Время сестер

– Когда я так делала, бабушка смеялась, и сейчас я говорю ей «до свидания», так что в этом нет ничего страшного.

Дана не смогла сдержать улыбку.

– Как ты думаешь, ты и Кэссиди когда-нибудь станете такими же друзьями, как бабушка и дядя Сед?

– Может быть, если мы останемся здесь навсегда. Посмотрим, как пойдет, – Брук поежилась. – Холодает. Нам лучше пойти внутрь.

Когда они вошли в дом, их встретил порыв теплого воздуха и звонок телефона на кухне. Старый желтый телефон висел на стене прямо за черным входом, и Дана бросилась к нему. Она успела снять трубку на четвертом гудке и, запыхавшись, сказала: «Алло».

– Думаю, ты должна была сказать «Пансионат у озера» или хотя бы «Пансионат Энни», – ответила в трубке Тауни.

– Может быть, мне просто говорить «Булка, блесна и болонская колбаса. Приходи выпить, пожрать или поймать рыбу – нам плевать, только заплати», – парировала Дана. – Чего тебе?

– Можно я приду к дому и посижу немножко на качелях? Так непривычно, что бабушки здесь нет, и мне бы хотелось попрощаться с ней, – ответила Тауни. – Я не буду вам мешать.

– Я не против, – сказала Дана.

– Спасибо.

Дана продолжала стоять и смотреть на телефон в своей руке целых тридцать секунд, пока Брук не забрала у нее трубку и не повесила ее на место.

– Ты в порядке, мама?

– Тауни сказала «спасибо». По-моему, я никогда не слышала, чтобы она говорила это слово, по крайней мере, мне.

Она вспомнила времена, когда она сидела на качелях или на крыльце со своими сестрами, которые были гораздо младше нее. Это была их общая игровая площадка, и, наверно, Тауни думала о том же.

– Как ты думаешь, вы когда-нибудь подружитесь? – спросила Брук.

– Скорее всего, нет, – ответила Дана.

– Но ведь… – начала Брук.

– Бабушка всегда говорила «что есть, то есть», и я с этим смирилась. Иди-ка ты в душ, дорогая. Час поздний.

– Слушаюсь, мэм, но ведь я так люблю тетю Тауни и тетю Харпер. Эх, хотелось бы… – сказала она и заколебалась.

– Мне тоже, детка, мне тоже, – сказала Дана и приобняла ее.

Она твердо решила для себя даже не выглядывать наружу и позволить Тауни уединиться, как ей того хотелось. Но внезапно услышала голоса и вышла на крыльцо, где обнаружила Харпер, сидящую на верхней ступеньке, и Тауни, которая разлеглась на качелях во весь рост и даже не предложила уступить место.

– Я не знала, что вы обе придете, – сказала она.

– А я не знала, что надо спрашивать разрешения, – сказала Харпер, подняв маленькую бутылочку «Джека Дэниелса». – За бабушку Энни. Покойся с миром и знай, что мы будем продолжать твое дело.

Тауни приподняла банку пива.

– За бабушку Энни. Это было твое любимое пиво. За наследство, которое ты нам оставила.

Дана присела на ступеньку рядом с Харпер и взяла у нее из рук бутылку виски. Она пригубила его и подержала во рту несколько секунд перед тем, как позволить жидкости соскользнуть в горло, согревая ее изнутри.

– За бабушку Энни, которая никогда бы не подумала, что увидит, как мы втроем пришли к общему мнению, но мы хотим, чтобы ты знала, что мы сделаем все возможное, чтобы твое дело жило и процветало.

– Ха! – фыркнула Харпер. – Никогда бы не подумала, что доживу до того дня, когда ты дотронешься своими губами там, где были мои.

– Виски убивает микробы, – сказала Дана. – Мы дали свои клятвы. Мы их сдержим, как считаете?

– Сделаю все, что в моих силах, черт побери, – кивнула Харпер. – Надеюсь, для этого мне не придется быть с вами белой и пушистой.

– Я тоже надеюсь, – сказала Тауни. – Нам нужно надевать маски радушия ради дяди Седа. Ему сейчас так грустно и совсем не хочется видеть, как мы ссоримся. Если что-то не нравится, то мы должны держать язык за зубами, пока он не выйдет.

– Соглашусь. Последнее время он выглядит таким ранимым. Я переживаю за него, но он не дает мне делать за него его работу в кафе, – сказала Харпер.

