Танцы Близнецов

Замдиректора действительно не заставил себя ждать. Ввалился – телесный, добродушно-шумный. Заполнил номер парфюмерными ароматами.

– Прикупил масло «Пять секретов пустыни» для супруги, все руки перемазал, пока выбирал.

Быстро обнаружились знакомые по горсовету, непременная Люсиль в том числе.

– Ребята! – одушевлялся он от тоста к тосту. – Вы должны проникнуться! Это особый мир! Египет – это не просто пирамиды и финики. А финики тут отличные! Да вот же они! Молодцы, не успели приехать, а у них уже финики на столе! Кстати, вся французская парфюмерия делается на египетских маслах. Так что советую прикупить. Дома разбавите спиртом – куда там Франции!

Он извлёк из кармана белого парусинового пиджака пару пузырьков с жёлтой маслянистой жидкостью.

– Один флакончик на пол-литра! Представляете?! Без всякой химии, натуральный продукт! Это особый мир, здесь остановилось время! А какая философия, какие традиции!

– Какие? – спросил Савойский.

– Чуждые, – убеждённо ответил Фёдор. – Нам, русским людям, чуждые. Это вам не Таиланд.

И с места в карьер принялся рассказывать о Бангкоке, волшебном городе, где недавно побывал, где любое желание, любая самая безумная фантазия исполняются легко и непринуждённо. Голубые глаза Фёдора налились ультрамарином. Он стал рассказывать о волшебном сафари, золотом королевском дворце, с непонятным восторгом о тучах крыс на улицах тайской столицы, наконец, о тайках, и в голосе Фёдора проклюнулись нотки неожиданной нежности.

– Одни имена чего стоят, – чуть не пропел он. – Лай, Та, Мяу, Танья! А тантрическая любовь!..

В голове Карагодина выскочил овал вполне тайского личика будущего секретаря-референта.

– Танья? – переспросил он.

– Танья, Танья! – восторженно подтвердил Фёдор. – Танечка по-нашему.

И погнал про кабинеты тайского массажа. Было очевидно, что тема эта ему знакома не понаслышке.

– Выпьем за Таиланд, – решительно сказал он. – Как закончите здесь ваши дела, езжайте в Бангкок – жалеть не будете. Просто рай на земле.

Сумбурные, но полные неподдельного чувства рассказы Фёдора производили на публику некий гипнотический эффект. Футболисты зачарованно смотрели Фёдору в рот, Карагодин думал: «Умеет же человек любить жизнь!». Савойский внимал речам с интересом, но с долей критического анализа во взгляде.

– За Бангкок, – повторил Фёдор.

Футболисты, которые с появлением начальства рюмочки пригубливали лишь номинально, и тут вознамерились проявить осторожность, но Фёдор это заметил.

– Спортсмены, да вы не стесняйтесь. За Бангкок можно и до дна!

Спортсмены повеселели и лихо опрокинули рюмки.

– Ну что, поедете в Таиланд? – спросил Фёдор депутатов.

– Без вопросов, – легко сказал Карагодин, – как завершим дела, сразу в Бангкок.

– Подумаем, – сказал Савойский. – Обсудим с Аныванной. А вообще:

– Молодец! – вскричал Фёдор. – Ответ не мальчика, но мужа. А что у вас тут за дела?

Узнав о делах, он посерьёзнел.

– С губером будьте поаккуратнее, мужик непростой. Но если скажет «да», то слово сдержит.

Дружбу, спаянную навек, решили укрепить в ближайшие дни, как только у делегатов определится рабочий график. Прощались душевно, по-свойски, дружественными объятиями. На прощанье Фёдор значительно сказал:

– Дай вам Бог, удачи, а за мной алаверды, земляки!

Хорошо бы она была сейчас рядом…

Карагодин долго слушал, как Савойский беспокойно ворочается во влажной темноте спальни, наконец, успокоился, мерно засопел, вдруг отчётливо сказал: «Аныванна, ты спи». Наконец сам провалился, как в омут, в жаркий сумбурный сон. Привиделся массажный кабинет, где он лежал на каком-то парусиновом топчане. Неожиданно ласковое прикосновение чьей-то руки ко лбу. Спросил во сне: «Дарья, это ты?» – открыл глаза и увидел склонившуюся над ним Таню, с блуждающей наркотической улыбкой на охряных от губной помады губах, которые слегка приоткрылись и сладострастно приникли к его безвольным и покорным губам. «Вон оно как», – удивился он, ощущая привкус полыни. Пряди Татьяниных волос накрыли его лицо, источали пряный аромат. «Пять секретов пустыни» – узнал он.

