Эксперимент

– В полицию?

– Да.

– Но что я им скажу?

– Вы расскажете о том, что ваш брат не появлялся уже три дня.

– Вы думаете, это может их заинтересовать?

– Вполне. Три дня – срок достаточный.

– Но тогда… я должна буду рассказать обо всем.

– Это ваше дело.

– Но вам ведь не все равно?

– Это не имеет никакого значения. Так или иначе вам придется заявить в полицию. Это естественный ход вещей. Если ваш брат все-таки уехал с а м, он должен был учитывать вероятность такого поступка с вашей стороны.

– А вы допускаете, что могло быть иначе? То есть он мог уехать… но не своей воле? Я хочу сказать, произошло что-то другое?

– Можно допустить все что угодно. Человек уходит утром на работу и попадает под машину. Вы учитывали такую возможность? Вопрос в другом. В совпадении. Все зависит от того, под каким углом это рассматривать.

– Если, предположим, под вашим?

– А вы уверены, что я рассматриваю все это только с одной стороны?

– Я ни в чем не уверена. Мне хотелось бы просто поверить вам, – сказала она. – Кажется, основание для этого есть. Я не знаю, по какой причине вы решили помочь моему брату, но теперь мне известно почти наверняка – все это не случайно. Я чувствую это. Надо быть дурой, чтобы не замечать простых вещей.

Она оглянулась на входную дверь, которая все это время была открыта. Девушка сделала несколько шагов и закрыла ее. Хенесс едва заметно усмехнулся. Что бы она сказала, если бы узнала, кто о н на самом деле и какова его настоящая роль во всем этом?

– Позвоните в полицию, – повторил он. – Это вполне мог быть несчастный случай.

– Вы непременно этого хотите? – спросила она, почему-то надеясь, что он передумает.

– Да.

Девушка подошла к телефону, набрала номер. Ей ответили. Она назвала себя и причину вызова. Ее попросили прийти в управление по адресу… Положив трубку, она взглянула на него.

– Они хотят, чтобы я приехала туда.

– Да, разумеется. Вас попросят изложить все обстоятельства дела.

Хенесс смотрел в окно, чувствуя, что девушка наблюдает за ним.

– Но я не хочу ничего говорить о вас, – сказала она.

– Почему?

– Не знаю. Может быть, это глупо. Может быть… Вы ведь тоже не смогли объяснить, почему хотели помочь моему брату? Ведь так?

– Возможно.

– Вы поедете со мной?

– Зачем?

Она не нашлась, что ответить.

– Вам будет трудно… умолчать обо всем, – сказал Хенесс. – Эти люди сразу почувствуют фальшь и не отпустят вас, пока все не выжмут.

– Но я действительно ничего не знаю.

«Господи, помоги мне», – подумала она.

Девушка стала доверять ему или здесь было что-то другое? Пожалуй, не стоило ничего преувеличивать. Он был единственным человеком, которого она могла как-то связать с исчезновением брата. Все это было очень неопределенно, вряд ли она вполне сознавала, что и как. Хенесс был началом этой странной истории, которая могла иметь трагическую развязку. Он четко расставил акценты и выдержал свою роль. Вот именно. По крайней мере, ей так, вероятно, казалось. Она просто вынуждена от чего-то отталкиваться. Если Хенесс уйдет, она никогда не сможет сама докопаться до истины, и ей останется только одно: прибегнуть к помощи полиции, а этого-то она как раз и не хочет. Хенесс уловил этот маленький штрих ее поведения. Девушка будет скрывать до какого-то момента его существование от полиции совсем не из-за его красивых глаз. Нет. Дело тут в другом. Она не хотела помощи полиции, потому что боялась. Боялась узнать о своем брате нечто такое, с чем не сможет смириться. Хенесс в этом смысле был очень удобен для нее. Он ничего ужасного о ее брате не говорил и ничего не раскрывал. С ним она еще могла надеяться. У полиции же нет времени на подобную деликатность. и желания. Именно в этом была причина того, что она попросила его остаться здесь.

