Добавить в цитаты Настройки чтения

Страница 38 из 48

Блеск стали ослепил на миг. Лойон неожиданно всхрапнул, из открытой глубокой раны на шее брызнула напором кровь, его хватка ослабла, очень медленно он опрокинулся назад, грузная туша глухо свалилась на пол.

Я согнулась от смертельной тошноты и сухости. Высокая мужская фигура, словно глыба, нависла над мёртвой тушей лойона, двинулась тенью ко мне. Я с ужасом смотрела сквозь муть слез и не могла объяснить себе, почему не боюсь того, что происходит, не боюсь этого незнакомца, что без колебаний перерезал горло лойону. Ничего не понимая, я замерла, будто под действием гипноза, не шевелилась, не моргала даже, медленно поднимая голову по мере приближения ко мне глыбы, что прошибала напрочь мои стены страха. Тягучая горячая волна такой знакомой мне силы накрыла меня, поднимая во мне тянущее волнение. Одним движением он сорвал с лица маску, а в следующий миг Маар качнулся, и жадные горячие губы припали к моим губам, завладев так ненасытно, исступлённо, что я задохнулась, и голова поплыла, как и тело, вдруг оказавшееся в вязком киселе.

Мои чувства не ошиблись. Жадный рот впивался в мой, беспощадно, терзая, кусая посасывая, вбирая губы и вновь впиваясь жарко, влажно, толкая язык мне в рот, заполняя собой, беря меня им. Я не поняла, в какой миг обмякла, моё тело отозвалось так быстро, безудержно, совершенно бесконтрольно, беззаветно потянулась к исгару, стремясь прижаться к нему, вцепиться, как в спасительный край. Не могла поверить в то, что он здесь, что пришёл за мной. Это какой-то сон, морок, обман, но его пальцы, сжимающие мои плечи, мой затылок, горячее дыхание и смолистый горько-сладкий запах, что лился через моё горло, оставляя на языке вкус его поцелуя, его страсти — это был он, Маар.

Я сжала дрожащие от возбуждения и радости пальцы на его плечах, покрытых кожей куртки. Я цеплялась за него, и одновременно во мне росло желание вонзить нож прямо исга́ру в сердце за то, что оставил меня, за то, что пришёл, что выжил, за то, что берёт меня языком так отчаянно жарко. Я проклинала его, ненавидела. Я раскрыла губы, чтобы сказать это, сказать что-то резкое, чтобы задеть его, уколоть, ранить до кости. Мне необходимо выплеснуть всю свою злость и страх, или они меня разорвут на части. Маар отстранился, оставляя мои полыхающие губы, позволяя глотнуть воздух.

— Не трогай меня… зачем ты пришёл… оставь меня, не прикасайся! — рванулся изнутри обжигающий яд.

Исга́р жёстко схватил меня, встряхивая.

— Заткнись Истана. Заткнись и запомни, ты принадлежишь мне, твоё тело, твоя душа — мои. Ты вся моя. Только моя. Я буду диктовать, что стану делать с тобой — оставить тебе жизнь или позволить тебе сдохнуть здесь, трахать твой рот или щель, поняла?

Я проглотила подпирающий к горлу ком ненависти, досады, гнева — я хочу жалить дальше, чтобы пробить эту стену, но я просто тону в беспросветной черноте его глаз, сжирающих меня целиком. Он весь горит, от него исходит бешенная сила, сдавливая, сокрушая — я тону в этом стихийном океане его мощи, падаю на самое дно под гнётом его власти надо мной. Он чудовище, как я могла ждать его? Думать о нём? О демоне, у которого нет сердца, нет ничего живого внутри, только жажда и голод, жажда крови, жажда секса. Сквозь туман слёз я видела его тёмные глаза, чёрные, настолько топкие, невозможные, адские, затуманенные яростью, ядовитым диким пламенем, что он разил мою душу. Маар, резко обхватив мой затылок, притянул меня к себе. Я ткнулась в его шею носом, зажмурившись и зашипев от острой боли, но не физической. Запах горячей терпкой смолы обжёг, такой тягучий, желанный. Это невозможно. Невыносимо ненавидеть и желать.

— Он тебя тронул? — спросил исга́р, обжёг губами мой висок.

Я покачала головой, содрогаясь, не могла издать и звука — горло сжал спазм давящих слёз. Его голос вибрировал во мне, разгоняя кровь по венам, и холодил одновременно.