– Ты спи, Аныванна, спи, – услышал сквозь сон Карагодин, открыл глаза, не понимая, где находится, увидел в зеркале напротив фрагмент покойной морской глади, ограниченной снизу песчаной береговой полосой, на которой группа аборигенов инспектировала длиннющую сеть, выложенную вдоль кромки воды, выбирая из неё неразличимые на таком расстоянии рыбацкие трофеи. Шестерни в его голове пришли в зацепление, завращались, реконструируя вчерашний вечер. Наконец определился в пространстве и времени. Некоторое время не мог вычислить источник пряного аромата, наполняющего объём опочивальни. Инстинктивно понюхал собственную ладонь – «Пять секретов пустыни»! В тяжёлой голове всплыла картина Великого Делания: с провизорской точностью он добавляет по каплям экзотическое масло, любезно предоставленное новым другом Фёдором, в пластиковый стаканчик с коньяком, который после перемешивания чайной ложечкой волшебно превратился в элитные французские духи. Вспомнил летучий сон, призывную Татьяну, дурманный запах её волос. Вспомнил бумажку с номером телефона, торопливо сунутую в его нагрудный карман при расставании, своё легкомысленно-весомое «будь спокойна, непременно позвоню. После девяти жди звонка».

Пошевелил ошпаренной ступнёй правой ноги. Приглушённая остатками алкогольного наркоза боль дала о себе знать с неожиданной отчётливостью. «Какого чёрта!.. – внутренне взвился он, но протестная волна тут же себя исчерпала. – Дал слово, держи его», – подумал Карагодин. Подумал, что никогда не нарушал слово, данное даме. Что приятно ощущать себя настоящим джентльменом. Было очень любопытно: что из всего этого выйдет?

Походный будильник на тумбочке показывал четверть седьмого. Карагодин понял, что заснуть снова не сможет. Осторожно, чтобы не нарушить сон маэстро, выбрался из постели и вышел в гостиную.

Стоя на лоджии с чашечкой крепчайшего кофе, набодяженого аж из трёх пакетиков, – запасливый Савойский прихватил в дорогу целую упаковку «Нескафе», он созерцал утреннюю панораму. Рыбари закончили разбор своей бесконечной сети и теперь складывали её аккуратными кольцами, отгоняя гортанными криками нахальных жирных чаек, налетевших полакомиться рыбьей мелочью, ещё трепыхавшейся на песке.

Подъехал маленький грузовичок. Рыбари споро уложили сеть в кузов, бросили туда мешок с добычей, прыгнули в кузов, и грузовичок укатил, оставив за собой чёткий протекторный след.

«Интересно, что они здесь ловят?» – подумал Карагодин, который и сам был заядлым любителем рыбалки. Натянул обрезанный по колено Wrangler и через пять минут был на пляже.

Он долго бродил по мокрому песку, который оставило за собой отступившее море, рассматривал розовые и серые двустворчатые раковины, уже уснувших и потерявших блеск ставридок, пеламидок и неожиданно миниатюрного ската… Вспоминал свои трофеи – сазанов, линей, пудовых сомов. И никак не мог взять в толк, что же увезли с собой в мешке черноногие рыбаки.

У кромки воды неизвестно откуда взявшийся фокстерьер с коротким хвостом торчком обнюхивал здоровенную мутно-бирюзовую медузу, беспомощно распластавшуюся у самой кромки воды. «Неужели? Неужели медуз? Неужели они их едят?! Ну, варвары».

Странным образом вид погибающего морского существа вернул мысль к красавице-Дарье… «Хорошо бы она была сейчас рядом, – с невнятной тоской подумал Карагодин, – любовались бы всей этой экзотикой. Она тонкая натура, она бы всё это чудо могла понять». Терьер неожиданно гавкнул – медуза теряла краски и быстро расплывалась по песку нехорошим пятном. «Свят-свят, – подумал Карагодин, – лучше Дарье этого не видеть… Может, и хорошо, что её здесь нет. К тому же в 9 часов нужно звонить Татьяне, а при Дарье это было бы неловко».