Страница 7 из 16
Понятливые «дембеля» затеяли перекличку:
– Первый!
– Второй!
– Третий!
– Четвёртый!.. – отрывисто летел счёт в ещё сильнее сгущающийся туман.
– Сорок второй!
– Хорошо, все, – заключил прапорщик. – Нале-во! Шагом марш.
Строй, гусеницей извиваясь при обходе небольших луж, зашагал в направлении аэродрома.
То слева, то справа навстречу и попутно двигались такие же или похожие воинские подразделения. Те, которые попадались навстречу, состояли из молодых, вновь прибывших на службу солдат. Они были молчаливы, сосредоточены. Шли строго прямо, лужи не обходили. Только крепче сжимали лямки вещмешков или по гражданской привычке совали руки в карманы. Очевидно, их вели к поезду. Со всех сторон их охраняли старослужащие, в основном сержанты.
При встречах из «дембельских» рядов летели колкие, иногда совсем грубые шуточки. В ответ – молчание. Лишь изредка позволяли себе огрызнуться сопровождающие. И совсем уж дикость, но бывало и такое, что на ходу распускал язык кто-то из молодых. Его тут же затыкали. Причём шикали и цыкали все вместе – и «дембеля», и сопровождавшие строй старшие. Всё, как и положено. А что положено? А то, что молодым ничего не положено. Закон!
Санька и Вовка шли молча, мерили шагами последние метры по угрюмой немецкой земле. Даже не верилось, что скоро не будет опостылевшей за два года суматохи, грубых выкриков, бесконечных приказаний и команд. Мама дорогая, когда же уже?!
Разминувшись со встретившимся в очередной раз на пути строем молодых солдат, Санька дольше обычного на них засмотрелся.
– Ты чего? – обратил внимание Вовка.
– Так, вспомнилось… Пацан там пошёл… Башка большая, как Дом Советов! А шапка хоть и мятая, но завидная. Такую накремишь да нагладишь – офигенная вещь получится! Самое оно на «дембель».
– Угу, – на ходу почти бесстрастно ответил Вовка, – обязательно снимут, пока до части доедет. А если нет, то в части уж точно.
– Какой старшина попадётся.
– И то правда. А ты не Головача случаем вспомнил?
– Ну да.
– Как о шапке сказал, так я сразу о нём и подумал.
– Что ж, родственные души!
Они строго, по-мужски друг другу улыбнулись. Истину о «родственных душах» оба усвоили давно. Ещё тогда, когда выяснилось, что мысли их часто совпадали. Ну, что же это ещё? Конечно, родственные души. Вот и теперь. Несколько десятков метров шли молча, воскрешая всплывшую в памяти обоих историю о Серёге Головаче – их бывшем сослуживце, а вернее, о его шапке.
Случилось это в Веймаре, два года тому назад. Их так же, как этих молодых, строем вели по огромному пересыльному пункту вперёд, в пугающую неизвестность.
Неровный строй. Каждый пятый новобранец хромает. То неумело намотанные портянки сбились в сапогах, трут мозоли; то сами сапоги выбраны не по размеру – жмут так, что сил нет идти. Но терпеть надо. Сопят ребята, хромают, мысленно молятся о том, чтобы скорее добраться до места. Грязища несусветная! Да когда это всё кончится? Хотя… Всё ещё только начиналось.
В строю пацаны из разных уголков СССР. В Фалькенберге, по прилёте в ГДР, успели немного перезнакомиться. Было у них на это полдня и ночь. Полдня сидели на скамейках; ночь – кто в палатках, кто дремал прямо на улице. Слякоть, туман, зябко.
Многих идущих в строю Санька и Вовка ещё не знали. Но балагур и весельчак Серёга Головач, кажется, из Днепропетровска, уже был им знаком. Он своим большим ростом и обаятельностью сразу привлёк всеобщее внимание. Впрочем, его разговор – вот что привлекло пацанов сильнее всего. Головач говорил на смешанном украинском и русском, плюс имел своеобразный акцент, плюс знание десятков, а быть может, сотен анекдотов. В общем, народ к нему сразу потянулся. Причём сам Головач знал немногих, а его почти все, кто шагал в строю.
Санька и Вовка где-то в середине колонны новыми, не снимаемыми уже третьи сутки, мокрыми и тесными сапогами упрямо месили тюрингскую грязь. Серёга ближе к авангарду. Рослый, колоритный, выделялся он среди всех ещё одним – своей большой, высокой серой солдатской шапкой. Хорошая была шапка – чуть светлее, чем у остальных. Даже у ребят, с которыми Головач призывался, головные уборы не такие. Ну что ж, бывает. Попалась человеку уникальная шапка. Может, хорошо это, а может, и не очень.
