Дух города

— Да, это ужасно. Но что же теперь делать? Надо как-то помочь Духу. Помочь городу. Ведь, если Дух придет в себя, то и в городе все наладится? Ведь так?

— Как бы уже не было поздно, — она сняла очки и задумчиво начала тереть стекла. — Сейчас к Духу практически невозможно попасть. Вся надежда на то, что ты насыщен энергией. Я смотрю, ты до сих пор светишься достаточно ярко. И, возможно, ты сможешь открыть к нему дверь.

— Но у меня еще ни разу не получалось попасть к нему. Я как раз открывал дверь к Духу, но попал почему-то сюда, — сказал я упавшим голосом.

— Ты тогда думал не о том. Скорее всего, в этом причина. А теперь ты понимаешь, как это важно. Ты хочешь ему помочь? Спасти его? — она вопросительно посмотрела на меня.

— Конечно, — согласно кивнул я. — Я готов. Достаточно выйти на улицу, провести один день в городе, посмотреть, каким он теперь стал, — и будешь готов на что угодно, чтобы это прекратить, — я надеждой посмотрел на Алевтину.

— И даже то, что твоя жизнь теперь совсем изменится, ты готов простить Духу? — Этот вопрос заставил меня задуматься. Получается, из-за Духа я потерял любимую девушку, друзей. Потерял маму. Самого родного на этом свете человека. Это больно. И внутри себя я понимал, что хочу, чтобы все стало, как прежде. Чтобы у меня был дом, была мама. Были друзья и девушка. Видимо, поняв мои переживания, Алевтина строго посмотрела на меня. — Кого ты потерял?

— Маму. Меня больше нет у нее. Я как будто не рождался. И девушку. Мы любили друг друга, а теперь она с нашим общим знакомым. И, похоже, уже давно. Я видел их. Они стали старше, ведь получается, для них прошло уже пять лет! — Я почувствовал, что на моих глаза наворачиваются слезы, а в горле застыл ком обиды.

— Когда я была маленькая, я потеряла обоих родителей, — медленно проговорила она глядя сквозь меня, — на войне. Я думала, что никогда не смогу смеяться. Ведь их больше нет. Но время лечит. Да. Точнее, облегчает, стирает боль. И я снова научилась жить и радоваться. А пять лет назад из моей жизни ушел дед. И это было опять очень больно. Несмотря на то, что я столько прожила на свете, мне все равно было очень больно терять родного человека. К этому нельзя привыкнуть. Я понимаю тебя. Хорошо понимаю. Но они же живы! Ты в любой момент можешь увидеть их. Сколько бы я отдала, чтобы просто увидеть снова улыбку моей мамы! Но ее нет в живых. У меня не осталось даже ее фотографии. А твоя мама жива. И твоя девушка жива. Они, возможно, счастливы. Пусть и не помнят тебя. Но они есть. А это самое главное. Пойми это.

А сейчас вспомни, что творится в городе. Как они будут жить дальше, если все будет идти так, как сейчас? Подумай об этом. Подумай хорошенько.

Она заставила меня опять задуматься. Я вспомнил маму, и у меня внутри все защемило от тоски, но я понимал, что она жива и, наверняка, счастлива. И Лана. Она выглядела очень довольной, когда шла с Хвостом под руку. Я понимал, что они, скорее всего, даже больше подходят друг другу, чем я и Лана. Наверное, эгоистично так сильно переживать, что они исчезли из моей жизни. Точнее, что я исчез из их жизни. Но для них-то, получается, ничего не изменилось. Выходит, я всего лишь, незначительная делать, при устранении которой мало что меняется.

Я понимал, что, в первую очередь, мне жалко именно себя. Им-то, может, и хорошо, но мне-то плохо. Очень плохо. Плохо чувствовать себя одиноким в этом мире. Несправедливо это. Мне в голову пришла мысль, что, возможно, Духу так и нужно. Чтобы он был единственным для целителя. Алевтина права. Зачем целителю какие-то привязанности? Девушка, семья, друзья. И дело тут, наверняка, не в безопасности целителя, а в том, чтобы Дух стал для целителя всем. Возможно, все так и есть. И стоит ли помогать такому Духу?

Но вспомнив о том, что творится на улицах, представив озлобленные лица людей, я действительно испугался за маму. Она светлый человек. Никогда никому не откажет. Она врач и, наверняка, кинется всем помогать, не взирая на опасность. Нет, если вопрос стоит так, что меня нет в их жизни, но зато они живы, и в безопасности, — ничего не остается, как поступиться своим эго. У меня, действительно, нет другого выхода, как попытаться спасти Дух города. Простив ему все. Смириться и простить.

