Страница 61 из 90
— Это комплимент или попытка придраться? – Гилл уточнила с лёгкой ухмылкой на бледно-розовых губах.
— И то, и другое, считай, – он рассматривал своё отражение, затем оглядывая кисти с палетками, лежавшими на столе.
— Скорее да, чем нет, – вздохнула та, снимая колпачок с какой-то продолговатой чёрной штуки. — У тебя с этим какие-то проблемы? – хохотнула Скарлетт тогда, не отрывая взгляда от зеркала.
— Никаких, просто это грустно.
— Грустно то, что я оберегаю тебя от сердечного приступа? – вскинула ещё не накрашенную бровь.
— Тебя послушай, так ты оберегаешь меня от всего на свете. Нет. Я о том, что ты зачем-то рисуешь себе новое лицо каждое утро.
— Маскирую недостатки, – Гилл пожала плечами.
— Твои несовершенства отличают тебя от других, даже мелкие. В этом весь смысл.
Он, конечно же, не собирался переубеждать её, говоря о том, что Скарлетт – одна из самых красивых девушек, встречавшихся в его жизни и бла-бла-бла, ведь прекрасно понимал, что красота – наиболее субъективная вещь, которая только может существовать, да и самооценку её повышать не хотелось (пускай она высокая и заслуженно). Лезть со своим мнением туда, куда не просили – почти что жизненное кредо.
— Несовершенства, знаешь ли, не самая приятная вещь.
— Искусственная привлекательность – не самая приятная вещь.
Зачем-то улавливает каждое её движение, от коротких ресниц и до кончиков пальцев. Своеобразная эстетика.
— Не приставай, – Скарлетт тихо засмеялась, взяв в руки тушь.
— Нет, серьёзно: зачем? – Баркер вскинул обе брови вверх. — Тебе правда кажется, что замазывать свою… индивидуальность, – он в упор не хотел выговаривать ни один из синонимов к слову «красота», чтоб не прозвучать озабоченным маньяком. — Вот этим? Господи, да что за названия, блять, – скривился Рик. — Нельзя просто назвать, типа: «Хуйня для глаз», «Хуйня для того, что под глазами», «Хуйня для того, что над глазами», чтоб всем было понятно?
— Из тебя был бы отличный маркетолог, мне уже захотелось купить твою «Хуйню для глаз», – нахмурилась Скарлетт.
— Это торговое название, – с серьёзным лицом объявил Баркер. — Купите нашу «Хуйню для глаз» всего за сотню долларов и получите по ебалу в подарок.
Ричард берёт две квадратные коробочки, на крышке одной – логотип «Живанши».
— А это что?
Гилл закатывает глаза:
— Это, – объясняет она, указывая на правую, — бронзер. Вторая штука – скульптор.
— И в чём разница? – он вертит пудреницы в руках.
— Бронзер даёт оттенок загара, а скульптором прорисовывают тени.
— Нахуя тебе их прорисовывать, если можно просто встать под деревом?
— Господи, – тяжело выдохнула Скарлетт. — Иди отсюда, или я сейчас в тебя чем-нибудь запущу.
Рик засмеялся.
— Можно я напишу на твоей тоналке «Хуйня для лица»?
— Нет, нельзя.
— Маркером.
— Нет.
— Ну пожалуйста…
Гилл схватилась за тяжёлую статуэтку.
— Всё равно не ударишь.
— Хочешь проверить? – она с вызовом изогнула бровь, замахиваясь.
— Хорошо-хорошо, – Рик выставил обе руки вперёд, не прекращая смеяться.
— Я понимаю, что ты жить без меня не можешь, но оставь меня на пару минут, мне нужно закончить…
— Смой.
Статуэтка в руке Скарлетт медленно опустилась.
— Чего? – озадаченно переспросила та.
— Смой всю эту штукатурку и я отстану, – Баркер посерьёзнел.
— Стоп, – нервно хохотнула Гилл. — Хочешь сказать, что тебе будет вполне нормально, если я перестану… Да?
— Ну… – Рик поморщился. — Да.
— И у тебя даже когнитивного диссонанса не произойдёт? Ничего не отвалится, планеты не взорвутся?
— Да с чего бы?
— Ты раньше сказать не мог, отряд, блять, быстрого реагирования?
Боль в руке быстро проходит. Рик, выныривая из пучины воспоминаний, вгрызается в яблоко.
