Украденная беременность

В глубине души Фая понимала, что этот незнакомец, биологический отец ее ребенка, по большому счету прав. Но при этом не готова была вот так сходу отказаться от решения не пускать мужчин в свою жизнь, к которому пришла за последние два года. К тому же, возникло неприятное ощущение, будто Лукьянов заранее поставил на ней клеймо нерадивой матери, не способной позаботиться о своем малыше. Сердце опалила обида. За обидой пришла злость.

— Я уже сказала, что справлюсь сама! — воскликнула она. — И у нас все будет в порядке! И у меня, и у моего ребенка!

Мужчина, поблескивавший на нее стеклами своих брендовых очков, взволнованно сжимавший кулаки, неожиданно вздрогнул всем телом от прозвучавших последними слов. Замер на мгновение. Перестал дышать. Потом резко, с всхлипом, втянул воздух в легкие. Взмахнул руками, будто пытаясь отгородиться от чего-то страшного. Повторил пару раз невнятно «в порядке… в порядке» — и начал оседать, сползать на пол, словно лишившись сил. Лицо его побелело. Очки съехали, обнажив глаза: странные, страшные, с расширенными до предела черными пустыми зрачками.

— Е-э-э-э… — засипел он длинно, — е-э-э-э…

Фаина опешила. Да что там опешила — испугалась не на шутку! Огляделась вокруг, словно надеясь найти подсказку: что происходит? Что делать? Вернулась взглядом к Федору — и бросилась помогать: расстегнула воротничок его рубашки. Сняла и отложила в сторону бесполезные сейчас очки. Легонько похлопала мужчину по щекам. Он никак не отозвался на ее прикосновения. Фая встала, бросилась к окошку, отворила его, чтобы впустить в комнату прохладный свежий воздух. Потом подбежала к мойке, набрала в чашку холодной, почти ледяной воды. Вновь склонилась к Федору.

Он продолжал тянуть свое пугающее «е-э» и царапать скрюченными пальцами кафель напольной плитки.

— Федор! — позвала Фая. — Федор! Вы меня слышите? Что с вами?

Лукьянов не отозвался. Девушка смочила кончики пальцев воде, побрызгала Федору в лицо. Он пару раз моргнул, но состояние его не изменилось. «Нашатырь!» — сообразила Фаина.

К счастью, это средство всегда имелось в ее домашней аптечке. Девушка нашла флакончик, смочила в пахучей жидкости клочок ваты, сунула ватку мужчине под нос. Он сделал очередной судорожный вдох и закашлялся. Фаина дождалась, когда он откашляется, потом поднесла к его губам чашку с водой. Федор сделал пару глотков. Отстранился. Его взгляд оставался потерянным, но в нем уже появилась какая-то осмысленность. Мужчина осматривался, явно пытаясь разобраться в происходящем. Обнаружил, что сидит на полу. Окинул близоруким взглядом стоящую перед ним на коленях девушку. Закрыл лицо руками, проговорил сдавленным голосом:

— У меня был приступ… Я сильно напугал вас, Фаина?

— Напугали. — Подтвердила она. И добавила с обидой: — А уверяли, что здоровы.

Федор резко откинул голову назад, словно девушка влепила ему пощечину, и стукнулся затылком о дверной косяк. Моргнул и скривился невольно — то ли от удара, то ли от болезненного укола, с которым впились в него слова Фаины.

— Я не псих, — сообщил угрюмо. — То, что вы видели — следствие пережитого в детстве сильного нервного потрясения.

— И часто у вас такое? — в глубине души ругая себя за бестактность, продолжила допрашивать нежданного гостя Фая.

— До недавних пор случалось раз в два-три года.

— Что-то изменилось?

— Не знаю, но за последние два месяца это второй приступ, — неохотно признал мужчина и принялся ощупывать пол, видимо, пытаясь отыскать очки.

«Лукьянов Федор Андреевич. Владелец одной из крупнейших IT-компаний на российском рынке. Сидит на полу у меня в кухне и признается в таких вещах, что желтая пресса заплатила бы за них десятки тысяч долларов, — вдруг осознала Фаина и тут же устыдилась собственных мыслей. — Нет! Вот уж журнашлюшкам я его не продам. Такой подлости он не заслуживает».

Черт! Ей вовсе не хотелось жалеть этого человека. Не хотелось испытывать к нему сочувствие и симпатию. Ведь от этих чувств всего пара шагов до дружбы, влюбленности. А что потом? Очередное разочарование? Череда бессонных ночей, месяцы тоски…

— Вы не это ищете? — с нарочитой холодностью в голосе поинтересовалась она и протянула Федору его очки.

