Смута

Рябое лицо Арсения на солнце покраснело. Сам он хмурился, как будто не нравилось ему, что Тимофея Медникова нашли они в степи.

– Ладно, может, и так, – сказал он, отвернувшись.

Тимофея доставили на хутор Лебяжий.

Солнце клонилось к закату. Снизу оно казалось каким-то невероятно огромным темно-красным, тяжело остывающим шаром, выплавленным в небесной кузнице. И жара начала спадать.

Алексей смотрел по сторонам, опасаясь нежданной встречи. Но в этом краю, похоже, кроме птиц и зверушек никого не было.

Вон там место подходящее для ночлега. У опушки леса – поляна, трава по колено. Если ляжешь, никто не найдет. А если найдут…

О таком не хотелось думать. Алексей облизал пересохшие губы. Страх еще гнездился в нем, там, в глубине души. Сколько же он прошел за три дня? Немало. Но, кажется, недостаточно. Так маленький зверек бежит от хищного зверя, ищет норку, чтобы укрыться. Так укрыться, чтоб никто и никогда не нашел. Но разве такое возможно?

Слышал ведь он не раз, как ловили беглых холопов, ловили, били нещадно и возвращали хозяину. А там как бог даст. Кого – под батоги и до самых печенок, кожа лезла клочьями, кровь стекала ручейками, образуя лужицу под человеком. Выжил – хорошо, нет – жалеть некому. Другого и не довезут, сразу прибьют, хоть это и не по закону. Но если далеко везти, зачем лошадей ломать? Можно, конечно, у себя оставить. Но если прознают, в Москву донесут.

А что с ним сделают? Алексей содрогнулся, представив жуткую картину…

Он лежит, и его бьют кнутами. За смерть господского сынка ему тоже смерть! Но умрет он не так быстро и очень мучительно. Который уже раз вспомнилось ему, как все было. И была ли возможность избежать этого? Алексей пытал себя беспощадно. Иной раз уж думал: легче умереть зараз.

Сынок хозяйский, Алексашка, почти ровесник ему, может, года на два постарше. И зачем ему Улька понадобилась? Неужто других девок нет? Но как подумал об этом – сразу мысль: таких нет.

Ульяна в последний год очень похорошела, это все замечали. Заметил и Алексашка.

Вот оно как все вышло… Искал он Ульку, везде искал и нашел. Лучше бы не увидел ее тогда. Хотя как угадать, что дальше было бы?

Со двора господского вышла она в разорванном платье, на лице бледном подтеки от ударов, но глаза невидящие, чужие. Он к ней подскочил, глядит, а она смотрит и не видит. Пусто в глазах.

– Что, что, Ульяшка?

– Ничего…

Он все понял сразу, но как будто хотел убежать от этого, ждал иного разъяснения. Не верил, что ли?

– Да кто, кто?

Ничего не добился. Девушка ушла. А он отстал от нее, все равно без толку. Слонялся по деревне, как чумной. Ему и подвернулся старик этот, по прозвищу Мизяй. Последние годы он частенько в пастухах бывал. Его прозвали «коровий человек».

Он-то и сказал, как будто о чем-то обыденном, что не стоит особого внимания.

– Видел, как Ульяшку барин молодой захватил.

В глазах его маленьких мелькнуло любопытство. Он слыхал о том, что Алешка вроде ухаживал за Ульяной.

– Врешь, врешь! Черт рогатый! – закричал Алексей, тряхнув его за плечи, но знал уже, что это все правда.

Не будет у него больше Ульяшки…

– Чего мне врать? – обиделся Мизяй, не ожидавший такого отношения. – Не я один видел.

– Когда это было?

– Утром и было, – просто ответил старик.

Вроде понимал он, что обида Алешке нанесена тяжкая, смертельная.

Но, с другой стороны, чего теперь зря переживать? Не она первая в таком положении оказалась. Он бы мог многое рассказать этому непутевому пареньку, но видел, что тот вне себя. Поэтому предпочел поскорее убраться с его глаз. Не верил Мизяй, что Алешка сможет что-то серьезное предпринять. Но начудить мог.

Поэтому лучше ему пока не перечить и поперек дорог не становиться. Само все уляжется.

Но сам Алексей думал иначе. Он взял нож и отправился на хозяйский двор. Во дворе ему встретился Григорьич, барский прихлебатель.

Тот его тоже увидел и кричит:

– Иди-ко сюда! Ты мне нужен.

Алексей подошел и развязно так спросил:

– Хозяин где? Молодой?

