Вкус жизни

Развлечения? Иногда вырывались в гости, в театр один-два раза в год – и это уже счастье, а о последних десяти годах и говорить не приходится. Участок взяли, домик в саду несколько лет строим. Тяжело, возраст уже не тот, но мы не ноем. Одолеем проблемы перестроечного и послеперестроечного периода.

Голос Славы звучал, как и прежде, покровительственно, но несколько мягче, чем в былые годы.

Лена улыбнулась:

– Возраст, говоришь? Что правда, то правда. С годами мы накапливаем только ошибки да болезни. Я как-то в профкоме встретила женщину-ветерана, вахтером у нас в студенческом общежитии работает. Фраза ее мне в память врезалась: «Да какие мои годы! Восемьдесят семь вот весной исполнилось». Я тогда удивилась и порадовалась за нее: «Ну, дает бабуся – годы свои не чувствует! Видно, долго еще жить собирается. Молодец!»

– Вот в ком корни нашего оптимизма! – весело, но как-то задумчиво предложил Слава. – Хотел бы остаться с вами, только дела зовут, – добавил он твердо, будто ободряя себя, настраивая на рабочий лад.

– Лена, отдохни с дороги, я Славу на работу провожу, а тогда уж вдоволь наговоримся с тобой, – предлагает Кира.

Она опять нырнула в кухоньку, и Лена вновь остановилась у святая святых любого интеллигентного человека – книжных полок. Водя пальцем по истертым корешкам, провела их дотошный осмотр. На стук оглянулась. Слава застегивал скромную куртку. Он поймал Ленин взгляд и усмехнулся про себя: «Дубленка и пыжиковая шапка мне не по чину, как лейтенанту серая генеральская папаха».

Лена прилегла на продавленный диван, с наслаждением расправила спину, испытав при этом «варварское» блаженство; потом прикрыла глаза, радуясь постепенно окутывавшей ее приятной беззаботности. Она окуналась в состояние благодатного покоя, контакты с внешним миром прерывались. Лена еще пыталась расставить свои заботы по степени важности, но уже задремывала, расслабленно запрокинув голову. Сквозь легкий сон ей еще было слышно, как в притихшей квартире оглушительно тикают старые часы. Она еще успела подумать: «не электронные» и окончательно отключилась.

Встреча подруг

А тем временем Кира села за телефон обзванивать однокурсниц – обычная предпраздничная селекторная связь. Ей пришлось как следует потрудиться и даже употребить запретные фразы, что-то типа: «Ты очень меня обидишь, если…», зато уже через час и так тесный коридор стал еще теснее.

Первыми пришли тихая, скромная, по-прежнему худенькая сероглазая Аня, всю жизнь проработавшая учительницей, и энергичная Инна. Когда Лена обняла Инну, у обеих на глазах появились слезы. «Сдается мне, Инна ей стократ ближе меня. Общие беды примиряют и сближают их крепче любых радостей», – ревниво подумала Кира, но промолчала.

Тут же снова тренькнул звонок, зашуршала дверь и шумной гурьбой ввалились двумя тройками Алла, Лера, Эмма и Лиля, Рита, Жанна – все безоговорочно узнаваемы. В передней еще толпилось шесть женщин, когда пришла Галя, яркая стройная блондинка, со своей черноглазой, высокой, крепкого сложения, говорливой подругой Милой (подпольная студенческая кличка «коломенская верста», или «дылда»). «Нас полный комплект: шестеро домашних и столько же бывших детдомовских девчонок», – с улыбкой подумала Кира.

Нежно облапив Аню, Мила кружила ее, насколько позволяла кубатура зала. Потом ринулась мять и тискать Киру. Они смеялись, любуясь друг другом, восхищенно качая головами, и вновь бросались обниматься крепко и бурно. И остальные с удовольствием накинулись друг на друга.

Очередь дошла до Лены. И ее Мила сгребла в охапку. Та, постанывая, пыталась высвободиться из объятий без помощи Киры. Еле «отбилась». Шум, гам, радостные слезы, взаимные вопросы и ответы, удивление переменами, которые нашли друг в друге или их отсутствием. И так все со всеми – по кругу. Говорили все разом и с радостным интересом. Одна за одной накатывали волны неудержимого смеха, приводя женщин в совершенное изнеможение. От смеха уже сводило скулы, но они не рассаживались по местам, а стояли, скучившись, тут же.

