Страница 24 из 48
Ремарт будто почуял моё возбуждение — крадёт его, едва я успела закрыться. Вдруг выпустил и подхватил за ягодицы, подтянул ближе к краю кровати и опустился передо мной на колени, раздвигая мои ноги, раскрывая лоно. Стыд пронизал меня тонкими разрядами тока от того, что сейчас открылось самое сокровенное его сумрачным глазам. Он склонил голову, и, когда захватил губами чувствительный бугорок, я судорожно втянула воздух, смяв в пальцах простынь, прогнувшись от невыносимого удовольствия. Маар приподнял мои бёдра выше над кроватью, к своему лицу, и скользнул языком по складкам, проводя пальцами вокруг лона. Я сжала губы плотнее, чтобы не застонать, меня затопило блаженство. Маар лизнул, целовал и всосал в себя клитор. Он начал горячо пульсировать от его жадного натиска, набухая от умелой ласки. Исга́р медленно ввёл внутрь меня свой палец, и я в конец потеряла дыхание, раскрыв в беззвучном стоне губы. Я смотрела на его склоненную голову, чёрные волосы, падающие на скулы, скрывающие его тёмные росчерки бровей, на губы, выдыхающие жар, на литые плечи. Маар пах пеплом и тем особым запахом, который заставлял всех женщин хотеть его, желать. Как желала сейчас я.
Его взгляд устремился на меня, обжигая чернотой. Он имел меня своим ртом, стоя передо мной на коленях, возбуждая немыслимо, своей мужественностью, жестокостью, чувственностью, страстью. Маар вновь прикусил бугорок, я вскрикнула от пронизывающий боли, потянула на себя простыни, но тут же он зализал вспыхнувшую боль языком, присоединяя к движению пальца ещё один. Я выгнулась, ещё шире раздвинув ноги. Пальцы сменились губами, теперь его горячий влажный язык проник вглубь. Мне сделалось ещё жарче. Он таранил пульсирующее лоно, вожделеющее принять глубже, больше. Я протянула руку, запуская пальцы в его густые смоляные волосы. Я не понимала себя, совершенно, потеряла контроль, моему пожару внутренне не было объяснения, я не понимала, почему насаживаюсь на его пальцы и на его язык, не понимала, почему сгораю от его тягучего взгляда, почему с моих губ срываются сладострастные стоны, стоны, похожие на стоны боли и муки, в то время как внутри меня неумолимо ширилось удовольствие.
Великая Ильнар, что со мной!? Я начала бесстыдно тереться о его губы и язык. Я хочу, чтобы он лизал меня сильнее, быстрее, ещё. А-а-а-х!
Удары горячего влажного языка в глубь сокращающего лона продолжали чередоваться с проникновением пальцев, и снова язык. Я чувствовал его дрожащее дыхание, его жадные губы, язык, пальцы. Наслаждение вместе с болью пронизывало меня стрелами, подкатывало волнами, закручивалось вихрем. Его движения стали грубее,
жестче, доводя до высшего пика. Пока каскад звёзд не обрушился на меня ливнем, прибивая к перине, заставляя биться в экстазе, сжимать колени и разжимать, задыхаться, поддаваясь его горячим губам, его пальцам, что проникали в меня непрерывно. Маар резко вынул из, сжал меня, собирая губами сок моего наслаждения. Через мутный туман блажи я слышала только собственное сбившееся дыхание, что металось в груди безумно. Внутри меня сделалось пусто, совершенно пусто, не было ничего, кроме жара и влаги, острого пряного запаха, растекающегося по языку и горлу, что отяжелял и без того туманную голову. Я невольно осознала, что в его плену стало неожиданно тепло и спокойно. Умиротворение накатывало на меня чересчур быстро. Я вдыхала запах Маара, теперь я знала, какой он на вкус, и неожиданно поняла, что мне нравится дышать его запахом, чувствовать на языке вкус пепла и страсти. Бороться с собой стало невозможно, поздно я спохватилась.
Маар поднялся с колен. Его вздыбленный, покрывшийся набухшими венами горячий ствол члена жаждал скорее проникнуть внутрь. От одного лишь этого вида я едва не застонала, столько в этом мужчине было силы, что хотелось раздвинуть ноги перед ним шире. Завтра я буду проклинать себя, просто уничтожать, стирать в прах, вспоминая всё это, но не сейчас… Я сглотнула, понимая, что будет продолжение. Маар встал коленом на кровать, навис надо мной, уперев ладони по обе стороны от меня, качнув бёдрами. На этот раз вторжение было мучительно-неторопливым, головокружительно тягучим. Из меня вырвался протяжный стон, задрожав где-то в горле. Я прикрыла ресницы от нового притока наслаждения, погружаясь в такую же непроглядную вязкую, как глаза исга́ра, черноту.