Как спросил, так сразу и полегчало на душе. Вроде как перешел незримую черту, за которой все иначе. И уж теперь смерть не смерть, своя, чужая – разницы нет никакой.

Григорьич прямо опешил от такого своевольства. Чтоб вот так запросто у него спрашивать?

– А тебе зачем?

Видать, ничего не знал, а по виду не догадался. Алексей уже спокойный был, словно из церкви только вернулся.

– Мне урок задавал.

– Какой же?

Григорьич злился, не зная, как холопа урезонить. Физически он был слабее, а потому не решался в одиночку на холопа узду надеть. Оглядывался в поисках помощника. Его замешательство Алексей ясно видел и думал вскользь, что хорошо бы и Григорьича к земле пригнуть. Уж слишком много зла он людям в Кремневке причинил. Да времени мало было.

И тут он сам Алексашку увидел. Тот шел с ухмылкой через двор.

Алексей подумал тогда: «Знает или нет?».

Ведь об их отношениях с Ульяшкой в Кремневке еще мало кто знал. Мизяй не в счет. Он каким-то образом умудрялся обо всем узнать одним из первых. И наверняка много знал такого, о чем знать ему не следовало. Но умел, когда нужно, помалкивать. Вот сейчас не удержался, сказал. Может, вскоре пожалеет об этом.

Но о том, что после будет, Алексей не задумывался. Весь подобрался, посуровел. Однако нельзя выдать себя. И потому продолжал гадать, глядя на молодого хозяйчика. Если знает, сразу все поймет. Не даст подойти. Но Алексашка оставался беспечным и тогда, когда Алексей с ним поравнялся. Значит, ни о чем не догадывался.

Еще несколько шагов оставалось. Григорьич хотел было ему помешать, но будто чья-то рука невидимая его придержала на месте.

– Чего, дурак, прешь?

Алексашка видел, что холоп слишком беспечно по двору идет. Так ходить не полагалось.

– Мне надо, – сухо и небрежно ответил Алексей, неуклонно приближаясь к нему.

– Чего надо?

Алексашка, судя по виду, начал недоумевать. Такое первый раз в жизни видел. Холоп шел по господскому двору, как хозяин.

Вот и сблизились они.

– Я вот хотел…

– Ты, сучья голова! – разъярился было Алексашка, но вдруг почувствовал, как что-то острое вошло в живот.

И сразу жуткая боль. Что такое? Второй удар отбросил его на землю.

Все закружилось в страшной кутерьме. Руку прижал к животу, кровь хлестала как из ведра. Неужто убил?

– Вот и все, Алексашка, – буднично проговорил холоп и пошел со двора. Григорьич ужаснулся, увидев происшедшее. Что делать?

Он было хотел ему помешать, но так, без лишней суетливости. Больше для видимости. Про нож в руке Алешки забывать не стоило. Хотя барский сын ему не смог бы потом попенять. Кончился он через несколько мгновений, корчась в агонии. Глаза какие-то удивленные были, вроде никак не мог он осознать, что смерть вот так запросто к нему пришла.

Старый прислужник все разглядел и решил малой кровью обойтись. Вдруг кто смотрит?

– Ты, Алешка…

Когда Григорьич придвинулся, Алексей тыльной стороной ладони вдарил и тот упал.

Все происходило как во сне. Но помнил он, что легко ушел, людей во дворе не было больше. И это его удача была.

Когда за ним кинулись, он уже у речки находился. Видел нескольких всадников. Они по дороге кинулись на юг, туда все беглые уходили, как будто повинуясь какому уговору. И там их всегда ловили. Алексей же в речку бросился и – на другой берег. Если с дорожной торбой уходить – речку не переплыть. Но никто не хотел без пищи в бега подаваться. Он первый такой. Но это и помогло ему в конце концов.

Он шел к опушке, вновь и вновь обдумывая все случившееся.

Ему теперь обратной дороги нет. Только вперед идти. А там что?

Вскоре можно к Оке выйти. А оттуда дороги расходятся. Или к Волге. Или на юг, к казакам.

Подойдя к леску, Алексей вдруг уловил еле различимый запах дыма. Изголодав в пути, он был чуток ко всему, обострились и обоняние, и слух. Побродил он вокруг, а дым все отчетливей. Понял он, что в лесу костерок кто-то разжег, не иначе. Пошел он на удачу, раздвигая ветки. Хоть и осторожничал, а все ж голод сказывался. Вдруг путник какой? Может, поделится чем? И тут вышел он на полянку небольшую. А там – чудо! Костер горит, и на вертеле огромный кусок мяса жарится.