Маар выпустил меня, быстрым движением снял с себя плащ, накрыл мои плечи, закутал, скрыв до самых стоп. Подхватил меня на руки и направился вглубь тени, откуда пахнуло сыростью — в стене зияла пробоина, скважиной уходящая в недра замка. Маар вошёл в неё, двигаясь легко, хищно, быстро, безошибочно ориентируясь во мраке.

4.

Переход через земли Навриема был быстрым и стремительным. Отряд Маара без передышки пересёк за шесть дней расстояние до королевства, как если бы он пересекал его на корабле по морю. Злость и жажда скорой расправы бурлили в Мааре так неистово, что потоки его силы вырывались штормовыми порывами, но ещё слишком рано давать волю бушующей стихии и нужно поберечь ярость на другой случай, Маар не сомневался в его неизбежности. Его терпение оканчивалось там, куда Маар никого не пускал, ставя барьеры, где бился исга́р — уничтожить каждого, смести, скосить, сжечь дотла. Это было легко для Маара — объять огнём, выжечь каждый закоулок замка, каждый угол, не оставить никого живого, только стены. Но в недрах его была Истана, он мог её зацепить, задеть случайно.

Её посадили в Колодец. Маара прошибло насквозь острыми шипами. Будь он один, он бы немедленно расчленил Ирмуса на куски и выкинул на скормление нойранам. Но сейчас действовать приходилось с предельной точностью и осторожностью, хотя это давалось с большим усилием. Всё то время, когда Маар восстанавливался, и после того, как только они прибыли в Наврием, неведенье, нетерпение и гнев потрошили железными крюками. Маар не мог сделать ошибку. Один неверный шаг, и он только навредит асса́ру.

Его состояние ухудшилось, когда он почувствовал асса́ру всем естеством, его потянуло к ней с сумасшедшей силой, непонятной ему. Маар лгал себе, когда думал, что он сможет избавиться от неё, выкинуть из себя. Эта холодная гордячка намного глубже засела в нём, намного…

Она в замке, её держали в восточном крыле, сегодня днём король требовал её к себе, а теперь велел запереть в одном из Колодцев — изолированных комнат, где держали неугодных, провинившихся слуг. В Колодцах есть потайные двери, через которые приходят те, кто желает выместить свои обиды или… спустить пыл. Этих комнат страшились все слуги и не только — часто там бывали и любовницы Ирмуса. Сочные дырки, что надоедали его величеству — развлечение для лойонов и управляющих. Маар брезговал такими подачками, трахать потаскух Ирмуса не для него, ему хватало потаскух, что прыгали в его постель. И сейчас всё кипело внутри, потому что там оказалась Истана… Его нутро выжигало ядом от одной мысли, что к ней осмелится кто-то прийти, осмелиться кто-то коснуться. Кровавые пятна разливались перед глазами от одной мысли, что асса́ру возьмёт кто-то другой.

Больше сведений не удалось разузнать. Но, как бы то не было, Ирмус облегчил задачу — в Колодец проникнуть легче, чем в покои замка. Подземные ходы сетью были перед глазами, Маар знал их, как свою ладонь, знал, в какую сторону повернуть, двигаясь с предельной точностью, безошибочно в кромешной темноте, он был самой тьмой. Он хорошо изучил их, передвигаясь по запаху подземных пещер.

Истана в холодном зыбком мареве за толстыми стенами, как тёплый огонь, к которому Маар устремился, её запах вёл его, аромат растекался на языке, и в глазах темнело от невыносимой бесконтрольной жажды, она ждала и звала его, вынуждала поторопиться. Разделившись с Шедом, Ремарт сошёл по каменной лестнице, приближаясь к Колодцу. Вход не охранялся, Маар бесшумно приблизился к двери, за которой находится асса́ру. Ещё немного, и она будет в его руках, но, если заметят пропажу, сработает сигнал.

Внутри Колодца что-то происходило. При виде Истаны, лежащей на досках под нависающим над ней лойоном, его парализовало, а следом прострелило все тело адским спазмом ревности, жалом вонзившимся в самое сердце. Маара швырнула вперёд ярость, широкими прыжками он пересёк пустую комнату. Ладонь обожгла холодная рукоять кинжала, одно движение, и горло лойона вспорото. Кровь хлынула из прорехи, окропляя платье Истаны багровыми пятнами.

Пленница в ужасе вскинула взгляд на Маара, медленно отползала. Её трясло дико, она его узнала. Маар сдёрнул со своего лица маску, нависнув над асса́ру, с болезненной жадностью вжался в её дрожащие холодные губы, утоляя сумасшедшую жажду, жажду её тела, её запаха, её эмоций.