Когда богам скучно

— Посмотрим? — предложил Учиха.

Хаширама мгновенно оказался на ногах. До комнаты, где оставались с ночи отцы, они добрались быстро. Мадара по пути успел придумать пару убедительных причин, чтобы, если что, объяснить их неурочный приход. Переглянувшись с Хаширамой, они одновременно коснулись сёдзи, осторожно сдвинули их и глянули внутрь. Несколько секунд ушло на осознание увиденного.

Становилось понятно, что именно они почувствовали ночью. Мадара ощутил, как щёки начинают гореть. Столь же аккуратно вернув сёдзи на место, перевёл взгляд на растерянного друга, взял его за руку и потянул за собой.

— Ну, ведь ничего страшного не произошло, — Хаширама отмер, только оказавшись в комнате. По тону невозможно было понять, это констатация факта, вопрос, или попытка убедить самого себя.

— Конечно, — легко согласиться Учиха, сворачивая постель.

— Зато теперь мы знаем, — друг слегка расслабился, — как ощущается… Подобное взаимодействие.

— Не перепутаем, — вздохнул Мадара.

Тема оказалась неожиданно смущающей, но он чувствовал и облегчение: теперь перемирие точно будет достигнуто.

Сердитое цвирканье и возня во дворе окончательно разрядили обстановку. Хаширама отодвинул сёдзи и не сдержал смешок: на одном дереве сидели два призывных животных. Сердитая белка в цветастом хаори то и дело поправляла закинутый на спину свиток и сверлила соседа недовольным взглядом. Важный сокол в синем жилете делал вид, что его это не касается. Развалившийся на энгаве ниннеко наблюдал за ними с явным интересом, то и дело выпуская в доски когти. Похоже, кот был единственной причиной, почему оба посланца до сих пор не сцепились.

— Гин-сан! — в ответ на зов птица мгновенно сорвалась с ветки. Учиха протянул руку, тихо вздохнул, чувствуя, как впиваются сквозь одежду когти. Едва мальчик успел вытащить из-под жилета послание, сокол с хлопком исчез, видно, чакры почти не оставалось. Мадара осмотрел руку, досадуя, что не взял перчатку. На коже выступили кровавые капельки.

От ладони Хаширамы пошел зеленоватый свет. Не говоря ни слова, Сенджу перехватил его руку и залечил царапины.

Белка насмешливо цвиркнула, покосилась подозрительно на мурлыкающего ниннеко, но спустилась с дерева, демонстративно игнорируя кота, прошла мимо. Мадаре тоже достался настороженный взгляд, отчего мальчик испытал острое желание потискать пушистого гонца. Кажется, его мысли были слишком хорошо читаемы: белка торопливо прыгнула на руки к Хашираме, скинула свиток и ушла в свой мир.

— Не думаю, что нам стоит распечатывать послания, — справился с любопытством Учиха. — Приготовим пока что-нибудь?

***

Воздух словно загустел, его никак не удавалось протолкнуть в лёгкие. На тело навалилась тяжесть, прибивая к полу. Ощущение длилось всего несколько мгновений, но и этого хватило, чтобы перед глазами всё поплыло. Поджившие раны полыхнули болью. Наконец удалось нормально вдохнуть. Прикосновение горячих рук. Его осторожно подняли, не давая завалиться, прислонили к себе. Огненная чакра окутывает тело, рождая противоречивые желания. Вбитые годами тренировок рефлексы требуют хотя бы впиться зубами, раз не выходит драться иначе. А что-то глубинное побуждает прижаться, в странной уверенности, что не оттолкнут, обнимут в ответ. Потому как при таком тесном контакте особенно ярко чувствовалось родство.

— Может быть, уже хватит брыкаться? — словно в издевку его обняли.— Я не причиню тебе вреда.

— Опять? — вошедшего в комнату не видно из такого положения, но Сора узнает по голосу. Ирьенин. — Где была эта прыть, когда попался!

При воспоминании о сделанной глупости хочется взвыть. Перед глазами, наконец, перестало плыть и можно разглядеть лицо, так похожее на собственное. Ещё одно доказательство отцовской неосторожности.

На постель перенесли как маленького.

“Надеюсь, им весело”,— Сора с тоской припомнил услышанную в детстве легенду, что когда Ками хотят повеселиться, они исполняют желание смертного. Ребенком, Сенджу мечтал о брате. Младшем, раз уж повезло появиться первым. Но потом родились сёстры, а затем гибель родителей окончательно сделала желание несбыточным. Как оказалось, оно давно сбылось.

