Сороковник. Книга 3

Я смотрю на него во все глаза.

— А я ничего и не говорила, — наконец, выдавливаю.

— Ты подумала.

— Понимаю. — Я верчу в пальцах ягоду. Снова его странное чутьё? — Не маленькая. Мы из совершенно разных миров, Мага, я же вижу. Там, откуда ты приехал, своя иерархия, там наверняка признают только своих, из рода, из клана. — У него снова дёргается щека. — Да я же и не прошу ничего. Мало ли что я там подумала… или ты решил, что я подумала.

— Значит, ничего и не было, — спокойно довершает он. — Выпей, Ива. Попробуй, наконец.

Вино изумительно. Тёплое, словно глоток солнца, оно растекается по жилам, согревает кровь. Его вкус настолько богат, что всех оттенков и не перечислишь — язык слишком беден для этого. На виноградно-ягодном фоне проступают, к великому моему изумлению, оттенки шоколада и кофе, а послевкусие, невероятно долгое, дарит тонкий аромат цветущей липы. Никогда не пробовала ничего подобного.

— …Хорошо? — тихо спрашивает Мага.

"Хорошо", — думаю. Он кивает. Режет сыр на совсем уж тонюсенькие ломтики, которые ложатся на язык, как маленькие солоноватые маслянистые рыбки. Мякиш лепёшки с куском шершавой корочки оттеняет фактуру сыра. Делаю ещё глоток, и вдруг в животе и в голове словно взрывается фейерверк. Прикрываю глаза ладонью, но под веками всё ещё пляшут призрачные солнечные зайчики.

— Это бывает, — слышу голос Маги. — Не бойся, сейчас пройдёт. От хорошего вина не пьянеют. — Я слышу звук пододвигаемого кресла. — Пьянеют от того, кто рядом, — шепчут мне на ухо. Он слегка трётся своей щекой о мою щёку. — Ива-а… — Трёхдневная щетина не колючая, а шелковисто-мягкая, но я едва успеваю её почувствовать: мой сосед отстраняется. — Ещё глоток, звезда моя. Он как противоядие, поверь мне.

Мне хочется выпить залпом, но Мага удерживает. Только глоток, не больше.

И вкладывает мне в губы клубнику, что лопается во рту, отдавая сочную плотную мякоть и хрустящие на зубах зёрнышки.

— Не открывай глаза, Ива.

И снова глоток вина.

Нежный кусочек сыра.

Вино.

Хлеб с мелкими зёрнышками кунжута, тоже солоноватый, словно политый слезами.

Глоток солнца.

Ягода… Это какая-то оргия.

Мага пересаживает меня на диванчик, у которого вдруг разыгрывается жуткий склероз, ибо ничем иным объяснить невозможно, почему он больше не скрипит. Мой загадочный спутник просто обнимает меня сзади, прижимая к тёплой груди, уткнувшись подбородком ко мне в плечо. Он дышит мною. Мы смотрим на звёзды.

— … Хорошо? — спрашивает.

— Хорошо.

Когда успел закончиться дождь, и когда очистилось небо — я не заметила. Я дышу тем, кто рядом. Мы смотрим на звёзды. И ветер, дабы пламя свечей не мешало нам, тактично гасит оба огонька.

