Страница 38 из 39
— Вау, – уголки губ Эстер ползут вверх; её бледное лицо озаряет фальшивая улыбка. — А я уж думала, что ты сегодня осталась дома. Ты, видимо, хорошая девочка, раз уроки не прогуливаешь?
Их разделяют всего лишь несколько метров, но преодолевать их Эверт не спешила; девушка наслаждалась испугом, чётко очерчённым на миленьком лице Сильвии.
— Хватит, – дрожащим голосом, что ломался от подступающих к горлу слёз, говорит она.
Светловолосая неудовлетворённо морщится, делая вид, что не расслышала.
— Чего-чего? Повтори.
Колдер, словно взвешивая все «за» и «против», произносит уже внятней:
— Прекрати это всё.
Эстер делает несколько неспешных шагов вперёд, наблюдая за тем, как собеседница в страхе отступает назад.
— Когда я просила вас прекратить, никто не послушал, – пожала плечами Эверт.
Перезарядка.
Сильвия вздрагивает, но остаётся стоять на месте с высоко поднятой головой.
— Но ты не просила.
Серые глаза прожигают её ненавидящим взглядом.
— Никогда, – осмеливается добавить Колдер.
— Да? – поддельное удивление. — В любом случае, уже поздно.
Эстер наводит на неё ружьё.
— Ты будешь гореть в аду за всё, что сделала, – с отвращением выплёвывает Сильвия. Её глаза слезятся, а руки расслаблены. Под столом кто-то всхлипывает. — За всех детей, которых убила. За все судьбы, которые сломала, – и, вместо того, чтоб отпрянуть, девушка подступает к дулу. — За всю боль, которую причинила. Ты же убила не только этих трёх, да?
Палец на спуске.
— Я знаю, ты убила куда больше. Что они сделали? Что тебе сделал каждый из них? – громкость и сила её голоса нарастает. — В чём они виноваты перед тобой, а, Эверт?
Она уязвима – распростёрта прямо перед ней, открыта для смертельных ран. Сама полезла на рожон, сама позволила убить себя. Но она говорит, говорит дальше и больше, а от её слов воздух будто электризуется и бьёт лёгкими разрядами по барабанным перепонкам. Она говорит, и ей хочется дослушать её перед тем, как пустить пулю в череп.
— Потому что мы все были правы, – продолжает Сильвия. — Ты – чудовище, – дрожь, – и ты заплатишь за всё то, что совершила. Давай, – подходит вплотную, готовая принять неизбежное. — Убей меня. Убей меня и сгори в аду.
Желание вцепиться в её глотку зубами и растерзать в клочья вспыхивает неожиданно. Хочется вырвать ей сердце, проломить грудную клетку и услышать, как она воет, хочется сожрать его на её же глазах, хочется клыками вырвать плоть из её горла, намотать голосовые связки на кулак, хочется, хочется, хочется…
— Я не верю в ад, – выдавливает из себя Эстер, готовая произвести выстрел, но истошный вопль, донёсшийся откуда-то снизу, отвлекает её.
— СИЛЬВИЯ!
Женева Сноудон выползает из-под стола.
Выстрел.
— Женева! – отчаянно кричит Колдер, бросаясь к ней – к девушке, рухнувшей на землю. К девушке, чей лоб пробила пуля.
Голос рыдающей на полу Сильвии наполняется немыслимой болью – трясясь на ковре, постепенно впитывавшем в себя жидкость, она подползает к ней и обнимает тело умирающей подруги. Вымазывается в её крови. Обнимает за плечи и дрожит, задыхается, вновь и вновь повторяет её имя и просит проснуться. Колдер не обращает внимания на то, что у её виска – холодная сталь. Она не поднимает головы, когда Эстер отбрасывает в сторону разряженный дробовик, не реагирует, когда Эверт молча заполняет обойму. Из её глаз продолжают литься горькие слёзы, кровь мёртвой Женевы продолжает расползаться багровым пятном по полу.
— Приятно видеть, как ты страдаешь, – слабо ухмыляется девушка.
Сильвия бормочет что-то под нос, а палец уже лежит на спусковом крючке. Сильвия как по щелчку перестаёт рыдать.