Хенесс присел в кресло. Эти игры не для нее. Девушка попала в ловушку, сооруженную тонкими знатоками своего дела. Тот, от кого она ждала помощи, должен был убить ее брата. Эта хрупкая конструкция, достойная Игнатия Лойолы, колебалась от малейшего толчка. Необходимость выбора постоянно принуждала их к тем или иным действиям. Но было что-то, совершенно не зависящее от их воли и сознания. Это началось раньше. Чуть раньше по времени. И именно в этой последовательности заключалась жестокая неизбежность. У Филиппа не было шансов жить по-прежнему с той минуты, когда где-то в тиши тайного кабинета, являвшегося частью мирной, упорядоченной жизни, его приговорили к смерти. Как это происходило? Кто были эти люди, составившие параллельную невидимую линию закона? Хенесс знал об этом столько же, сколько знал семь лет назад, когда это все началось…

Он не мог понять, как ОНИ узнали об этом. И прошло довольно много времени, прежде чем он перестал надеяться на то, что выйдет на источник информации. Преступление так и осталось нераскрытым. Он проработал какое-то время в управлении, потом перешел работать в ту подставную фирму, о которой ОНИ говорили. В управлении никто поначалу не мог поверить, что один из лучших детективов решил оставить службу. Его отговаривали, но тщетно. Спустя полгода он застрелил одного из «Пауков». Это была первая смерть из длинного списка в двадцать пять человек. Мощная террористическая организация, наводившая ужас в Европе и странах Ближнего Востока, была обезглавлена и практически прекратила свое существование. Это было как раз то, о чем говорил человек в очках. Движение изнутри. В этом была вся идея. Хенессу не раз казалось, что ИМ все известно. Осведомленность, казавшаяся нереальной. Это началось еще тогда, в тот день, когда невзрачный человек в очках вошел в его квартиру. Он начал с вежливого объяснения причины своего визита. Полиция с ног сбилась, отыскивая убийцу известного театрального актера, а между тем убийца – один из следователей специальной бригады по особо тяжким преступлениям Мартин Хенесс. Это казалось продолжением сна. Человек в очках выглядел пришельцем из другого мира. Было в нем что-то ненатуральное, искусственное, точно он был сделан из какой-то материи, бледный как смерть, голос – как из телефонной трубки. Он был похож на оживший манекен. И то, о чем он говорил… Факты. С геометрической точностью выстроенная пирамида фактов. Что это? Провокация? Шантаж? Хенесс едва поборол искушение застрелить его тут же. Человек в очках как будто прочитал его мысли и усмехнулся. Еще одно убийство? Это совершенно излишне. Бессмысленно. Речь идет совсем о другом. С поистине иезуитской скрупулезностью человечек подготавливал почву для чего-то, известного только ему одному и Богу.

Первый же его тезис почти обезоружил Хенесса. Человечек знал, что театральный актер был сам убийца. Его жертвами стали две молодые женщины и мужчина лет пятидесяти. По версии Хенесса, мужчина был убит случайно. Одна из женщин когда-то училась вместе с убийцей в колледже искусств, вторая – знакомая режиссера театра, в котором работал убийца. Причины? Их могло быть несколько, и тайну эту унес с собой мертвец. Хенесс провел совершенно независимое расследование и ни с кем не делился его результатами. Решение убить актера пришло внезапно. Наверное, в ту минуту, когда Хенесс окончательно понял, что ему вряд ли удастся доказать вину этого человека. Все его обвинение строилось на догадках, маленьких психологических тестах, которые он подсовывал актеру с самым безразличным видом, на едва заметных несоответствиях во фразах, разрушить которые не составило бы никакого труда любому мало-мальски подготовленному адвокату, не говоря уже о тех, кого мог нанять актер. Это был абсолютно безнадежный случай. И Хенесс все проделал очень тщательно. Он был уверен, что его просто невозможно заподозрить.

И вот какой-то человечек вычислил его. Но ведь его никто не мог видеть. Значит, свидетель все-таки существовал. Это попахивало мистикой. Впрочем, человек в очках менее всего походил на шантажиста. Его казуистика была убийственно точна и конкретна. Он сделал Хенессу предложение. В очень деликатной форме. Он предлагал сотрудничать с НИМИ. Кто это – ОНИ? «Для вас это не имеет никакого значения. Имена – всего лишь бесплотные символы. Вы тоже будете одним из НАС. Важно совсем другое. Вы, конечно, понимаете, что именно? Идея. Из всех мировых культов лишь культ идеи – самый совершенный…» Во всем этом было что-то не совсем естественное. То, о чем говорил человек в очках. Неужели это действительно существовало?