ГЛАВА 15

Довольно часто за всё наше повторное знакомство я в мыслях называла его «суженым», иногда с иронией, иногда — с досадой, но мне даже в голову не приходило, что, возможно… так оно и есть? До сих пор не могу припомнить того, самого главного, что между нами произошло. Но ведь оно было. Было! И наверняка красиво, изысканно, если даже простое любование на звёзды Мага сумел обставить столь романтично, что я до сих пор завидую самой себе тогдашней. Я не тороплюсь окончательно просыпаться, хотя уже могу. В голове полнейшая сумятица, в мыслях разброд и шатания, и встать сейчас — значит, невольно принять на себя хлопоты очередного дня с его насущными проблемами, что-то решать, определяться, а я не хочу! У меня на губах до сих пор терпкая горчинка вина и сладость спелой ягоды. Словно и не было этих пятнадцати лет. Вот открою глаза — и я в маленькой спальне коттеджа на берегу моря, на узкой кровати у стены, обшитой светлыми ясеневыми панелями. Ещё немного я полюбуюсь на облака, бегущие высоко за мансардным окном и пойду готовить Маге завтрак. Он почему-то очень любил, когда я готовила специально для него, а меня тогда это удивляло: для кого ещё в семье стряпать, как не для своих? Мне и в голову не приходило, что утренняя трапеза может быть сотворена совершенно чужими руками, ведь невозможно представить ту же донну Мирабель, жарящую яичницу с помидорами или, раскрасневшуюся от жара духовки, вынимающую противень с булочками. Теперь-то я это понимаю. А тогда — удивлялась молча, просто старалась сделать ему приятное, раз человеку нравится. Как и для Васюты старалась… Со стоном хватаюсь за голову. Недаром иногда какую-то проблему иносказательно кличут «головной болью», так оно и есть… Мага и Васюта. Некромант и Воин. Один — отец моих детей… ах, да, и второй тоже. Один решил из-за меня пойти против семьи, если придётся… да? С чего я взяла? Что-то такое было в наших разговорах, не могу припомнить, хоть тресни, но, очевидно, на всё нужно время… Другой взвалил на себя мою миссию. Опасную. Может, смертельную. Кто знает, с учётом взрывного характера моего суженого — ну, вот, опять я его так назвала! — и тяжёлого нрава привычного к подчинению дона, чем бы мог обернуться конфликт отца и сына, сильнейшего и просто сильного некромантов. Невольно я припоминаю, как страшно было в Михелевой гостинице проходить мимо двери, подёрнутой чёрной дымкой, за которой бушевали невидимые глазу стихии, когда Маге вздумалось высказать претензии по поводу возможного папочкиного сватовства ко мне. Не ровён час, не выдержала бы защита, ведь дверь уже прогибалась, гостиницу по камушку разметало бы… А Васюта… Худо мне без него пришлось бы, без поддержки, без надёжной опоры, а такое добро не забывается. Может, он на Змея и напоролся оттого, что стремился от меня беду отвести и, как и полагается в этом мире, получил всё, что хотел… Оба мне дороги. И скажи мне сейчас: определись, в конце концов! — я не буду знать, что ответить. Какое-то время сижу в полной прострации, теребя край одеяла. Затем, наконец, обращаю внимание на то, что пристроена в уютном окружении подушек, словно в гнёздышке. Постель рядом не смята, похоже, я тут давно одна: меня уложили поудобнее и оставили сладко досыпать, чтобы не мешалась и не путалась под ногами. Сутки сна получены от сэра Наставника, да ещё наряд вне очереди от Симеона. Только, кажется, не срослось что-то у шустрого старца. Проведи я тут двое суток — и мне положено было бы прочухаться не раньше вечера, а сейчас день в разгаре, вон как светло… В большие окна, не стеснённые занавесями и портьерами, льёт солнечный свет, не оставляя ни кусочка тени. Приторно-сладко пахнут увядающие розы в кувшине, поставленном прямо на пол рядом с кроватью. Дрогнув, от одного из цветков отщёлкивается лепесток и планирует виражами вниз. Заглядевшись, тянусь его подхватить и с удивлением смотрю на собственную руку. Должно быть, во время сна привыкла к тяжести, поэтому сразу и не ощутила… А ведь не было у меня этого кольца раньше, но почему-то оно мне знакомо. И серебро такое же, как у предыдущего, с благородной чернью, и печатка с гербом, таким же, как на воротах ограды небезызвестного замка, только нынешняя печатка не в пример тяжелее и украшена вкраплениями мелких сапфиров по окоёму герба. Озадаченно провожу пальцем по гранёным синим камушкам… и вздрагиваю, услыхав мягкий голос сэра Майкла. «Иоанна!» — Нервно озираюсь, но вовремя соображаю, что глас звучит не вживую, а у меня в голове и весьма напоминает телепатический сигнал, коими нам с окружающими уже приходилось изредка обмениваться. — «Я зашёл проведать вас перед отъездом, и, откровенно говоря, ваше состояние мне не совсем понравилось. Откуда такая энергопотеря? Дорогая, вы опять экспериментируете? Не увлекайтесь. Вам нужно набирать силы, а не тратить их. Оставляю вам небольшой резерв для восстановления». И добавляет после небольшой паузы: «Если и это кольцо по какой-то причине не снимется — я не буду в претензии». Невольно улыбаюсь в ответ на улыбку прекрасного сэра, которую угадываю в его речи. Конечно, кольцо застревает на суставе. Оно решило, что моё, и слезать не собирается. Ему удобно рядом с обручальным.