Переполненные эмоциями женщины наконец вспомнили о принесенных с собой сумках. Они оккупировали кухню, выложили деликатесы и вновь ринулись в зал. Шелест альбомов, восторженные возгласы, радостно-счастливые рассказы о внуках… Все говорили одновременно, не слушая, перебивая друг друга, и снова разражались безудержным смехом. Голова у Лены пошла кругом.

Легкая, радостная атмосфера встречи располагала к откровенности, раскрывала в подругах глубоко интимное. Женщины смеялись над безнадежностью своих жизненных ситуаций, одобряя или критикуя свои рискованные шаги и хваля удачные действия друзей. Вспоминали смешные несуразности своей жизни. Разговоры возникали сами собой, непринужденно, перетекая от одной темы к другой. Отовсюду слышалось: «Не томи, рассказывай. Ах, сгораю от любопытства». «Положительно уже то, что мы встретились». «Распахнулись пред нами двери взрослой жизни, но мы не растерялись… Не представляли, кто кем станет». «Ой, разбередила я душу! Девчонки, вообразите….» «И ты посмела усомниться! Десять годков отпахала и опять в ярмо на пять лет запряглась! Знай я, что он…», «Наши ребята были что надо!», «Общага – наш остров свободы».

«Теперь наступило время растерянных мужчин и уверенных деловых женщин». «Как прекрасны были наши тогдашние чудачества! Какие мы были молодые и наивные. Счастливое было время! Давно закончился наш розово-голубой период жизни – студенчество, а до сих пор как греет! Где она – наша юность – обетованная страна давно утраченного восторга?»

«Помните «пирожки с котятами» – с ливером? А любимые присказки: «А главное – дешево». «Обидно, досадно, но ладно». «Держи хвост пистолетом, прорвемся! Где наша не пропадала?» «Мягко говоря, грубо выражаясь». «Мне в высшей степени безразлично». Мы, конечно, иногда можем ругать то время, но оно было прекрасно!»…

«Ей шестьдесят? – А семьдесят не хочешь?» «Ты опять в фаворе! И ее это не покоробило?» «А помните наши первые вычислительные машины «Минск-1022» и «ЕС-1060» – огромные, громоздкие, как шкафы?»

Потом возгласы поутихли, воспоминания стали конкретнее.

– Помните плакат на душевой «Оставь одежду, всяк сюда входящий» и как Вадька перед Новым годом перевесил его на дверь комнаты, где жил молодой стеснительный аспирант? Нам было жалко скромнягу, но Вадька только за сто рублей соглашался водрузить его обратно. Вы вслушайтесь – за сто рублей! Мы таких денег отродясь не видели. Я уж и не припомню, на каком это курсе было. Знаю лишь, что быстро промотал Вадик летний заработок, стипендию и очень нуждался. А тут еще жена его на две недели раньше обещанного приехала. Погибал парень… А группа поддержки аспиранта орала, настаивая на немедленной сатисфакции за попытку выставить на посмешище. Тщетно было их старание помочь, только усугубляли положение аспиранта, вводя в число зрителей всё больше студентов. Хохоту было на все общежитие. Водилась у нас такая студенческая забава. А напоследок, так сказать, под занавес… – рассказывала Жанна, Инна перебивала:

– У Вадима в карманах всегда были огромные дыры, протертые немереными долгами.

– В долгах, как в шелках, точнее, как в репьях, был. Вечно перехватывал трешки. Девчонки себе такого не позволяли, – это Лиля припомнила.

Каждую историю сопровождали взрывы неумеренного веселья.

«Все мы вышли в люди, все мы сумели открыть вожделенные двери вузов». «Я не рискнула пойти в МГУ, где все студенты, как мне тогда казалось, – небожители. Страхи осаждали. Не хватило героического темперамента. То слезами давилась, то выходила из себя, земля уплывала из-под ног». «Ах, наше прекрасное, донельзя перенаселенное общежитие, где в комнатах, рассчитанных на шесть человек, жило по пять «зайцев».

– Ой, я припев к нашей шуточной песне вспомнила: «У меня для этой самой, этой самой, самой штуки есть своя законная жена». Ни разу за все годы разлуки не приходил он на ум, а тут вдруг всплыл. Сегодня именно ощущение себя в том времени пробудило во мне эти незамысловатые слова», – это Жанна сказала. А эту помнишь: «Вот получим диплом, об даб дуба́!..» А эту: «О чем не говорят, о чем не учат в школе». «Содержательная была эпоха». «Ха! Легко жилось, когда сверху на все случаи жизни спускались рекомендации».