Страница 48 из 68
«В первый класс я пошел в 1944 году. Наша начальная школа № 1 (базовая) находилась на улице Степана Разина (за нынешней третьей школой). Моей первой учительницей была Попова Надежда Александровна, а директором в школе работала Елизарова Людмила Александровна. Ее дочь Ангелина училась вместе со мной. Наша Надежда Александровна — идеальный человек, учитель, личность. В условиях полного дефицита она нам, первоклассникам, давала возможность учиться и писать на изобретенной ею трафаретной бумаге в косую линейку. Суть изобретения: на ящичек форматом тетрадного листа она сама набивала гвоздики, натягивала нитки, затем валиком покрывала нитки слабым раствором чернил, аккуратно прикладывала чистый листок бумаги, осторожно прижимала, и получалась страница, разлинованная в косую линейку. На такой эксклюзивной бумаге мы писали первые палочки, крючки, затем буквы. Так формировался наш почерк. Опыт Надежды Александровны был известен во всей Молотовской области.
Лучшими человеческими качествами я тоже обязан своей первой учительнице. Мы учились помогать остронуждающимся и бумагой, и карандашами, и, конечно, кусочками хлеба. Например, детям эвакуированных крымских татар писать было не на чем, книг у них, естественно, не было. Жили они на Кукуе. Даже местные дети, которые жили на подсобном хозяйстве (за нынешним кладбищем), были вынуждены писать на старых газетах свекольным рассолом. У меня в зрительной памяти сохранились эти листочки. Чернила были дефицитом. Помню, как мы их делали сами. Аккуратно строгали ножом грифель химического карандаша, а затем растворяли в воде. Чернильницы были далеко не у всех, тем более непроливашки. Многие девочки носили чернила в бутылочках с пробкой, в мешочках. А на партах были специальные круглые углубления, куда помещались чернильницы. Чтобы не макать перо часто, мы под металлическое перо крепили миниатюрную спиральку, которую делали сами из тонкой проволоки.
Надежда Александровна за проступки нас не ругала, а стыдила. А ведь это огромная разница! Пробудившийся стыд намного эффективнее страха наказания. Появлялась совесть, а она лучший контролер в поведении. Умела наша учительница стимулировать и учебный процесс, и поведение. Я с начальных классов на всю жизнь запомнил две ее оценки «5+». Первую из них я получил по рисованию. На рисунке я изобразил столкновение советского и немецкого танков. Мы в то время жили ощущением победы. Вторую “пять с плюсом” я получил по русскому языку. Надо было написать предложение со словом, в котором был бы твердый знак. И я выдал следующее “произведение”: “У подъезда деревья были покрыты бледно-зеленым, всегда шелестящим ковром”. Была бы просто пятерка, то давно бы все забылось, а после “пяти с плюсом” мир стал богаче, интереснее. Появился повод для самоуважения, но, конечно, не для зазнайства. Помочь голодному — это тоже поступок, который формировал социальную функцию личности. И наоборот. Человек во время войны, съедающий втихаря от других пусть даже кусок хлеба, вызывал очень сильное неуважение независимо от возраста. Мы об этом хорошо знали.
Помнится, как у нас ночевали несколько раз воспитанники детского дома. Мы хотели, чтобы они почувствовали семейную обстановку, уют, чтобы получили положительные эмоции. Правда, директор детского дома Попов Павел (кажется, Федорович), отец Поповой Нели Павловны, поругал мою маму. Но потом мне довелось побывать на ежемесячном дне рождения в детдоме, где тоже был праздничный ужин.
Запомнился мне случай, когда воспитанник Ленинградского детского дома Вова Васнецов, замечательный художник, обменял свой рисунок “Осень” (цветной карандаш) на два кусочка черного хлеба. Опавшие осенние листья под деревом и сейчас стоят в глазах. Это было на перемене, и мы, человек пять мальчишек, были свидетелями.