— Смотри на меня, — приказал страж.
Маар ожидал чего угодно, но только не того, что Истана понадобится Фоглату именно как мать ребёнка, которого он бы забрал. Злость мгновенно исчезла, сменяясь на другое чувство. Маару хотелось прижать асса́ру к себе и целовать, целовать всю бесконечно долго, не выпускать никогда. Он оставил её в этом гадюшнике на растерзание. Маара ослепило и оглушило от одного понимая, какой беззащитной она оставалась там, в замке. И когда он ощутил желание асса́ру — он сорвался. Запах её возбуждения проник в кровь, будоража его до самого основания. Её тело, созданное будто только для него, прекрасное, совершенное, с жемчужной кожей, розовыми сосками и складочками между ног, с голубыми глазами и серебром волос пробуждает глубинное первородное дикое желание, импульс, который рвётся наружу, распирая его изнутри, жажду обладать ею, принести ей удовольствие.
Маар склонился, коснувшись её распалённых губ, смотря в озёра её глаз, он хотел окунуться в этот родник сполна. Мужчина спустился вниз, целуя её грудь, живот, бёдра, касаясь губами её возбуждения. Истана судорожно пыталась дышать, выпуская из губ невольные вздохи. Она широко распахнула ноги для него, чтобы он касался её, брал языком и пальцами, раскрывая, лаская. В ледяных глазах потухла ненависть, они подёрнулись туманом желания и похоти. Асса́ру хотела его так сильно, что билась в его руках, как птица, выгибаясь навстречу, комкала простынь, пронизывала пальцами его волосы, призывая не останавливаться, продолжать ласкать её, вылизывать, собирать росу с её розовых нежных лепестков лона, которые пахли сладко, с легкой терпкостью, как лотос.
Маар ни разу никого так не брал, как сейчас Истану, так упоительно, самозабвенно, неконтролируемо, жадно до помутнения, до возбуждения острого, яркого, бурного. Он стоял на коленях, жарко дышал между её ног, пробуя асса́ру на вкус. Ещё и ещё и не смог насытиться, вылизывая Истану. Он слишком далеко зашёл, в нём колыхнулись противоречия, которые слепо бились в его грудь, выливаясь в вожделение адской силы. Член налился кровью и болезненно пульсировал, до рези и остроты. Ураган, что поднялся в Мааре, сносил все преграды и замки, ломая в нём что-то. Он должен немедленно её оттолкнуть, но вместо этого слизывает соки её желания, сжимая в пальцах свой член, двигая рукой по стволу, доводя себя до высшей точки. И когда волны жара сотрясли тело, Маар резко поднялся, тяжело обрушившись на Истану, раскинул её стройные ноги, ввёл член в её разгорячённое для него лоно. Истана издала судорожный вздох, прикрыв ресницы, принимая его.
— Смотри на меня, — непоколебимо приказал Маар.
Напряжение очень сильное давило до боли. Ван Ремерт толкнулся резко, исступлённо, не остановился: снова удар, ещё и ещё, удар за ударом. Асса́ру выдыхала через приоткрытые губы быстро и рвано, вздрагивая под ним. Её припухшие уста выделялись ярко на бледной коже её лица и имели сейчас вишнёвый цвет. Она вся такая тонкая, хрупкая, с такими плавными соблазнительными изгибами стройного тела, что ему стало страшно от того, что он может раздавить её собой. Особенно, когда она начала вскрикивать от его мощных, твёрдых толчков. Маар взорвался так бурно, тяжело, тягуче, что исгару в нём хотелось убивать и умереть самому. Остановился, ослепнув на миг. Комната наполнилась шумными вдохами. Маар склонился к влажному виску Истаны. Пред глазами мелькали багряные пятна. Он чувствовал только горячую дрожь дыхания Истаны на своём виске. Густое молчание закупорило слух. Скупой золотистый свет освещал сплетённые отяжелевшие разгорячённые тела. В полумраке глаза асса́ру были тёмные, и горели в них далёкими звёздами блики. Они уже не кололи холодом, Истана не сопротивлялась, сдалась ему, покорилась, отвечая. И он — тоже.