Страница 14 из 39
На её возглас никто не отозвался, потому, со спокойной душой, девушка могла во всеуслышание размышлять о том, как её всё раздражает и как сильно надоело. Удивительно. Ещё полчаса назад, разговаривая с Эриком, Эстер чувствовала себя вполне счастливой, а, едва переступив порог дома, внезапно возненавидела всех и вся. Ей предстояло провести три дня взаперти – может, она ещё и получит по щам от отца за драку – и из-за этого хотелось кричать. Эстер ненавидела скуку, ненавидела тишину, ненавидела оставаться наедине со своими мыслями; она могла даже убить себя, просто так, от нечего делать. Когда звуки вокруг стихают, голоса внутри разговаривают громче. Их слишком много, справиться тяжело. Каждый размышляет о смерти. Один – о её последствиях и о том, что ждёт по ту сторону, другой – о её значении и боли, которую она приносит в мир, третий же просто паникует и орёт, в то время, как четвёртый апатично произносит: «Это всё не имеет значения. Ничего не имеет значения».
Если бы можно было кинуть в себя кирпичом с целью заткнуть, Эстер бы это сделала. Что угодно, лишь бы не слышать этих моральных уродов.
«Мы-то моральные уроды?» – возмущается один из них. «На себя посмотри, истеричка слабохарактерная».
«Вообще-то, если не эта истеричка, тебя сейчас бы здесь не было, прояви уважение».
«Заткнитесь оба».
— Все заткнитесь, или я прострелю себе голову, – поднимаясь по лестнице, парировала Эверт.
Они существовали столько, сколько Эстер себя помнит. Они всегда были с ней рядом, где-то в подкорке мозга, на задворках сознания – когда плохо и тяжело, когда больно, весело или хорошо, голоса говорили постоянно. Комментировали ситуации, раздавали советы, командовали и даже пытались манипулировать ею. Как данность. Было довольно странно осознавать, что так не у всех; особенно в детстве, когда Эстер только начинала познавать окружающий мир. «Что говорят твои голоса?» – вопрос, который она задавала буквально каждой своей подружке. Девочки воспринимали это, как игру, что-то выдумывали, называли их человеческими именами и рассказывали, с какой интонацией они произносят слова. Эверт сразу понимала, что они притворялись, потому что у настоящих голосов нет ни интонации, ни людских имён. Как нечто безоттеночное, они ровной строкой пробегали внутри головы, но при этом, когда нужно, умели кричать. Так было всегда. И будет.
«Вплоть до твоей смерти!»
Громко захлопнув за собой дверь, светловолосая принялась выискивать домашнюю одежду. Девушка помнила, что штаны забросила под кровать, а широкую бесформенную футболку – на спинку стула. Всё почти так, вот только футболка упала на пол и провалялась там весь день, как тряпка.
Справившись с переодеванием, Эверт села на ковёр. Со вздохом почесала затылок, снова глянула на часы; прошло всего двадцать минут. Медленно опустилась, легла, сложила руки на груди. Закрыла глаза.
Вдох-выдох.
«Что ты будешь делать, если к утру потеряешь зрение?» – внезапно раздаётся внутри черепной коробки. Эстер не задумывается над этим, в упор игнорируя услышанное.
Вдох.
«Наверное, это тяжело. Жить в сплошной темноте… Кромешный мрак и ужас. Ты ослепнешь и смерть станет ближе. Ты никогда не сможешь видеть привычные вещи, не сможешь читать книги или отправлять сообщения. Всё на ощупь… Интересно, как скоро ты начнёшь забывать лица? Лицо папы, например? Никогда не увидишь, как он улыбается».
Выдох.
«Как скоро ты забудешь Эрика?»
Вдох.
«Тебе нравится на него смотреть, не так ли? У него красивое лицо и очень выразительные глаза. Правда. Синие, как глыбы льда, или как океаническая вода. Такой живой взгляд… А что произойдёт с твоими? Они помутнеют. Станут отвратительно-белыми. Мерзость».
Выдох.
«Мерзостьмерзостьмерзостьнаощупьмерзостьбеспомощная».
«А что, если я уже ослепла?» – раздаётся её собственный голос. Выудить саму себя из этой адской смеси бывает крайне трудно. Из-за гула других не слышно её. Невероятно сложно думать.
В сердце зарождается страх, и, понемногу, начинает испепелять грудную клетку изнутри, сковывая дыхание. Становится трудно открыть глаза.
(«чтоеслияправдаослеплачтоесличтоесличтоесли»)
Ресницы подрагивают, Эстер еле дышит.
