Дамба

Познакомились Евгений и Татьяна в том самом оренбургском педуниверситете. Их свадьба состоялась сразу после защиты дипломов. Фамилию мужа Татьяна Геннадиевна брать не стала. Евгений было предложил ей что-то двойное по типу Мамина-Сибиряка, но Татьяна прокрутила в голове возможные сочетания и благоразумно отказалась и от этой идеи.

Татьяна была отличницей в хорошем смысле этого слова. Родившись в еще более глухой местности, чем Сакмара, она с медалью закончила единственную в округе школу, поступила в пед и разделалась с ним с красным дипломом. Потом Татьяна пошла в аспирантуру и сама написала диссертацию. Дома у Татьяны всегда было чисто, а дочь Катя в шесть лет читала сто слов в минуту.

Татьяна выглядела моложе своих лет. У нее были длинные русые волосы, длиннее привычного нос и стройная фигура. Из украшений она носила только часы «Своч», которые ей подарили родители в день защиты кандидатской диссертации.

У мужа Татьяны был типаж провинциального Нарцисса. Евгений Шушера модно стригся за триста рублей, для чего специально выезжал из Сакмары в Оренбург, был вегетарианцем, выращивал цитрусовые растения в палисаднике их с Татьяной частного дома и увлекался фотографией. В перерывах между своими хобби Евгений работал: он вел уроки истории для восьмых и девятых классов и пользовался всем вниманием школьниц, недавно осознавших свою половую принадлежность. Евгений был вполне себе счастлив и несильно расстраивался, что Татьяна целыми днями пропадает в школе и вузе в поисках лучшей карьеры и жизни. Даже астма, которая была у Евгения с детства, не мешала ему любить свою жизнь. Татьяна же была счастлива, что Евгений не скучает, не мешает ей развиваться и что забирает каждый день Катю из детского сада.

Евгений и Татьяна работали в школе каждый день до часа дня. Потом Евгений шел домой готовить обед и ужин, а Татьяна шла на маршрутку до Оренбурга, чтобы вести занятия в вузе для заочников и вечерних студентов.

− Вот бы машину тебе в Орен ездить, − сказал как-то Евгений.

− В этом году вряд ли, Жень, сам понимаешь. Сейчас все на защиту диссера уйдет, − ответила ему Татьяна, садясь в городской «шаттл» модели «Газель».

Да, защита диссертации обошлась Татьяне дорого, а машину она хотела давно: от маршруток ей уже было дурно, особенно летом, когда на обратном пути из Оренбурга в Сакмару набивалась куча пенсионеров с рассадой или стройматериалами. В открытые от жары окна «газели» летели пыль и выхлопные газы, и всю дорогу до работы и обратно Татьяна мечтала, как совсем скоро будет рассекать по тому же пути на своем «Пежо». Или «Ниссане». Или… Татьяне было все равно на чем. Она уже все посчитала: выучиться на права в Сакмаре стоило двадцать тысяч рублей, машина стоила триста. Столько свободных денег она сможет накопить за полтора года, если продолжит работать и в школе, и в вузе. Ни брать кредит, ни просить помощи у родителей Татьяна не хотела.

Татьяна терпеть не могла «газель», но любила своих «маршруточных» пенсионеров. Они были хорошие. Она знала их всех в лицо и по имени, ведь во всей Сакмаре жили от силы тысяч пять человек.

− Ты давай, Тань, садись, садись, − говорил ей дедок на остановке и уступал место в автобусе, − я на следующем поеду. Тебя там дочь ждет, а меня ждет только картошка.

− У тебя жена же еще жива, Петрович, − поправляли другие.

− А… ну да, ну да, − вспоминал дед.

Крутился в голове у Татьяны и другой вариант улучшения их с Женей жизни: переехать на «постоянку» в Оренбург. Продать дом, который по наследству достался Евгению от родителей, собрать денег и купить квартиру в областном центре. Дом Евгения был большой. Если повезет, то за него вполне можно выручить тысяч восемьсот − миллион. На квартиру бы тогда не хватало совсем чуть-чуть. Другое дело, что на такой переезд и распродажу имущества нужно было решиться, и именно в этом вопросе Татьяна тянула резину. Сама-то она была готова к перемене места хоть завтра, но Женя слишком прирос к своей сакмарской школе, где он был греческим богом и героем для своих школьниц, да и дом со всеми его цитрусовыми растениями стал для него уже чем-то родным. Татьяна ждала и думала про «Пежо».