Синдзи ухаживал за ним, как будто действительно был братом не только по крови.

Бинты осторожно разматали. Теперь можно оценить работу ирьенина: за столь короткий срок мало кто смог бы сделать больше. Вокруг ладоней медика сформировалось зеленоватое свечение. Довольно слабое, но стабильное.

Раны выглядят получше, их даже оставляют открытыми. Пальцы шевелятся, но ещё тяжело слушаются, о складывании печатей пока и думать нечего. Зато уже можно сказать, что не покалечили. Синдзи обменивается с ирьенином быстрым взглядом, чуть кивает, словно получив ответ, выскальзывает из комнаты.

— Сенджу, я, конечно, знаю, что в упертости вас превосходят разве что Узумаки, но начни, наконец, думать! По голове ж тебя не били! — от неожиданности Сора даже забыл, что нельзя смотреть Учиха в глаза. Обычно ирьенин ограничивался несколькими короткими фразами относительно лечения. — Завтра мы покидаем поместье, ты будешь передан своим соклановцам.

Подобное заявление заставило вздрогнуть. Учиха нельзя верить. Слишком много между их кланами крови пролито.

— Потом можешь забыть о нас как о страшном сне, но прояви сейчас хоть немного благоразумия. — Закат окрасил лицо собеседника красноватым цветом. — В твоем состоянии даже простая демонстрация ки вредит, не говоря уже о более серьезных методах воздействия. Терпение Синдзи не безгранично.

Учиха. Те, кто убили родителей. Те, кто теперь выхаживали его. Сквозь привычную ненависть пробивалось осознание, что среди носителей шарингана наверняка найдется немало тех, чьих близких убили его родные. И себе можно признаться: на месте Синдзи, сорвался бы быстрее, и только лишь демонстрацией ки могло не ограничиться.

Вернулся то ли надсмотрщик, то ли сиделка с груженым подносом в руках. Чайник с чашкой, прикрытые мисочки.

— Надеюсь, ты хоть сейчас поешь нормально, — так и не представившийся медик, покинул комнату.

Пристроив ношу рядом с постелью, Синдзи наполнил чашку темным, терпко пахнущим отваром. Запах знаком - один из укрепляющих сборов. На языке оседает приятная горчинка. Удерживать емкость несколько неудобно, но это мелочи - скоро подвижность вернётся в полной мере.

Небольшой кусочек тушеного мяса оказался прямо возле губ.

Лицо начало гореть. Конечно, сейчас будет тяжело удержать палочки и есть аккуратно, но это уже перебор!

— Ты можешь ими пользоваться, не сомневаюсь. Но мне совсем не хочется узнать, насколько сильно они вонзятся в меня же, если будут напитаны чакрой. — Кажется, подобное положение смутило и Учиха, вот только отступать он не собирался.

Сора вздохнул, признавая обоснованность опасений. Сам виноват. Нечего было так брыкаться. Стоит отдать должное, приготовлено вкусно. Никаких посторонних добавок не чувствовалось, силы понадобятся в любом случае. А если вести себя спокойно, как знать, может, получится выведать, что происходит в мире.

Вот только воплотить это желание не вышло. Навалившаяся сонливость оказалась сильнее.

Осторожное прикосновение вернуло в реальность. Судя по тому, что вокруг уже совсем темно и тихо, наступила ночь. Учиха сидел рядом. Выражение его лица сложно разобрать, но почему-то поселилась уверенность, что он встревожен.

— Я могу использовать гендзюцу и погрузить в сон без сновидений, но проблему это не решит. Только загонит глубже в подсознание.

Сон. Что именно привиделось, Сора сказать бы затруднился. Что-то пугающее, мутное, наполненное ощущением беспомощности и боли. Бледная кожа Синдзи словно светилась в темноте. Учиха налил в чашку пахнущий мятой успокаивающий сбор, чакрой подогрел его до теплого состояния.

— Нужно просто пережить. — Вздохнул Сенджу, разозлившись сам на себя. Шиноби, а с каким-то сном совладать не мог. От осознания того, что чай уже был готов, хотелось провалиться хоть обратно в подвал. Учиха знал, кошмары будут, и озаботился заранее.