Добавить в цитаты Настройки чтения

Страница 54 из 286

Люди говорят, будто тот, кто в детстве ощущал любовь и ласку близких, легче переносит тяготы жизни, потому что знает – есть на свете добро, есть счастье. Может, это и правда. А меня любимая шутка деда поддерживала: «Трудно жить только первые восемьдесят лет». Не было его рядом в эти сложные во всех отношениях годы, но он был в моем сердце…

Годы учебы в аспирантуре (как и в студенчестве) меня преследовала одна неустранимая проблема – нехватка денег. Голод был моим постоянным спутником. Не всегда удавалось свести концы с концами. Подрабатывала: «пахала» в НИИ, школьников и студентов «натаскивала», держа сынишку на коленях. Возвращалась в общежитие, выжатая как лимон. А после ужина вновь садилась за книги и конспекты. Девушки, с которыми я жила в комнате, сочувствовали мне и шутили: «Не сдвинешься по фазе?». Все мои усилия были направлены на то, чтобы «выплыть». Единственную роскошь, которую я позволяла себе в любых условиях, даже когда в тумбочке оставался только хлеб и молоко, – были книги. Чтением утоляла жажду знаний и тоску молодости...

Помнится, научная тема моя в программах многих конференций института заявлялась как перспективная, инновационная, но пробить ее на практике никак не удавалось. План эксперимента на кафедре встречали холодно. Руководитель вообще не верил в мой успех и откладывал испытания в долгий ящик как безнадежные и только руками разводил. А постоянная фраза: «Вы же не допускаете, что я умышленно затягиваю», – могла вывести из терпения кого угодно. Первое время я была спокойна, зная, что шансы на успех у меня появятся, как только мне удастся провести удачный эксперимент. Когда я приносила математические выкладки и компьютерные распечатки, руководитель высокомерно соглашался с моими доводами, а сам ни мур-мур, как выражались в подобных случаях мои подопечные студенты.

До меня доходили слухи, что мой научный руководитель пользуется репутацией не слишком щепетильного человека. Но я не верила – мало ли чего наговорят обиженные или неудачники – и все же старалась намекнуть ему, что хитрить со мной – дело неблагодарное, что не поддамся я на его уловки, что полезнее для него и науки наладить со мной контакт и оказывать помощь. Наивная! Он только ухмылялся. В спорах с ним я попадала в логический капкан его заумных, витиеватых речей – он ловко уводил меня в нужном только ему направлении – и тогда наши беседы превращались, к удовольствию руководителя, в его сплошной монолог, и лицо ученого освещала торжествующая усмешка. Он умело и решительно отметал в сторону все мои рассуждения.

До чего же молодость ранима и беззащитна! Я впадала в депрессию. Мне хотелось кричать: «Гори оно всё синим пламенем!» И все-таки у меня оставалось стойкое ощущение, что моя работа достойна того, чтобы ее заметили, что мои идеи имеют право на существование и что я не меньше, чем кто-либо другой, достойна поддержки. По молодости или из ложной скромности я сильно комплексовала и, наверное, недостаточно настойчиво оспаривала мнение руководителя, мне не хватало решительности. Я по-доброму завидовала легкости, с которой общались мои знакомые аспиранты-москвичи со своими руководителями, удивлялась их умению свободно вращаться в кругах разного уровня, чувствовать себя в любых ситуациях как рыба в воде. У них это получалось замечательно! К сожалению, я не могла сказать того же о себе. Я зачастую выглядела примитивной, «деревней». Мне не хватало их манеры равнодушно говорить о делах, которые особенно волнуют, изображать чувства, не имеющие ничего общего с теми, что в действительности охватывают в тот момент, и поступать так всякий раз, когда жизнь делала ставку на выявление истинного положения вещей. Это умение сослужило бы мне немалую службу.

