КРОВЬ СО ЛЬДОМ

Скарлетт расплывается в широкой улыбке слишком внезапно:

— Блёф.

— С чего бы? – Марго морщит лоб.

Гилл выдаёт:

— Ты никогда не умела лгать.

Скарлетт хватает её за волосы.

Она бьёт Марго головой об тумбочку несколько раз подряд. Сдавленный стон – на поверхности немного крови.

Гилл рывком толкает девушку на пол, наваливаясь сверху, но получает кулаком в челюсть. Задыхаясь от боли, тянет Бейсингер назад, пока из глаз – искры.

Марго с грохотом падает обратно, а Скарлетт подхватывает очередную вычурную статуэтку Баркера.

Вау. Прямо как с Брендой.

Бронза бьёт ей по виску – не слишком яростно для того, чтоб убить, но достаточно, чтобы вырубить.

Когда Марго перестаёт двигаться, Гилл замирает. Смотрит на бессознательное тело широко раскрытыми синими глазами, выжидая, затаив дыхание. Может, очнётся?

В челюсти – не то вывих, не то растяжение: она явно не может встать на место, болит как не в себя. Чёрт.

Гилл расслабляется, сидя сверху на поверженной Бейсингер:

— Какая же ты, блять, дура, – она потирает челюсть. — Смотреть на тебя противно, долбоёбка наивная.

Она закатывает глаза, продолжая говорить с самой собой. Деловито упирается рукой в собственный бок. Лениво набирает номер Ричарда.

— Да? – короткая апатичная фраза глушит её самоуверенность. Она обходит валяющуюся на полу подругу, вышагивая к панорамному окну.

— Если быть краткой, то спасибо за то, что у тебя везде стоят эти уродские бессмысленные статуэтки.

Тяжёлый вздох.

— Ты снова звонишь, чтоб меня унизить? – она не может знать, но на сто процентов уверена: сейчас он вздёрнул обе брови.

— Нет, сейчас нет. Мне нужно, чтоб ты приехал. Срочно.

Опуская взгляд вниз, Гилл видит, как по оживлённой дороге снуют сотни пешеходов и проезжают столько же автомобилей. Деревья отбрасывают длинные тени.

— Извини, но я сейчас в больнице.

Скарлетт скривила лицо, изобразив на нём отвращение и продолжив всматриваться в улицу:

— Мне плевать.

Рик вздыхает вновь:

— Мне плохо. Физически.

Гилл протягивает, всё ещё не понимая, в чём проблема:

— Эм-м… Мне плевать?

Скарлетт скучающе разглядывает свои ногти, пока солнце выходит из-за облаков.

— Послушай, пожалуйста…

— Это ты, блять, послушай, кретин. В твоей квартире находится моя подруга. Без сознания, – раздражённо выплёвывает она.

— Стой, что… Кто… Какого хера? Ты подружек, блять, водишь в мой дом? Пока я по клиникам мотаюсь, по твоей же милости?

— Она знает.

Тянущееся молчание не звучит неожиданным. Баркер, кажись, понял в миг.

— Что именно она знает?

— Марго знает, что мы – «мельбурнские потрошители». Она рассказала Блэр. И ей, похоже, поверили.

Тишина долгая. Только собственное дыхание и слабое биение сердца, только пульсация в горле.

— Скоро буду.

Его «скоро» длится пару-тройку часов, за которые Гилл успела отыскать остатки широкой клейкой ленты и обездвижить не приходящую в себя Бейсингер с кровоподтёком на виске. В какой-то момент Скарлетт одолевают сомнения: не перестаралась ли она, убив её непреднамеренно? В пентхаусе, где на этажах ниже – повышенная система безопасности, явно не стоит сводить счёты с чьей-либо жизнью.

Да, теперь ей предстоит вывезти это тело за черту мегаполиса с самого его центра. Да, задачка не из лёгких.

— Каким хером ты собираешься её отсюда выволакивать? – возмущённо отозвался Баркер, похудевший и куда более бледный, чем обычно. Его потресканные губы кривятся, а чёрные глаза, обрамлённые тёмными кругами, кажутся ещё большими.