— Да. Спасибо. — Лукьянов спрятал слезящиеся глаза за стеклами и устало выдохнул. — Простите меня, Фаина. Я…

— Вы сейчас пересядете на стул и выпьете горячего сладкого чаю, — не слишком деликатно перебила его девушка. — Разговоры могут подождать.

— Да… — Федор тяжело встал.

Покачиваясь, словно пьяный, добрел до табурета и почти рухнул на него. Невольно потер стиснутые клещами боли виски. Оперся локтями на стол и прикрыл лицо ладонями. Затих, пытаясь отдышаться и справиться с болью.

Фаина по-прежнему сидела на полу и снизу молча наблюдала за перемещениями гостя по своей кухне. Она разрывалась между потребностью помочь, поддержать выбитого из колеи мужчину, и желанием защитить свой дом и свою жизнь от вторжения чужака, пожелавшего занять в ней слишком много места. Но не выставлять же его за порог в таком состоянии!

Фая поднялась. Подошла к открытому окну, через которое в кухню врывался холодный, сырой осенний ветер, закрыла створки. Вернулась к столу и принялась разливать заварку:

— Вам покрепче?

— Да. — Голос мужчины прозвучал глухо.

Фая оглянулась на него, отметила про себя зажмуренные глаза, болезненную складку между бровей.

— Может, выпьете таблетку аспирина от головной боли? У меня есть растворимый, — предложила сочувственно.

— Думаете, поможет? — засомневался Лукьянов.

— Должен… — Фаина снова нырнула рукой в домашнюю аптечку, отыскала шипучку «Упса», развела в стакане воды из фильтра и поставила перед гостем.

Федор потянулся к стакану, нечаянно задел пальцы девушки — теплые, нежные, живые — и не удержался: поймал их, прижал к своему пылающему лбу.

Он соскучился по теплу. По прикосновениям, несущим в себе ощущение близости и заботы. Его жена дважды оказывалась рядом с ним во время приступов, и ни разу ей не пришло в голову проявить хоть какое-то участие: вместо этого она вызывала то соседа, то охранника, а сама убегала прочь с истеричными криками, что «не в состоянии смотреть на то, как трясет этого психа».

Фаина не убежала. Бросилась оказывать помощь. И сейчас, когда он невольно столкнулся с ней руками, не вздрогнула, будто соприкоснулась с гадюкой. Замерла, ожидая, когда он отпустит ее пальцы.

Федор понимал, что она ждет этого, знал, что это следует сделать — и не мог. Его слегка затрясло от острого, нестерпимого желания прикоснуться к застывшей рядом женщине, прижать ее к себе, приникнуть щекой ко все еще плоскому животу, в котором уже растет его ребенок — единственное родное существо…

Фая ощутила охватившую гостя дрожь.

— Снова приступ? — спросила настороженно.

— Нет, — успокоил ее Федор. И все же потянулся, обхватил ее бедра, привлек к себе, вжался лицом в изгиб женской талии.

Фая напряглась, не зная, чего еще ожидать от мужчины, приготовилась сопротивляться новым посягательствам, но их не случилось. Тяжелое дыхание, лоб, упирающийся в ее бок, руки, охватившие ее тело так, словно она — спасательный круг, — вот и все, что позволил себе Лукьянов. Наверное, следовало оттолкнуть его, отстраниться, но Фая не смогла: слишком отчаянным было это движение. И она подавила первый порыв, осталась стоять в кольце его рук — смущенная и озадаченная.

Федор держался за Фаю, как за соломинку: сознание плыло, перед глазами вспухали и взрывались красные, будто кипящая лава, круги. Но постепенно боль начал отступать. В голове немного прояснилось. И даже душа, кажется, слегка отогрелась благодаря близости пока еще совсем чужой, но уже такой важной в его жизни женщины.

Слова, которые он готовил, продумывал, проговаривал про себя десятки раз, вдруг всплыли в памяти и полились из него сами собой:

— Я приехал, чтобы просить вас позволить мне быть рядом с вами, Фаина. Или чтобы вы были рядом со мной. Хотя бы до родов и год, два, три после. Я приглашаю вас в мой загородный дом — он большой, просторный, места хватит. Я… перепишу его на вас, или давайте вступим в фиктивный брак и заключим брачный контракт… Я обеспечу и вас, и ребенка, вы ни в чем не будете нуждаться!