Телевизор они не включают, ведь репортажи про «пойманного мельбурнского потрошителя» звучат отовсюду, на некоторых каналах – несколько раз в день. Копов на улицах стало заметно меньше. В глубине души происходящему Баркер был рад, хоть и вслух об этом не говорил. Его даже не интересует, как невиновного смогли упечь за решётку, которому теперь явно светит не одно пожизненное. Скарлетт всё ещё оскорблена, а от бросков пультом в плазму её сдерживает исключительно он сам.
Начальная стадия их отношений сейчас выглядит смешной. Кажется, во всём этом не было острой необходимости: попытки казаться лучше, чем ты есть, вечная борьба за своеобразное лидерство и потуги подавить друг друга, его пафос, стекающий по губам, и её драма, засевшая в лёгких – какая, к чёрту, разница, если теперь она обляпывается кофе на его кухне, а он, из-за дефицита железа, облизывает фольгу от шоколадки? Нет, правда?
Изначально всё должно было быть слегка не так (хотя бы потому, что Скарлетт могла оказаться мёртвой), но эта версия событий ему тоже подходила. Привязываться к живым людям не так легко, зато гораздо приятнее и в каком-то смысле – интереснее.
Странно и пугающе: всё больше времени Рик проводит дома. Тяги шляться по различным мероприятиям у него больше не наблюдается, в общем-то, как и желания обдалбываться до фракталов на стенах. Как ему и свойственно, периодами он пытается противостоять, но выходит из рук вон плохо. Естественно, от друзей приходится выслушивать за то, что он «превращается в подкаблучника и пуссибоя» и «ради какой-то тёлки» отказывается от привычного образа жизни. Только Скарлетт и сама шутя спрашивает, не заболел ли он.
(Рик чувствует себя лучше, чем когда-либо)
Он стоит в дверях её комнаты, когда она в глубокой задумчивости смотрит куда-то в стену, фокус смещая на чёрные навесные полки. Скарлетт разбавляет монохром его квартиры яркими деталями и цветами с суккулентами – единственными, пожалуй, живыми организмами, о которых может и хочет заботиться. Невероятно.
Баркер бегло осматривает преобразившееся помещение, про себя отмечая, что выглядит это всё довольно неплохо: перестановка мебели, кучи элементов декора, правильно подобранная цветовая палитра – перемены идут только на пользу.
— Мне не нравится, – внезапно выдаёт она после долгого зрительного изучения.
— Что конкретно? – прыснул Рик.
— Не знаю. Что-то не нравится, но я пока не могу понять, что именно.
— По-моему, всё замечательно, а ты просто ищешь лишний повод доебаться, – изрёк он. На самом же деле, замечательной на фоне неплохо обустроенной комнаты выглядела сама Скарлетт. Произнести это при ней идеей было бы тупой, но мысли уголовно не наказуемы, не материальны и, что более важно, защищены лучше, чем базы данных корпорации «Эппл», потому он, наверное, имел полное право так думать.
— Потому что мне никогда ничего не нравится? – гадает та, меняя вещи местами. На столе – ярко-красный блокнот со стилизованным белым кроликом, что в лапах держит часы. «Алиса в Стране чудес», ого.
— То-то же, – кивает Рик, пересекая порог комнаты, между тем продолжая следить за странным (и бесцельным, наверное) ритуалом передвигания вещей.
— Я тебя не впускала, вообще-то.
— Да я и в дверь так-то не стучал.
Баркер, подойдя, убирает механический карандаш в сторону.
— Графика, значит, – вымолвил он, начав разглядывать первый, незаконченный набросок.
— И вещи мои трогать тоже не разрешала, – она вздыхает. Он не обращает внимания.
Ему даже интересно становится, что ещё Скарлетт от него скрывала, пока листает белые страницы. Портреты, в основном: не академическая точность, но свой стиль, проглядывавшийся даже в штрихах, имелся.
— Давно этим занимаешься?
Поначалу – ничего особенного: только женские лица, изредка – кисти рук. Ближе к середине Рик находит то, что приковывает его внимание.
— Пару лет, – Скарлетт снимает со стены картину среднего размера и ставит рядом, придвигая к стене.
Как сцена из жуткого комикса, на рисунке был изображён силуэт девушки в белье, упавшей на пол. Рядом с ней – тень руки, сжимающей массивный предмет. Средней длины волосы и пустой взгляд. Вверху страницы аккуратными буквами выведено: «Пойдём, покажу тебе кое-что».