Рассказ явно произвёл на него впечатление, под которым он находится до сих пор.

Скарлетт, слабо ухмыльнувшись, поморщилась:

— Мне нужен самый большой чемодан, который есть в твоём гардеробе.

(«господи, какой же хуйнёй я занимаюсь»)

Он трёт глаза, ощущая, как голод раздирает стенки желудка. Есть тяжёлую пищу ему пока не рекомендовано, а утренний шоколад уже успел расщепиться. Рик швыряет ключи на стеклянный стол.

— Вывезти живого человека в ебучем чемодане, – всё ещё не веря в то, что у них правда получилось, он закрывает лицо ладонями. — Ты просто мисс сообразительность, Скарлетт.

— Да, я, – она самодовольно грызёт яблоко, будто бы над ним насмехаясь. Опирается на стену.

— Что ты хочешь с ней сделать? – вымученно уточняет Баркер.

Она в ответ пожимает плечами:

— Убить. Порезать на куски. Может, пустить на фарш. Пока не знаю, но целой она точно отсюда не выйдет, – простодушно засмеялась Гилл.

(«надейся»)

— Что за дура? – Скарлетт продолжает свой монолог. — Она правда думала, что может перехитрить меня?

Он видит: Гилл безвозвратно сходит с ума. Её мимика меняется за считанные секунды, от глубоко поражённой до обозлённой на весь мир, от отчаянной до напуганной, от… Гримасы сменяют одна другую так стремительно, что в нём даже зарождается страх, бессмысленный по своей сути. Он лишь ввергается в шок, понимая, что сейчас с ней происходит нечто необратимое. То, что своими силами ему не остановить.

Величие, до удушливого смеха безумное, овладевает её речью. Чувство собственного превосходства, похоже, скоро окончательно затмит остатки рассудка.

— Да, – разочарованно соглашается Баркер, отдавая Гилл ключи от подвала. — Конечно.

Затащить тело, спустить, оставить. Во власти Гилл? Обдолбаться, запутать мысли, вскрыть спиртное. Что с ними будет?

— Ты разве не собиралась убить Марго? – будто ненароком интересуется он, направляясь к сейфу с мешками кокаина и наполненными травой зип-локами.

— Подожду, пока очнётся, – ослепительно улыбается Скарлетт, листая новый «Кинфолк».

Баркер понимающе кивает:

— Естественно.

Выравнить дороги картой на стекле, перед этим заперевшись в ванной второго этажа, скрутить стодолларовую купюру. Что с ними будет?

Если всё, сказанное Марго – правда, в таком случае их уже должна искать полиция. Только под вопросом: поверят ли полицейские в то, что дети богатейших и статуснейших людей страны могли оказаться ввязанными в преступление такого масштаба? Поверят ли они, когда единственное доказательство вины – несколько клочков бумаги с какими-то никчёмными рисунками? Что с ними будет?

Зрачок режет радужку – он видит это расплывчато, когда поднимает голову к навесному зеркалу. Боязнь, так надоедливо грызшая сердце, наконец отступает. Сейчас ему безразлично.

Три дороги по шестьдесят миллиграмм. Четыре, пять, шесть, восемь…

Успокоение, снизошедшее на него так неожиданно, бьётся вдребезги. Голод, сверливший внутри дыры, теперь отступает, когда в голову бьют сотни навязчивых образов. Горечь, вскипавшая в крови, стала рассасываться… Только эйфория в его мозг словно бы вмонтированная.

Впрочем, не так важно. Ему бы было тяжело пережить ещё одну смерть в полном сознании, в неизменённом состоянии психики, и… Чёрт.

Девять. Руки охватывает лёгкая дрожь, но остановиться Рик уже не в силах. В голове – старая, затёртая плёнка: тут играет с её волосами, здесь – вплетает в них маргаритки в сотнях метров от Двенадцати Апостолов, после этого – наблюдает, как она маскируется под слоями макияжа, тут — он демонстрирует фильм, посвящённый его мёртвой дочери,