Вкус жизни

– Не касайся чекистов. Не тереби раны… Тебя бы в то кровавое время, ты бы только рукавом утиралась… Если уж выступать, так в принципе вообще против семнадцатого года, а не против последствий… Можно подумать, что от теперешней власти, у которой все схвачено, ты сможешь получить хотя бы завалящую коммуналку... Повкалываешь с мое, так не то еще поймешь, – тихо пробурчала Галя, неожиданно в очередной раз поймавшись на желании опровергнуть доводы Инны.

Вопрос жилья для нее был самым больным. Трое взрослых внуков жили на ее скромных квадратных метрах, и свет в конце туннеля в разрешении этой проблемы ей пока даже не мерещился.

– Угомонись. Невозможно идти вперед с головой, повернутой назад, – попыталась пресечь Галино нытье Инна.

– Но не оглядываясь назад тоже нельзя жить, – резанула в ответ Галя. – Куда теперь качнемся? К сожалению, время меняется быстрее, чем мы успеваем его осознать. И главная беда в нем – отсутствие надежды. Тектонические сдвиги в сознании, к несчастью, слишком болезненны.

– А может, и к счастью, – хмыкнула Инна, предполагая, что оставила за собой последнее слово. – Теперь не надежда – путеводная звезда любого человека, а мечта о собственном реальном успехе. Как тебе новый ярлык?

– Американская лабуда. Как тебе старорежимный советский оборот? Он уже не в моде? Ты разве не чувствуешь, что американцы стремятся контролировать сознание людей во всем мире? Этот новый ярлык ты уже обсудила в правительственных кругах? – съехидничала Галя, хотя понимала частичную правоту Инны. И та поглядела на оппонента так, что всем стало ясно: Галины мысли для нее не загадка.

– Может, он с твоей точки зрения нуждается еще и в одобрении толпы? – не уступила ей Инна. – Или… – она выразительно и грациозно ткнула пальцем в потолок. – Что, речи лишилась? Закручинилась?

– Сильный жест! – рассмеялась Галя и тем закончила неприятно задевающий ее разговор.

– Неплохо размялись – засмеялась ей в ответ Инна.

«Беспокойный характер часто во вред себе. Не получилось на этот раз переплюнуть Галю. Ничего, это бывает полезно для сохранения «спортивных» навыков», – улыбнулась Лена и окунулась в приятные воспоминания, связанные с подругой.

– …А сколько скверны нам идет из Америки! – не сошла с накатанных рельс Аня. – Она раскалывает наше общество, портит вкус молодежи к истинной культуре. Надо немедленно пресечь, как-то заблокировать их влияние. Вы слыхали, чтобы американцы русскими словами называли свои магазины? А мы – пожалуйста! Да еще и безграмотно. Стыд и срам. Нельзя одновременно ценить западную попсу и Пушкина. У нас должна существовать государственная охрана и поддержка национальной культуры. Нам нужна своя родная страна, а не «жвачная». Смешно, обидно и страшно, что мы тонем в американизмах. Они же деньги считают высшим счастьем жизни. «Осчастливили» весь мир своими зелеными бумажками… в туалет с ними ходить. Только диву даешься, как эти умники с царственной легкостью берутся решать судьбы целых стран.

– Кто бы спорил – поддакнула Лиля.

– Ха! Каков момент справедливого гнева! Америка смущает твой внутренний покой и не мается совестью. Может, она и вдохновение твое гасит? – развеселилась Инна.

«Одно и то же из пустого в порожнее переливают. До дыр протерли насущные проблемы, – устало раздражается Лена. – Прекратить бы эту тягомотину добротным, виртуозным матерком. У Инны он обычно звучит не как ругательство, а как дополнительный, весомый аргумент. Тащусь я от нее».

– Отстань от Ани, не заводи ее, – насуплено отозвалась Рита.

– Только зубы они об нас поломают. Никаких шансов у них нет. Я погнала бы их с этой «зеленью», чтобы бежали от нас, будто пятки им натерли скипидаром. Я бы их быстро призвала к порядку! Не променяем мы свою родину, не поймаемся ни на какие посулы, не станем кидаться на их приманки, – поощренная Ритой, все больше расходилась и ярилась Аня, бросаясь лозунгами. – Мы не западники, мы – Россия, мы – великая страна! Русские должны оставаться русскими, немцы, допустим, – немцами!