Сегодня четвертое мая, и у Татьяны Ершовой выдался тяжелый день. Нынче проходили госэкзамены у ее вечернего факультета. Нет, Татьяна не имела никакого отношения к людям, которые принимали этот экзамен: там народ был сплошь профессор на профессоре, но Татьяну привлекли к этому делу как главного «заполнителя» всех сопутствующих экзамену бумажек. Татьяну тошнило от подобной работы. Она любила вести семинары, она ждала и не могла дождаться, когда ее повысят до старшего преподавателя и она сможет читать лекции. Но от бумажной работы Татьяну тошнило. Она считала, что заполнить бланки может и секретарша-документовед факультета. Но документовед, конечно же, заболела, а Татьяна не болела почти никогда и была среди своих плешивых и полногрудых коллег самой молодой.

− Танечка, а можно нам чаю? – вежливо и вкрадчиво попросил председатель экзаменационной комиссии, доктор биологических наук Ферапонт Филиппович Додонов.

− Конечно, − ответила Татьяна и пошла заваривать чай.

Додонов был научным руководителем Татьяны Ершовой, и этого Додонова Татьяна терпеть не могла даже больше, чем свою сакмарскую маршрутку. Мало того, что он блокировал ее поступление в аспирантуру сразу после университета («Вот поработай в школе лет пять, опыта наберись, тогда посмотрим», − сказал он в свое время Татьяне), так он еще был и против ее защиты и присвоения ей степени кандидата наук.

− Сыровата еще работа у моей подопечной, − говорил он ученому совету – людям, принимающим решение о присвоении степени, − предлагаю перенести защиту на потом.

Скотина, в общем, а не Додонов.

Татьяна тогда чуть не плакала. Она отдала последние деньги и силы, чтобы устроиться в университет и получать на восемь тысяч рублей больше. Причем все всё прекрасно понимали: диссертация и защита у Татьяны были хорошие, просто Додонов хотел больше денег. От Татьяны.

А денег Ферапонт Додонов, профессор, главный эколог Оренбургской области, лектор в «Газпроме», лектор в «Роснефти», хотел всегда и от всех. Под видом милого семидесятилетнего дедушки, седого и с торчащими из носа волосами, скрывался коррупционер и прощелыга. Додонов собирал дань со всех. Со студентов, с аспирантов, с коллег за маленькие услуги. Когда кто-нибудь из газовиков или нефтяников приходил к Додонову за экологической экспертизой, Додонов собирал с газовиков и нефтяников. Жил он за городом на даче, и все деньги якобы переправлял сыну в Германию.

Сам Додонов никаких обязательных для «Газпрома» экспертиз уже давно не проводил. Он перепоручал все своим преподам, в том числе и Татьяне Ершовой, за копеечное вознаграждение − одну-две тысячи рублей за работу, на которую уходили все выходные.

Татьяна вернулась с чаем, на что Додонов мило кивнул. Студенты «кончились». Сейчас аттестационная комиссия выставит всем оценки, Татьяна занесет их в протокол, и можно будет ехать домой.

Татьяна вышла на минуту из аудитории и позвонила домой Жене. Его мобильный был недоступен. Татьяна вернулась в экзаменационную. Там Додонов оглашал результаты. Несдавших сегодня не было. Видимо, удивительно совпало: умные и бедные сдали сами, а те, кто с деньгами, успели позолотить Додонову ручку.

Татьяна засобиралась домой. Когда она уже в Сакмаре вышла из маршрутки, то увидела на остановке дочь Катю. Катя тоже увидела маму и бросилась радостно к ней.

− Мама, папа там спек хлеб бездождевой! – начала говорить Катя.

«Видимо, бездрожжевой», − подумала Татьяна. Катя всегда переиначивала длинные слова на свой лад.

− Но только съесть его не получится, – Катя театрально развела руками, − потому что нас затопило.

− Кирилл Константинович, − начал говорить Хотян, − у тебя дамбу прорвало на Урале. Ты ее инспектировал, а ее все равно прорвало.