быстро завладел всеми моими мыслями… Если жена его прощает, может и мне простить ему наше прошлое: мои наивные попытки перевоспитать его, мою постоянную боль в течение почти двух лет, его ложь… Я, в общем-то, уже почти не сомневаюсь во многом, о чем говорила здесь Инна, но ее милосердие остается под большим вопросом.

Наш разговор неожиданно натолкнул меня на мысль, что Инна со стервозным смешком и обо мне может порассказать много интересного… мне самой неизвестного. Не пощадит, еще одно очко зачтет в свою пользу. И я усматриваю в этом угрозу моей спокойной жизни… как тогда, много лет назад. Мало ли чего она может подразумевать под тем, что ей известно. Тем более что, судя по всему, она была тесно связана с компанией Кирилла. Но что бы она ни думала на мой счет, ничего серьезного, слава богу, у меня с Кириллом не было.

Как я теперь понимаю, он не любил, играл в любовь даже когда полный безумного обожания стоял передо мной на коленях. Тогда это модно было. По всей видимости, просто хитрые сети-уловки расставлял. Еще не знал, что всемирный ньютоновский закон – закон притяжения, – хотя и в несколько других коэффициентах, распространяется и на людей. А я-то, глупая, боялась, что он будет сильно переживать из-за нашего разрыва. И в самом деле, было бы о чем переживать… Инка станет сводить счеты с прошлым? Но Кирилл ей не нравился… А что, все равно может натрепаться, терять ей нечего. Она же, как всегда, в опале», – обеспокоилась Жанна. Но уже через минуту, слегка досадуя на себя за глупые страхи, посмеялась над собой: «Ученые открывают новые планеты, исследуют особенности генов, решают глобальные проблемы, а я пытаюсь разобраться в характерах людей, которых не видела несколько десятков лет. А мне это теперь нужно?»

Голос Инны опять привел Жанну в чувство:

– …Спохватился Кир, обнаружив, что издеваюсь над ним, да еще и угрожаю, затрясся весь от злости, схватился за голову и взмахом ладони дал понять, чтобы я замолчала. Потом сделал отсылающий жест кистью руки: мол, тяжело мне, уйди… уйди от греха подальше. Артист чертов. К нему будто неожиданно вернулась студенческая привычка пугать своим поведением преподавателей. Он думал, что я разрешу ему безнаказанно дурить мне голову. Не на такую напал!

Сначала хотела не упустить случая, поставить «артиста» на место, мол, «актерских брызг неавторская речь!» Потом пожалела себя. Испугалась, что вдруг на самом деле его удар хватит, тогда проблем с ним не оберешься. Обеспокоила тревожная изменчивость его лица. На нем то страдание, то отчуждение… Сообразила, что пора уходить, не то могу броситься на него с кулаками. Пришлось задушить в себе «юношеский» максимализм, отбросить жеребячий энтузиазм доверчивой юности, который иногда еще пробивался сквозь «седины» моего возраста, и взять себя в руки. Подумала, что не хватало мне еще сцепиться с Киркой врукопашную. Представляю, как бы я со стороны смотрелась: злая, стервозная, с выпученными глазами. Хотя моя неспособность сдержать в тот момент свой порыв была бы вполне простительной и оправданной, ведь крохотные молоточки у висков давно били тревогу, и на шее угрожающе пульсировала вздувшаяся вена… Я не желала подставлять этому дураку ни левую, ни правую щеки. Я не сторонница цирковых представлений с моим участием, хотя по фигуре – как утверждают злые языки – немного похожа на змею, – дрогнувшим, со слезой то ли от обиды, то ли от грустных воспоминаний, голосом добавила Инна. – Нет, решила я, таких дополнений к нашему с Киром «променаду» я не выдержу.

– Инна, кончай «травить», я устала. Совсем запуталась, пробираясь сквозь хитросплетения твоих «поэтических» картин, – взмолилась Жанна. А сама тут же подумала: «Рассказывает о Кирилле, но высвечивает себя».

– Говори «заканчивай», а то со словом «кончай» у меня связаны другие ассоциации.

– Бандитские или сексуальные?

– Да ну, тебя! Ладно, закругляюсь, совсем чуть-чуть осталось поведать. Не вдаваясь в подробности, коротко доложу.

Перекинувшись с Кириллом парой ничего не значащих фраз, чтобы хоть чуть-чуть сгладить впечатление от ссоры, я ушла от греха подальше. Можно сказать, с неприличной поспешностью, стараясь не выдавать паники, покинула поле боя с досадливым чувством неудовлетворенного, но не одураченного! человека. Да… не сказать, что я была рада той встрече. Думаю, – отвергая все свои сомнения, – такое мое решение в тот момент нельзя было не признать разумным. Чуть ли не бегом припустила прочь, рада была распрощаться. Расставшись с Кириллом, я почувствовала непомерное облегчение. Он орал мне вслед какую-то невразумительную, невнятную глупость, заливаясь своим жутким хриплым хохотом. Взбудоражил всех соседей. Псих потомственный…

Я ощущала смутную тревогу и совершенно непонятную взвинченность и, чтобы унять беспокойство, пошла еще быстрее. Люди бросали на меня сочувственные взгляды, вслед мне неслись громкие шепотки его соседей, а я злилась: тут драма разыгрывается, а они уставились, любопытно им! И все же, признаться, меня поразила острота мимолетной искренности Кирилла. В этот момент опять, где-то на донышке моей души, шевельнулось к нему смутное незваное чувство и имя ему – жалость. Наверное, я, наконец, почувствовала и осознала глубину его горя, и уже не могла топтаться рядом с ним, нагло и жестоко критиковать его загубленную жизнь, пытаясь пресечь поток его «красноречия». Может, именно поэтому и сбежала. Конечно, он сам подтолкнул меня к тому, чтобы я разнервничалась.