– Какие знакомые, родные лозунги! Только, пожалуйста, без патетики. Опять желаешь провести нас всех к общему знаменателю? А смирительную рубашку не хошь? – негромко хихикнула Инна. – В тебе все-таки присутствует какая-то инфантильность… ненормальность. Не валяй дурочку. Нет ничего нелепее, чем обновлять старое барахло ходовыми, затертыми фразами. Где есть начало, там всегда есть конец, финиш. Подавляй в себе пережитки социализма, ломай застаревшие, устоявшиеся представления, – с хамоватой самоуверенностью посоветовала она.

– В семнадцатом уже ломали, – заметила Лера.

– Благо на этот раз легко отделались, – добавила Алла.

Лена заметила:

– Не стоит искать утраченное величие в прошлом. Надо восстанавливать и выстраивать его заново.

– Моя вера пошатнулась, но устояла. Не будите лихо. Я по-прежнему не могу мириться с несправедливостью. Она – опухоль, от которой надо избавляться. За страну обидно. Когда же мы утрем нос этим выскочкам без роду и племени, – упрямо продолжала бурчать замогильным голосом Аня, уже не на публику, себя успокаивая.

«Не Аня, а сплошное… мелкое недоразумение», – подумалось Жанне.

«Понеслась душа в рай. Раньше никогда ее такой злой и нервной не видела, – удивилась Лена. – Крепко ее потрепала жизнь. А сейчас, видно, не хватает ей на жизнь пенсии. Мне, конечно, в смысле денег проще, я пока еще работаю».

Она снова вглядывается в фотографии в поисках, казалось бы, навсегда забытого или безвозвратно упущенного. «Кто-то хорошо сказал, что «каждое новое фото, как закладка в книге жизни, отделяет один этап прожитого от другого, последующее событие от предыдущего» и, как правило, говорит только о радостном или счастливом моменте в жизни человека. Фотографии – не только прекрасный способ возврата в прошлое, это еще и продление счастливых моментов жизни до бесконечности. А у меня своих фото о молодых годах совсем немного, все недосуг было», – с грустью думает Лена. Эта грусть не ускользнула от взгляда Киры. Она по глазам подруги поняла ее мысли и подсела к ней с желанием отвлечь разговором…

Спор возобновился на повышенных тонах.

– …С мозгами, оболваненными пропагандой! Вся исходишь злобой. Окажи услугу: замолчи. Прекрати свои пустые воинственные эскапады. Кем ты себя возомнила? Тобой движет позорное отчаяние. Мы всё гибнем и гибнем... но никогда не погибнем. Мир вокруг нас не стал ни хуже, ни лучше.

– Нет, хуже! – негодуя, вскрикнула Аня. – Не я, а ты без зазрения совести замахиваешься на самое святое. Окрысилась. Упражняешься в злословии? Ну-ну…

– Зря ты так воспринимаешь мои слова. Я испытываю к тебе самые теплые чувства. Я сочувствую твоему непониманию, стремлюсь развеять твои сомнения. Тебе приходится бороться прежде всего с собой. Теперь надо быть побойчее, а ты разоряешься, в истерике бьешься. Опустить с облаков на землю. Не закрывай глаза на реалии. Просто кто-то оказался в состоянии победить трудности, а кто-то нет. Факты говорят за себя. У тебя страсть к выражению экстремальных, крайних взглядов? А все много проще, – с убедительной интонацией матери к ребенку говорила Инна.

– Нам сейчас нужен здоровый прагматизм, системный подход во всех областях производства, а не высокие слова из прошлого, – порывисто, как разорвавшаяся бомба, вскинулась Инна, адресуя слова уже не только Ане. – Я не права? Опровергните! – с какой-то садистской радостью предложила она. – Между прочим, конкуренция – один из способов развития личности.

– Толкать соперника в яму? – саркастически уточнила Аня.

– Нет, она имеет в виду совсем другое: конкурировать в знаниях и умениях, – за Инну ответила Лера.

– Сельское хозяйство надо поднимать. На него надо делать ставку. С нашими просторами мы можем накормить не только себя, но и все страны ближайшего окружения. А у нас брошенные земли, леса разворовываются. Вот слушаю радио и не понимаю: зачем нам лгут? Может, воспринимать все слова с точностью наоборот?.. Руководству стоит быть проще, убедительней и честней, – продолжает жалобно бубнить Аня и растерянно, ища поддержки, обводит всех беспомощным взглядом своих сильно близоруких глаз.