Военные и первые послевоенные годы стали основой интернационального воспитания каждого из нас. И это — на всю жизнь. В наш район были эвакуированы украинцы из Днепропетровска и Бердичева, крымские татары, машиностроители из Баку, воспитанники Ленинградского детского дома. Обычно в классе учились представители пяти-шести национальностей.
После войны мы, школьники, участвовали в реализации сталинского плана преобразования природы. Собирали сосновые шишки, которые затем отправляли в безлесные районы, где создавались лесозащитные полосы, противостоящие ветрам-суховеям. Так вот, победителем в нашей семилетней школе по сбору сосновых шишек стал кореец Саша Жен. Его фотография на сосне была помещена в стенной газете. Уже в этой школе моими преподавателями были Шилова Елизавета Дмитриевна (классный руководитель), Дерюшев Константин Григорьевич (физик). Но он еще любил наш очёрский театр, занимался там. А нас как-то после уроков учил петь хором песню из нескольких слов:
И все повторялось сначала. Было интересно, зазвучали партии в хоре. Французскому языку учил нас немолодой француз Бери Людвиг Францевич. Это был прекрасный, добрый человек с трудной судьбой репрессированного. Я однажды на его уроке отличился. Он мне поставил оценку не в журнале, а на доске мелом — “0”, то есть “ноль”. Правда, оговорился: “Виголёв, это тебе не за знания, а за внимание”.
Отличился я и на экзамене за седьмой, выпускной класс. 1 июня 1951 года. Выпускной экзамен. Рыбаки знают, что в это время рыба здорово клюет. Я часика в три утра проснулся и убежал на яму, ниже сливного моста. Клевало и в самом деле хорошо. В восьмом часу я был уже дома, а в девять — в школе. Начался экзамен по русскому языку — изложение. Учительница читает текст экзаменационного изложения. Я немного послушал, а потом крепко уснул… Проснулся от громкого хохота ребят. У учительницы глаза круглые. А мне приснилось, что я на рыбалке. Нетрудно себе представить, как я мог написать изложение, если не знал о чем. Дальше рассказывать не хочется. Зато, наверно, этот “подвиг” остался неповторенным.
Моя жизнь выпускника очёрской семилетней школы сложилась очень интересно. Молотовский горный техникум. Когда умер Сталин, я оканчивал первый курс. Получил три подземные специальности, но шахта меня не принимала. На трех практиках неоднократно попадал в аварийные ситуации, настоящее чудо, что остался жив. По просьбе родителей шахтерскую карьеру пришлось прервать. Окончил Верещагинское железнодорожное училище № 1, выучившись на помощника машиниста паровоза в 1957 году. В том же году побывал на Всемирном фестивале молодежи и студентов в Москве. В Верещагине пел на сцене вместе с Екатериной Шавриной.
Три с половиной года отдано армии. У меня над головой сбили американского летчика — шпиона Френсиса Гарри Пауэрса (под Свердловском). После армии была работа в комсомоле, в культуре, в партии. Почти четверть века было отдано партийной работе; более восьми лет являлся редактором газеты в Очёре, более девяти лет — преподавателем общественных наук в колледже.
Широкие международные контакты: 1965 год — международный молодежный лагерь в Чехословакии; 1966 год — поездка в составе молодежной организации СССР в Западную Германию; 1968 год — поездка в Югославию; 1997 год — участие в международной конференции по правам человека в Берлине; 2001 год — участие в первом Гражданском форуме общественных организаций (Москва, Кремль); 2001 и 2007 годы — поездка в Китай. В 1997 году моя фамилия была занесена в Международный регистр граждан мира в Париже. Немецкие строители отметили меня почетным золотым знаком Общества германо-советской дружбы, вымпелом и дипломом. Со сверстниками, одноклассниками всегда в теплых отношениях. За хорошие уроки спасибо школе!»
Подготовлено Владимиром Савельевичем Выголовым в марте 2008 г., опубликовано в издании «Свет очёрских лампад» в 2009 г.