Сороковник. Книга 3

— А что тут думать, — осмелев, выдаю. Надо же, заговорила, а совсем недавно казалось — двух слов в присутствии старца сказать не смогу. — Ведь шарахнет ловушка по всем сразу! Или дон её распознает?

Симеон медлит с ответом.

— Пять вероятностных линий я считал, — нехотя выдаёт. — И только в одной всё обойдётся. В первой — сгинет Ян, потому как увидит камень первым и поспешит, да и твой Наставник на свою беду ближе всех к мальцу окажется. Во второй — твоя подруга угодит под раздачу, сама уцелеет, а ребёнка потом скинет. Третья…

— Не надо, — прерываю. — Получается — один шанс из пяти, что все целы будут?

Симеон уточняет, недовольно шевельнув кустистой седой бровью:

— Один из пяти, что портал откроют благополучно, и зайдут в него все, живы-здоровы. А вот что с ними там случится, кого встретят, вернутся ли — то для меня закрыто. Здесь твой морок, я в нём ограничен.

— Предупреди их, Симеон. Прошу.

Крепкие пальцы со слегка сплюснутыми кончиками оглаживают деревянную птицу, застывшую в навершии посоха.

— Не тут я тебя видел, Ваня, когда помощь предлагал, — неожиданно говорит Обережник. — Может статься, что в совсем другом месте тебе мой совет куда больше пригодится, чем сейчас. Подумай.

И так в этот момент его голос напоминает отцовский, что даже слёзы наворачиваются. Я сердито мотаю головой.

— Ну, смотри… — Он, как мне кажется, сдерживает вздох. — Молодая ещё, глупая. А может, чувствуешь, что так и надо. Значит, выберешься в другой раз без меня. Тому и быть.

Он всматривается мне в глаза.

— Твоих предупрежу, не бойсь. Наказ, какой нужно, дам. — Неожиданно усмехается. — Будет у Ящера ко мне ещё один должок. А тебе за то, что по временам неподготовленной скакала, наказанье: к тому времени сна, что Наставник положил, даю тебе ещё сутки. Восстановиться тебе надо, иначе и себе, и детям навредишь. Прощай, дева Ванесса теперь нескоро свидимся.

— Ещё сутки? — Собираюсь возмутиться, но тут с навершия посоха взвивается знакомый мне петушок, и я, растерявшись от неожиданности, промаргиваю полновесный удар клювом в лоб. И даже не успеваю удивиться на "деву Ванессу", а ведь какая из меня де…

… Да что же вы из меня делаете спящую царевну бессловесну…

… И проваливаюсь на этот раз в абсолютные тьму и запустенье. Которые почему-то пахнут морским бризом. И слышится откуда-то издалека шорох прибоя.

***

… но вот чего я по неопытности не учла, так это всей прелести хождения по гальке. Несмотря на кажущуюся гладкость, она так и норовит впиться в чувствительное местечко на ступне или поехать под ногами, или расступиться — и утопить в себе мою ногу по самую щиколотку. Налюбовавшись на мои подпрыгивания, Мага перехватывает меня за талию, легко отрывает от земли и волочёт в море — я даже пискнуть не успеваю. Когда вода доходит ему до пояса, ставит меня на ноги, но не отпускает. От его тела так и идёт горячая волна, по контрасту с волной морской, прохладной, и я чувствую себя как на терминаторе, границе света и тьмы, жары и холода. Конечно, только из-за этого меня кидает в дрожь

— Не бойся, не утоплю, — насмешливо говорит он. И тащит за собой за руку, преодолевая, как ледокол, сопротивление встречной волны. Убедившись, что на поверхности я держусь нормально, несколькими сильными гребками идёт в отрыв, и вскоре я вижу только чёрную макушку вдалеке.

А вода здесь — не неопределённо-серая, как в Дону или в наших прудах, а бутылочно-зелёная, словно изнутри подсвеченная. И какая-то плотная… И прозрачная на удивление. С удовольствием зависаю "солдатиком", поднимаясь и опускаясь вместе с водяной массой. Наконец, просто ложусь на спину и смотрю в небо.

— Хорошо? — только и спрашивает Мага, подплыв.

— Хорошо, — мурлычу в ответ.

— В открытом море ещё лучше. Там теплее. Верхний слой прогрет, а тут, у берега, перемешивается. Так и будешь лежать?

Он заставляет меня доплыть до буйков. Оградительная линия, до которой с берега, кажется, что рукой подать, на деле неимоверно далека. Кое-как добарахтавшись до неё, понимаю, что выдохлась.