Шея Сильвии расслабляется и наклоняется в сторону, когда голова падает набок после прогремевшего в воздухе выстрела.
Сильвия Колдер уже мертва, когда за окном раздаётся визг шин.
Пятнадцать.
(«временималомаломалоБЫСТРЕЕ»)
Эстер прекрасно понимает, что больше никогда не выйдет за пределы библиотеки. Она поняла это ещё неделю назад, когда собирала бомбу из кусков водопроводной трубы и взрывчатки.
(«раньше»)
Со вздохом девушка обходит очередной шкаф. Рукой проводит по корешкам книг, пальцами касается полок и смотрит под ноги.
«Мы подошли к концу».
Тоскливо.
Эверт направляется туда, где заметила Сесилию Аллен.
Пряталась она не слишком надёжно. 10:04 AM
«Нужно было поверить ей. Нужно было не приходить».
Лесли, прижимаясь к стене, скрытой за горой рассортированных по полкам книг, смотрела в пустоту. Всё это время она, как и большинство, молчала, содрогаясь при каждом новом хлопке. Девушка, кажется, уже смирилась с тем, что её жизнь оборвётся здесь, в грёбаной школе, которую она ненавидела всеми фибрами своей души.
Она не задыхалась от истерики и не билась в конвульсиях, не тряслась в припадке. Будто бы ей вообще плевать на происходящее: на ловушку, в которой она оказалась, на свои последние минуты, на трупы людей, с которыми она не была знакома.
«А, может, они это заслужили».
Лесли сидела неподвижно, просто дожидаясь конца. Сознание отказывалось принимать, что, вероятнее всего, скоро прекратит свою работу, совсем как разряженный аккумулятор. Ожидая там, Вест, наверное, переосмыслила всю свою жизнь.
Чашка с зелёным чаем, который она в спешке не допила утром, до сих пор стоит на столе в кухне. Недочитанный «Процесс» Кафки валяется где-то в комнате, и она даже не помнит, положила ли закладку между пятьдесят шестой и пятьдесят седьмой страницами.
Когда раздаётся очередной выстрел и падает очередное тело, а Эстер приближается к её шкафу, Лесли закрывает уши руками и отпускает голову.
Утром она нагрубила матери. Причина конфликта? Уже не помнит. Не то что нагрубила – прикрикнула. Наверняка – абсолютная мелочь, но будет очень досадно, если последнее воспоминание её мамы о ней будет именно таким.
Хотелось бы ей извиниться.
Пальцы обеих рук смыкаются замком вокруг шеи. Лоб упирается в колено. Пустота в грудной клетке начинает болеть.
Вчера Вест ударила младшего брата за то, что тот взял её маркеры без спроса. Нужны ли были они ей? Она не пользовалась ими уже несколько месяцев, но они всё равно постоянно где-то валялись – на столе, на полу или возле многочисленных блокнотов. Наверное, Лесли была ужасной сестрой.
«Мне так жаль».
Высокий голос какой-то девчонки, которую, вроде, звали Сесилия, режет слух. Ей, по всей видимости, тоже не удаётся сдержать эмоций, потому что интонация меняется по мере того, как она говорит. Ничего нестандартного для данной ситуации, что-то типа: «пожалуйста, отпусти, я буду хорошей девочкой, никогда никого не обижу и в жизни не причиню вреда, да, я знаю, что натворила много херни и издевалась над тобой вместе с другими, но ты меня всё равно отпусти».
Как
же
тупо.
От безысходности девушка ухмыляется. Она не знала, почему не испытывала дикого страха, как все другие, почему не тряслась за свою шкуру. Может, ей всего-навсего не верилось, что всё может оборваться просто так, не укладывалось в голове. Может, ей самой хотелось умереть.
Выстрел. Теперь Сесилия молчит.
Интересно, пострадал ли кто-то от взрыва на первом этаже? Минуты тянутся слишком долго.
Второй выстрел. Вест начинает волноваться.
Ещё неделю назад она поставила перед собой цель подтянуть оценки. Неужели жизнь была скучна аж настолько?