(«чтоесличтоесличтоесли»)
«Открой глаза» – слышится ей. «Просто открой и всё будет в порядке».
— Я не могу видеть?
Темнота будто засасывает в воронку и девушка надавливает на веки; под ними вырисовываются узоры: круги, спирали, завитки и точки. Все расплываются и исчезают, а потом образуют новые.
«Открой».
Мысль о слепоте въедается в голову так сильно, что начинает казаться, будто глаз у неё нет вовсе и ей нечего открыть. Веки нависают тяжёлым грузом.
«О т к р о й».
Зелёные глаза распахиваются и Эстер мгновением садится на полу. Воздуха в лёгких не хватает катастрофически, и девушка начинает понимать, что всё это время не дышала. Не знала, сколько, но знала, почему.
Комната вокруг плывёт. Фигуры, увиденные ею в темноте, живо переносятся на окружающий мир. Пальцы зарываются в светлые волосы.
«К а к о г о ч ё р т а».
Она сидит так ещё несколько секунд, после чего встаёт и садится на стул. На нём отъезжает назад; в тишине колёсики шумят непривычно громко. Ноги закидывает на убранный стол, расслабляет шею, смотрит в потолок. Всё резко смолкло – и голоса, и она сама. Единственное, что осталось – сердцебиение.
— Я так больше не могу, – медленно, растягивая слова, говорит та; ноги уже на полу, рука включает компьютер. Загрузка, закладки, «саундклауд», регулировка громкости на колонках.
Музыка из её плейлиста осточертела. Ужасно хотелось чего-то нового, но искать было банально лень (Эстер называла это отсутствием энергии), потому свой выбор девушка остановила на заслушанной до дыр «bubblegum bitch» в исполнении Марины Диамандис. Этот трек, почему-то, ассоциировался с драмой «The Crush» 1993-го года.
Если говорить о фильмах, смотрела она в основном то, что было снято в девяностых. «Бестолковые», «Дневник Баскетболиста», «Плакса», «Увлечение» – всё это она пересмотрела раза три, как минимум. Конечно, среди массы фильмов Эстер имела и свой любимый, носивший название «Общество мёртвых поэтов». Она обожала «Твин Пикс» и первые сезоны «Секретных материалов», залипала на «Альфа» и «Сабрину – маленькую ведьму», видела всех «Друзей» и триста (считала) эпизодов «Симпсонов»; плюс ко всему, около года назад она купила два блокнота, на одном из которых были изображены героини мультсериала «Дарья», Дарья Моргендоффер и Джейн Лейн, и персонажи «Бивиса и Баттхеда» на другом. Эрик часто стебал её насчёт этого и говорил, что психологический возраст Эстер явно составляет не меньше сорока, хотя сам увлекался тем же, а в топ-3 лучших, по его мнению, кинолент входят «Леон» девяносто четвёртого года и «Бойцовский клуб» девяносто девятого.
Со скучающим видом Эверт несколько раз щёлкнула мышкой, пролистав пару треков. Когда из колонок полился мотив «Come as you are», девушка довольно ухмыльнулась. Пальцами она стала постукивать по столу в такт песне и изредка кивать головой. Все лишние мысли как по команде растворились, не осталось ничего, кроме текста песни. Глаза бегло осматривали стол; чёрные и синие ручки, карандаши, фломастеры… Чего-то явно не хватает.
«Тебя что, Эрик укусил? Становишься такой же отбитой перфекционисткой».
Точно.
Она вспомнила, что пару дней назад папа попросил у неё несколько цветных гелевых ручек. Эверт понятия не имела, для чего; более того, ей было сложно представить своего отца, пишушего яркими ручками, одна из которых, кстати, с блёсточками и пахнет апельсином. Все имеют право на личные тайны, но вот это уже подозрительно.
— А обещал, что вернёт вчера, – вздохнула та и нехотя поднялась со стула.
Ей не часто разрешалось заходить в комнату отца, но этот случай – экстренный. Исключение из правила, сегодня можно пренебречь.
Лениво прошагав вдоль коридора, она подошла к двери и открыла её. Вроде бы, ничего сомнительного, но это только на первый взгляд. Копаться в чужих вещах у неё желания не было, ей всего лишь хотелось вернуть свои ручки обратно (зачем, кстати?). Первые три Эстер заметила на столе – красная, зелёная и синяя; они валялись в куче бумаг. Папа и вправду ими пользовался – в записях выделил некоторые слова зелёным, числа подчеркнул синим и нарисовал красные стрелки, тянувшиеся от одного пункта к другому. Была и парочка оранжевых пометок, но их девушка особо не рассматривала.