— Да. Я понимаю, как важно помочь Духу. Я готов это сделать, несмотря на то, что он загнал меня в угол. А я этого не люблю, — твердо сказал я. — Что надо делать?

— Я сама не знаю. Думаю, у нас только один вариант. Постараться открыть дверь к Духу города.

Алевтина встала и подошла ко мне. Вблизи она выглядела еще более старой, чем мне показалось сначала. Она оперлась на мое плечо своей сухой рукой и подвела меня к стене:

— Думай о Духе, о том, что ты хочешь все изменить. Я сама не знаю, как правильно. Но я первый раз сама открыла дверь только в момент глубоких переживаний. Может быть, тебе стоит подумать о маме. О родных и близких, о друзьях. О том, что только Дух может помочь нашему городу. И представляй дверь.

— Я пытаюсь! — Я стоял напротив стены, ощущая на своих плечах невесомые руки Алевтины, и вспоминал маму. Ее улыбку, смеющиеся добрые глаза. Как в детстве мы с ней гуляли по парку, и я ел мороженое. В этот момент мне стало жалко себя, жалко маму и весь мир. Я понял, что стою, зажмурившись, и всхлипываю. От моих рук пошло золотистое сияние, образуя на стене контур двери. Стена забирала мою энергию, как мощный пылесос. Я чувствовал, что еще немного, и дверь откроется, но одновременно я понимал, что моей энергии уже не хватает. На груди сильно нагрелся амулет подаренный мне Софьей. Он тоже полностью отдал свою энергию. Но этого было мало. Вот совсем немного, капельку, но не хватает. Уловив этот момент, Аля посильнее сжала мои плечи, и я понял, что она делится со мной теми крохами энергии, что еще оставались в ее старческом теле. И тут наконец-то дверь появилась. Я быстро потянул за ручку, опасаясь, что она исчезнет, и открыл ее. Подхватив невесомое тело Алевтины на руки, я вошел внутрь.

Я стоял, облокотившись спиной о кирпичную стену, и осматривался. Комната была большой, я бы даже назвал ее залом. Старый кирпич, арочные своды потолка. По стенам были развешаны светильники, дававшие тусклый свет, которого было явно недостаточно, чтобы осветить всю комнату. Посреди комнаты лежал большой темный плоский камень. С трудом я подтащил не подающую признаков жизни Алевтину, и положил ее на него. Нащупав пульс, я убедился, что ее сердце все еще бьется. Но очень медленно. Она отдала свои силы и жизнь мне в помощь, практически без остатка.

Я присел рядом с ней. Страшная усталость и апатия навалилась на меня, как будто я всю ночь разгружал вагоны, и пришел из последних сил домой. С одной мечтой — закрыть глаза и отдохнуть. Но я постарался прогнать это чувство. Такое со мной уже бывало, когда я без остатка отдавал свою энергию. Наверное, так чувствует себя Дух и весь город. Я начинал понимать, что произошло с людьми.

Еще раз оглядевшись, я заметил, что зал просто сияет энергией, а камень, на котором я сижу, горит, как маленькое солнце. Запустив руки в это сияние, я стал осторожно вбирать его в себя, чувствуя, как постепенно спадает апатия, и возвращается вкус к жизни. Я так увлекся, что не заметил, как в комнату кто-то вошел.

— Ты пришел помочь мне, а сам воруешь мою энергию? Очень любопытно!

Я обернулся на голос, резко отдернув руки. Как будто был застигнут за чем-то нехорошим. В двух шагах от меня стоял мальчик. По возрасту лет десяти. Светлые волосы, худое лицо и грустные темные глаза, смотрящие на меня с иронией, не ожидаемой от мальчика такого возраста. Он был одет в просторные штаны и светлую рубашку навыпуск. Ноги были в сандалиях на босу ногу. Он, наклонив голову, внимательно рассматривал меня. Я занимался тем же. Мальчишка был худощавый и гибкий. «Такой может пролезть в любую форточку», — подумал я и улыбнулся.

— Извини. Я не хотел. Я потратил слишком много энергии, пытаясь открыть сюда дверь. И все равно мне немного не хватило. Помогла Алевтина, но боюсь, что она этого уже не переживет, — я показал рукой на лежавшую без сознания Алю.