В общем, я запаниковала. Меня точила мысль о том, что меня дурачат, водят за нос, что, уклончиво обещая, руководитель на самом деле желает избавиться от меня. Делает вид, что прислушивается ко мне, а сам лишь удовлетворяет свою научную любознательность с пользой лишь для себя. Что-то фальшивое мерещилось мне во всем его облике. Кружит вокруг моей темы, а вплотную заняться не решается или не хочет. Да, уксусный был старичок, себе на уме. Хитроумное поведение шефа ни для кого не было тайной, но все молчали, мол, мало ли что бывает между руководителем и аспирантом – это не наше дело. Такой вот был мой наставник – бездушный, зажившийся на этом свете старикашка! Видишь, Инна, и я дошла до неуважительного отношения к пожилому человеку. Слышал бы это мой дед… Раньше я не сталкивалась ни с чем подобным. И моя семья тоже. Мы жили в другом мире: простом и достаточно честном. Чем выше были мои требования к себе, к своей жизни, тем глубже я погружаюсь в мир, где действуют другие законы. Волчьи. Опять свои беды на все общество переношу? Это от усталости и безысходности.

– Еще в мифах Древней Греции проявлялось, как герои-мужчины совершали свои подвиги, используя женщин. А взять того же современного Джеймса Бонда. Он не чурается того же метода. Грудью стоит… за спинами женщин», – усмехнулась я.



Знаешь, Инна, наверное, всяк в свое время взрослеет и мудреет. Есть у меня хороший знакомый со знаменитой тогда у нас фамилией Раппопорт. Окончил с отличием географический факультет, и отправили его под Курск глину копать, где и закончились его романтические мечты. Впал он в транс… И вдруг недавно его в нашем НИИ встречаю! Прекрасный семьянин, успешный предприниматель, умница, большой души человек. Подобно ему, и я, идеалистка, наивная провинциалка, долго взрослела.

Может, зря говорят: «Насколько в человеке сохраняется ребенок, настолько он личность». Не детскость, стержень надо в себе сохранять. А еще говорят: «Насколько точно человек придерживается своей линии жизни, настолько ближе он к идеалу, назначенному ему судьбой». Слова, слова… А если судьба обрекла человека быть вором, разве он обязан к ней прислушиваться? Судьба, если она дается свыше, всегда должна быть положительной. А уж следовать ей или портить ее – дело индивидуальное.

Лена усмехнулась:

– Не судьбы ломают нас и загоняют в тупик, а мы сами и еще люди, от которых мы зависим… Нередко обстоятельства бывают сильнее нас, они играют с нами злые шутки, и тогда мы обязаны кардинально менять свою жизнь. Не у всех это получается. И даже если удается, то не всегда эта перемена оказывается к лучшему… Видно, существует насилие судьбы над человеком и человека над судьбой. Такая вот арифметика жизни. И все же умный человек просчитывает варианты и часто выигрывает… Куда меня занесло! В юные годы меня интересовало все лучшее, что сформировалось в человеке за тысячелетия его развития, а вот теперь, став старше, будучи многократно битой, я изучала худшее в нем. Детская простота пропала, но не очень скоро сформировалось реальное восприятие окружающего мира. Собственно, оно до сих пор постоянно корректируется сознательно и бессознательно…

Да, теперь-то я могу посмеяться над своими страхами, а тогда... тогда все опротивело, было до жути тошно. Я уже подумывала, не повременить ли, не отложить ли защиту диссертации до лучших времен или не сменить ли тему и руководителя. Я уже отчасти жалела, что была столь самоуверенна в своих мечтах. Могу тебя заверить, ощущения мои были не из приятных. Может, так и не выпустил бы меня шеф на защиту, попридержал бы…

Но неожиданно пришла помощь. Ты наверняка сказала бы: «Провидению было угодно…». Профессор из Новосибирска заинтересовался нашими разработками. Тот самый, личным присутствием которого были отмечены все крупнейшие открытия в научной области, к которой относились мои скромные изыскания. Хотя широкой публике он больше известен тем, что увековечил свое имя учебником, в котором ему удалось в доступной форме изложить для школьников самые сложные моменты теоретической физики, те, что подчас не по зубам и студентам. Так вот, профессор сам приехал познакомиться с нашими наработками. Представляешь, вдруг ко мне проректор по науке, человек, обличенный значительными полномочиями, лично обращается: «Спешу порадовать, наш гость просит вас к себе». У нас обычно все вопросы решались «верхами» без участия «низов», на уровне изучения документации, а этот человек нарушил сложившуюся традицию.