На неё сразу появилось немало охотников. Ещё в Фалькенберге «дембеля» засекли достойную вещь. Сначала со скамеек напротив покрикивали: «Эй, череп, возьми дедушкину шапку поноси! За счастье тебе будет. Давай махнёмся!» Покрикивали – и всё. Вставать со скамеек побаивались.
Между ними и молодыми на широкой песчаной полосе дежурили три офицера, которые, казалось бы, не обращали внимания на солдатскую болтовню. Но если кто-то пытался подняться со скамеек, они поочерёдно подавали голос, зачастую совсем не ласковый, типа: «Алё, воин, тебе неймётся? Ну-ка упал туда, откуда встал, не то обратно в часть загудишь!» Или: «Кто там поднял бестолковку? Ну-ка сели! Служба ещё не закончилась. Сейчас на строевую подготовку нарвётесь, благо плац рядышком!»
Нарушители дисциплины нехотя усаживались на место. Иногда недовольно бурчали обидное в адрес офицеров. А иногда со злостью обругивали молодых солдат только за то, что они совсем недавно были дома. На этом всё заканчивалось.
Ещё позже, когда новобранцев на ночь распределили по палаткам, прошёл слушок о том, что кто-то из «дедушек» хотел отобрать у Головача шапку силой. Но головной убор и его хозяина отстояли откуда-то явившиеся Серёгины земляки. «Дедушки» переговорили между собой – всё затихло.
И вот уже Веймар. Идёт-ползёт строй новобранцев. Тяжело вздыхают пацаны, головы опущены. Сопровождают подразделение четверо рослых сержантов-десантников и офицер. Он впереди: ведёт строй. Сержанты по двое, с обеих сторон. Конвой серьёзный.
Вокруг шум, гам, народищу! Вдруг откуда ни возьмись с разгона в строй влетает невысокий солдатик в зелёном засаленном бушлате. В мгновение ока сдернул с Головача шапку, бросил под ноги свою – всю замызганную, измазанную то ли углём, то ли мазутом – и мимо опешивших ребят бросился наутёк. Ловок, шустр! Никто из молодых даже понять ничего не успел. Сам Головач только протянул руку вслед солдатику и открыл рот, словно воздуха ему не хватало. У всех молодых – шок!
Десантники сработали чётко. На шум обернулся офицер. Только краем глаза увидев новобранца без головного убора и убегающего из строя солдата, рявкнул:
– Михайлов!
Уже и без команды изготовившийся к погоне десантник, оказавшийся ближе всех к инциденту, в тот же момент ринулся вперёд. Высокий, он в несколько здоровенных прыжков догнал пытавшегося затеряться в толпе воришку. Щуплого телосложения азиат на ходу запихивал свою «добычу» за пазуху. В это время невидимая сила в лице сержанта-десантника резко оторвала его от земли. Могучий Михайлов удерживал солдатика одной рукой за ремень, другой, словно слепого котёнка, за воротник бушлата. Азиат только и мог, что сучить в воздухе ногами и выкрикивать в адрес десантника пустые угрозы, правда, ещё матерился на ломаном русском.
– Бросай! – обратился к сержанту подоспевший офицер. От негодования у него слегка подрагивала нижняя челюсть.
Руки десантника разжались. Лёгкое, завёрнутое в бушлат тело солдатика шлёпнулось прямо в грязь.
– Шапку сюда, козлина! – крикнул офицер, в тот же момент самостоятельно выхватив её у похитителя. – Живо встал!
Солдат поднялся. Офицер, явно сдерживая накативший приступ гнева, начал допрос:
– Из какого подразделения?
– Эй… я… тут… – нечленораздельно начал азиат. Причём вид у него был такой, как будто это вовсе не он только что внаглую ограбил молодого солдата, а обчистили именно его, да ещё и задают какие-то вопросы.
Под бушлатом военного виднелся китель ПШ, подшитый простынёй толщиною в палец. Бляха ремня разогнута. На сапогах косо сточены каблуки. Про таких говорят: бурый воин!
Всё это не укрылось от опытного офицерского взгляда. Теперь надо было быстро принимать решение. Новобранцы стоят уставшие, поражённые происшедшим. Дети ещё. Решение… Быстро!