– Я постараюсь не вести себя как стерва, если вы будете делать так же, – сказала Тауни.

Дана сжала губы в тонкую линию и кивнула в знак согласия.

Они обе повернулись и уставились на Харпер.

– Ладно, ладно! Я сделаю все возможное, но чудес не ждите, – сказала она.

– Тогда по рукам, – сказала Дана. – Я думаю, ему стало бы легче и он, возможно, примирился бы с утратой, если бы мы устроили похороны.

– Интересно, почему она была против похорон, – нахмурилась Тауни.

– Думаю, мы узнаем, когда придет время, – ответила Дана. – Хотите зайти? Ветер северный, холодный.

Зачем, черт возьми, она это ляпнула? Ей не хотелось, чтобы они заходили в дом, и уж точно она не была готова быть «пушистой», как сказала Харпер.

– Я нет. На сегодня достаточно. Я возвращаюсь к себе, – сказала Харпер.

– Подожди… – Тауни поставила пустую банку на крыльцо. – Мне звонила мама. Она разозлилась на меня, так что не думаю, что мы увидим наше наследство, пока она жива.

– Она упоминала обо мне? – Харпер встала и протянула Дане бутылку виски. – Остался один глоток. Можешь допивать.

– Благодарю – Дана выпила последнюю каплю и оставила пустую бутылку на крыльце.

– Да, но только чтобы укорить нас в том, что мы обе глубоко ее разочаровали. Она вспоминает тебя исключительно в этих случаях. Это началось с тех пор, как мы были подростками и ты уехала в Калифорнию в тот интернат. После этого ты так и не вернулась домой. Почему?

– Она меня довела. Мне плевать на это дурацкое наследство. Я спокойно жила без него и, думаю, проживу и дальше без папиных деньжат, – заявила Харпер и ушла, не сказав больше ни слова.

Дана прислонилась спиной к столбику у крыльца.

– Что случилось тем летом, когда ее отправили в интернат? После этого все резко изменилось.

Тауни пожала плечами.

– Я точно не знаю. Папа никогда не перечил маме, когда она была в хорошем настроении, а когда она злилась, то тем более. Я ни разу не видела, чтобы она когда-нибудь злилась так, как тогда на Харпер. Ты видела картинку с надписью «Если мама не довольна, то никто не доволен?»

Дана рассмеялась.

– У меня была футболка с такой надписью несколько лет назад.

– В нашей семье это сущая правда. То, что случилось, когда мы вернулись домой, повергло мать в ярость. Она швыряла тарелки и причитала, что не сможет смотреть людям в глаза, и на следующий день Харпер увезли на Западное побережье. Я думала, что они нашли в ее спальне наркотики. После того, как она уехала, жизнь превратилась в кошмар, – сказала Тауни.

– Она была совсем маленькой, как и ты, Тауни.

– Она уехала в свой шестнадцатый день рождения. Должно быть, она серьезно влипла, ведь меня мама не прогнала, даже в тот раз, когда ей пришлось выкупать меня из тюрьмы. Может быть, она забеременела, но тогда она бы родила ребеночка.

– В жизни не поверю, что ты наломала дров!

– Я протестовала против политики правительства. Мне было все равно, но мой тогдашний бойфренд был радикалом. Меня схватили и бросили в тюрьму за то, что я врезала женщине-полицейскому, которая пыталась надеть на него наручники.

Дана прикрыла рот рукой. Ей с самого рождения предрекали всяческие неприятности – именно это ожидалось от незаконнорожденного ребенка. Зато двоим золотоволосым чадам приделывали крылья и ореолы.

– Это случилось, когда мне было шестнадцать. Мама сказала, что если я когда-нибудь снова попаду в тюрьму, то она отправит меня куда-нибудь похуже, чем интернат Харпер. А Харпер была крепким орешком – если уж она не справилась, то я и подавно. Тогда я уже дважды попадала в неприятности в школе, и она сказала, что это мой третий и последний проступок. Мне удавалось избегать неприятностей до прошлого Рождества. С тех пор она меня люто ненавидит.

Дана не могла заставить себя зайти в дом, хотя на улице было прохладно.

– Это ужасно. Я, может, и разочаровалась бы в Брук, если бы она принимала дурные решения, но я никогда от нее не отвернусь.

– Это потому, что ты хорошая мать. Мне пора возвращаться. Мне стало лучше теперь, когда я попрощалась с бабушкой Энни. Думаю, ей бы даже понравилось то, как мы все трое это сделали.