— С твоей подготовкой всё ясно, — заключает Мага, притиснув меня к буйку и заставляя за него схватиться. — А раньше сказать не могла? Обратно на мне поедешь.

— Да ладно, — недоверчиво говорю, — я ж тебя притоплю! Сейчас отдохну и спокойно доплыву сама!

— Мне нужна тренировка с утяжелениями. Побудешь грузом.

Вспоминаю его прыжок с балкона — и возражения замирают на устах. А что, в самом деле он такой супермен? Кто бы на моём месте отказался проверить?

Куда меня несёт, и почему я так ему доверяю?

Спина у него мощная, сильная, цепляться за такую — сплошное удовольствие, а уж чувствовать, как под ладонями перекатывают мышцы… В общем, доверять хочется. При выходе на берег он небрежно одной рукой перехватывает меня — да не за талию, а подмышки, как ребёнка, вольно или невольно коснувшись и груди, я брыкаюсь. Чертыхнувшись, как мне кажется, он смещает руку ниже и благополучно извлекает меня из воды.

— Я что, сама дойти не могу?

— Тебе нужны тапочки. Купальные. Или другой пляж. — Не обращая внимания на мои пыхтения, он заматывает меня в полотенце. — Сохни.

— Ты что это раскомандовался? — интересуюсь. А сама украдкой на него поглядываю, ибо посмотреть есть на что. — Мне, конечно, нравится, когда обо мне заботятся, но не на каждом шагу!

— Потому что ты одна, — отрезает он, будто это само по себе многое объясняет. — Кто-то должен о тебе заботиться. Сама же признаёшь, что нравится.

Он откидывает со лба пятернёй мокрые кудри, оборачивает полотенце вокруг бёдер. Неподалёку от нас уже крутятся любители утренних купаний, ранние пташки, и косятся вроде как с уважением: их опередили, надо же!

— Послушай, Мага, — начинаю нерешительно. Мне хочется сказать: я чересчур старомодна по меркам нашего времени и могу принять обычные знаки внимании за ухаживание, и навоображаю себе бог весть что и уже в мыслях буду считать тебя своим парнем — а ты возьми и укати, оставив меня наедине с рыданиями и разбитым сердцем. Нет, именно так я, конечно, не ляпну, а вот, например, скажу ему…

— Послушай, Ива! — прерывает он. Внезапно меняет тон. — Может, и командую. На самом деле, я не часто с женщинами общаюсь, к куртуазности не привык… — Невольно отмечаю старомодное слово "куртуазность", чуждое, казалось бы, его лексикону. — Если я вижу, что нужно помочь — я помогаю и ничего предосудительного тут не вижу. — Вот ещё одно словечко проскочило… — Мне часто приходится ходить… — он словно спотыкается, подбирая определение, — старшим в походы с группой, там невольно следишь за новичками. Я привык. Для меня ты сейчас такой же новичок.

— Да ну? — Смотрю недоверчиво. — Мага, да я уж не девочка давно и ты думаешь, я не в состоянии…

Он усмехается.

— В море — новичок. Признайся же! Если бы не я — тебя ж безобидная волна раскатала бы по берегу, пока ты ножки поджимала на камнях.

Подозреваю, что он преувеличивает, но вот насколько? Врождённое женское упрямство заставляет меня насупиться. Молча беру сумку и иду в кабинку для переодеваний, всем видом, как мне кажется, изображая, что продолжения разговора не будет. И, накинув хлипкий крючок на фанерную дверцу, стягивая прилипающий к телу мокрый купальник, вытираясь полусырым полотенцем всё стараюсь придумать ответ поязвительней. Хотя поезд и ушёл…

К моему удивлению, Мага поджидает меня на лестнице, выводящей на набережную. А сидит он интересно, боком, вытянув длинные ноги вдоль ступеньки и перегородив мне дорогу. Ну что за детский сад? Вот сейчас возьму — и демонстративно перешагну через его ножищи!

— Выпьешь со мной кофе? — невинно осведомляется. — Тут неподалёку неплохо готовят, на песке. Заметь, не командую — приглашаю.

Останавливаюсь в нерешительности.

— Что ж ты робкая такая… — саркастически замечает он, поглядывая на меня снизу вверх. — Можно подумать, тебя в жизни никто на чашку кофе не приглашал. Ива, это ни к чему нас не обязывает, мы просто посидим за одним столиком и полюбуемся на море. Ну, пошли! Это гораздо невиннее, чем выйти встречать рассвет с незнакомым мужчиной, — добавляет, задорно сверкнув глазами.